НОВАЯ МЕКСИКА

Демократія тим є добра, що при демократії не держава руйнує людину, а людина будує державу. І саму себе, і своє гідне життя, і гуманітарну ауру своєї нації.

Лина Костенко.
Гуманітарна аура нації або дефект головного дзеркала

Я не случайно взял эпиграфом к этой статье цитату из лекции Лины Костенко, прочитанной в Киево-Могилянской академии еще в 1999 году. В этой лекции великая украинская поэтесса размышляет над тем, как именно украинской нации найти свое достойное место в мире, как в условиях жесткой конкуренции между развитыми государствами превратить Украину не только в непонятную территорию между Россией и Западом, но и в достойную европейскую страну.

Американцы утверждают: демократия отличается от республики тем, что люди, облеченные властью, то есть избранные, несут значительно более высокую ответственность перед страной за ее будущее, нежели обычные граждане. Именно с этой целью граждане их и избирают. Следовательно, не просто каждый человек при демократии строит государство, а человек выбирает лучшего, который это государство должен строить. Обычные люди контролируют «строителей» с помощью институтов гражданского общества. Они, «простые люди», в демократии тоже должны хотеть строить государство, хотя их ответственность значительно меньше, чем ответственность граждан «при власти». Лина Костенко цитирует также в своем докладе Монтескье, утверждавшего: «сначала нужно быть плохим гражданином, чтобы потом стать хорошим рабом». Следовательно, в течение этих 11 лет, пожалуй, мы все были не очень хорошими гражданами. И те, кто при власти, и обычные «простые люди».

В советском тоталитарном государстве, конечно, были желавшие изменений. Но то государство жестоко расправлялось с инакомыслящими. Перестройка, начатая советской элитой, предоставила определенную свободу гражданской инициативе. Я помню первые митинги во Львове, когда людей разгоняли, натравливая на них собак, первые публикации чорновиловского «Українського вісника», первые свободные разговоры на интеллигентских кухнях. Но всех этих движений было мало для того, чтобы каким-то образом изменить государство и общество. Этого также было мало для достижения украинской независимости. Независимость опять же была добыта сверху, поскольку было желание старых коммунистических элит найти выход из тупика социалистического хозяйствования и обогатиться. По иронии судьбы они выбрали именно такой выход. Если сравнивать стартовые возможности Украины, России и Польши в начале 90-х для проведения реальных общественных изменений, можно увидеть интересные закономерности, прежде всего определяющиеся следующими факторами: наличием национальных элит, опытом создания государства и уровнем развития гражданского общества.

Россия по сути была правопреемником Советского Союза и Российской империи. Самый большой интеллектуальный потенциал был собран в Москве, русская культура оставалась чрезвычайно высокоразвитой, с ней никогда так не расправлялись, как с культурой украинской. Россияне, монополизировавшие в Союзе все контакты с Западом, были готовы к их продолжению. Я не хочу акцентировать внимание на огромных российских природных ресурсах, благодаря которым Запад всегда с интересом смотрел на Россию, поскольку их отсутствие в Украине не может быть оправданием для нашего современного состояния. Вместе с тем Россия всегда оставалась тоталитарным государством, и говорить о каких-то особых стремлениях или политической культуре ее граждан не приходится. Следовательно, уровень развития гражданского общества в России был чрезвычайно низок. После революционных преобразований
91-го Ельцин начал задумываться над формами построения нового общественного строя. То, что вышло, можно назвать олигархической монархией, совмещенной с феодализмом региональных князьков. «Круглый стол» по-русски состоял в поисках перераспределения бывшего государственного имущества. Одним из идеологов этого перераспределения был Чубайс. Идеология заключалась не только в экономических формах перераспределения, но и в создании механизмов договоренностей между разными олигархическими кланами. Именно тогда во главе российского государства стала «семья», объединившая вокруг себя людей с разнообразными политическими и экономическими интересами. Поиск баланса между ними начали искать со времен «семибанкирщины». Российские олигархи могли беспощадно воевать друг с другом. Войны между Березовским, Гусинским, Потаниным, Примаковым и прочими не прекращались, но никто из них никогда не воевал с «семьей». Даже сейчас Березовский за границей может бранить Путина, но никогда не пойдет на конфликт с Ельциным. Современные политико-олигархические группы, среди которых питерские силовики Путина, питерские рыночники Чубайса с его СПСом, лидеры «Альфы» или «Сибирского алюминия», конфликтуя между собой, играют по определенным правилам. «Семья» продолжает, изменяя конфигурацию окружения, искать баланс. Вместе с тем Путину, не вступая в конфликт с «семьей», удалось наладить отношения с Западом и начать процессы экономического реформирования. Современный политический строй России неустойчив. Российское государственное строительство держится на договоренностях между олигархическими и региональными элитами, но все же держится.

«Круглый стол» в Польше имел совсем иной характер. Польша, в отличие от Украины, никогда не переживала таких волн национального террора и уничтожения национальной элиты. Польша имела опыт построения государственности времен Пилсудского. Поляки, в отличие и от россиян, и от украинцев были значительно ближе к тому, что мы сейчас называем гражданским обществом. Польша сразу выбрала прозападный путь развития, создав по западной модели законодательный механизм четкого распределения власти. Польская культура, как и русская, на протяжении последнего столетия никогда не имела никаких ограничений в собственном развитии. Взаимопонимание в Польше, названное «круглым столом», складывалось между старой коммунистической элитой и представителями «Солидарности», которые, по сути, стояли на позициях развития западной демократии. Сегодня политическая ситуация в Польше уже совсем другая. К власти, как во многих бывших соцстранах, приходят популисты, но они уже не в силах что-либо изменить по двум причинам. Во-первых, поляки провели эффективные законодательную, административную, пенсионную, судебную и прочие реформы; во-вторых, на Польшу, как, кстати, и на Венгрию, Чехию, Словакию уже значительно больше влияют многочисленные западные инвесторы, нежели собственные политики.

Украина была и остается в самой тяжелой ситуации. Она не имела собственной элиты, поскольку все, что могло ею называться, за последние сто лет или расстреливалось, или перетягивалось в Москву. Украина не имела собственного гражданского общества, поскольку была частью русифицированного тоталитарного государства. Украина не имела собственной современной культуры, за исключением разрешенной псевдоэтнической шароварщины. Инфантильное украинское общество очень хотело дешевой вареной колбасы, но понятия не имело, что нужно сделать, чтобы она вдруг появилась. Вместе с тем, на нашей территории сохранялся мощный научно-технический, технически-интеллектуальный, промышленный и аграрный потенциал. Нас почти не знали в мире, в отличие от России, в которую мы входили. Еще мы имели трубу. Эта газовая артерия и опасность новых чернобылей делала нас заметными для европейцев. Пропустим 11 лет «державотворення». Остановимся на штрихах к портрету того государства, которое мы построили.

Итак, сегодня мы живем в одной из беднейших европейских стран, по уровню своего развития значительно уступающей почти всем соседям. Наши граждане, выехавшие на заработки, составляют чуть ли не самые большие национальные меньшинства в Португалии, Испании, Греции, Польше, Чехии, Италии. Много из них нелегально работают и в других странах, в частности в России. Нас воспринимают на Западе, как страну, в которой не только взрываются атомные станции, но и падают свои самолеты и сбивают чужие, где Президента подслушивают все, кому не лень, а он приказывает расправляться со многими, на кого «положит глаз». Западный бизнес обходит Украину как непонятную варварскую территорию, а российский чувствует себя здесь как дома, даже лучше. Наши политики постоянно разочаровывают собственных избирателей и воюют друг с другом, ища поддержки или на Западе, или в России. Мы слушаем только российскую музыку, читаем российские блокбастеры и смотрим российские сериалы. Иногда мы смотрим американские фильмы. Еще мы известные в мире наркоманы, проститутки и носители СПИДа. Фактически в современном геополитическом распределении Украина превратилась в бедную пророссийскую Мексику, намного более бедную, нежели настоящая, проамериканская. Российский бизнес приватизировал самые большие нефтеперерабатывающие заводы, цветную металлургию. Фактически решен вопрос контроля газопроводов. Активно приватизируют россияне энергетику и машиностроение. Эти процессы выглядят необратимыми, поскольку, если мы сами не в состоянии развивать собственную экономику и не в состоянии привлечь западных инвесторов, то лучше, чтобы она работала, находясь в российской собственности. Правда, Россия никогда не будет заинтересована в развитии или обогащении украинского общества и граждан. Скорее, наоборот, — бедным населением дешевле руководить, а дешевая рабочая сила требует меньших капиталовложений. Оппоненты могут заметить, что любые другие инвесторы тоже были бы заинтересованы в обнищании нашей страны. Это не совсем так, поскольку в европейском сообществе законодательно закреплены условия по обеспечению минимального уровня жизни их граждан, а страны имеют равные права. Следовательно, наша альтернатива (или безальтернативность?) выглядит максимально просто: или быть пророссийской бедной Мексикой с российской властью и российскими имиджмейкерами, которые, как в известных американских фильмах о своих южных соседях, будут ставить собственные марионеточные правительства, или быть в ЕС. Возможен, конечно, вариант, при каком Украина могла бы, постепенно приближаясь к ЕС, оставаться пока вне пределов европейского сообщества, продолжая то, что мы раньше называли многовекторной политикой и, что, на самом деле, было отсутствием внешней политики. Сегодня, после кассетного скандала, о многовекторной политике, похоже, можно на некоторое время забыть. Одновекторная экономика не предусматривает многовекторной политики. Она не предусматривает самостоятельной политики вообще.

Если мы все же заинтересованы в какой-то самостоятельной политике, то ответственность за нее должна лежать не только на первом лице, которое пытаются шантажировать и которым пытаются манипулировать все, кому не лень, но и на тех, кто, собственно, шантажирует и манипулирует — и на власти, и на оппозиции, и на бизнесе. Один мой знакомый поляк, когда кто-кто уж очень восхищается его страной, напоминает: «Польша — не Дания». Украина даже не Польша и не Россия, поэтому украинский путь может предусматривать любые нетрадиционные реформы, если их целью будет построение страны, а не сохранение себя любимого в любом кабинете на Печерске любой ценой. Украине необходима как интеллектуально сильная исполнительная власть, так и политические договоренности между олигархическими и региональными элитами, которые могли бы обеспечить стабильность в работе власти исполнительной.

Страну невозможно построить без собственной буржуазии. Буржуазия не существует без рынка, то есть без конкуренции. Россия создала эту конкуренцию вокруг «семьи», Польша — благодаря партнерству с западными (как, например, бизнесмен Кульчик) или российскими (как бизнесмен Гудзоватый) партнерами. Украина же только уничтожала собственную буржуазию. Один клан боролся с другим, и союзниками всегда были иностранные «партнеры», лишь использовавшие эту борьбу. На различных этапах конкурирующие политико-бизнесовые силы пытались создать монополию. Сперва это была монополия Лазаренко, потом — попытки монополии «Трудовой Украины», со временем — попытки монополии «социал-демократов». Все эти монополии заканчиваются однако трагически, но ничему не учат ни украинскую политическую элиту, ни тех, кто к ним стремится.

Украина не способна построить олигархическую монархию по российскому примеру. Есть маленькая надежда, что это станет возможно после следующих выборов. В состоянии ли Украина построить политическую демократию по восточноевропейскому образцу — с четким распределением власти, покажет ближайшее будущее. Но украинские «политики» так же не хотят видеть собственной и государственной перспективы, как и украинские «олигархи». Сейчас вообще сложно сказать существуют ли еще в этом коррумпированном нашими общими усилиями бедном государстве какие-то державники в достаточном количестве. Они не могут существовать в стране без национального самосознания. А его определяет культура. В последнее время мне часто приходилось цитировать митрополита Андрея Шептицкого, говорившего, что если бы ему пришлось выбирать между нацией с государственностью и без собственной культуры и между нацией с мощной культурой, но без государства, то он выбрал бы второе. Ибо нация с культурой государство построит, а нация без нее — потеряет. Это в определенной степени пророческие слова для современной Украины.

Вспомним начало 90-х. Именно тогда появились на сцене первые украинские звезды — Пономарев, Скрябин, Руслана, Повалий, Билык. Тогда мы еще иногда могли увидеть по телевидению даже Виктора Морозова или интервью с Юрием Андруховичем. Та короткая вспышка появления первых украинских звезд уже почти угасла. Даже самых популярных из них не увидишь на экранах и не услышишь по радио. Мы снова наблюдаем трагедию культурного поколения. Правда, на российских экранах можно увидеть сейчас «Океан Эльзы» или «ВВ». Только поэтому их слышно и видно в Украине. Такие себе современные «Софии Ротару».

Отсутствие собственных героев и звезд порождает отсутствие собственных ценностей. Политизация языкового и национального вопроса дает одним партиям преимущество называться украинскими, а у других это право отбирает. Монополия на патриотизм, монополия на пророссийскость или прозападность так же вредна, как и монополия в бизнесе для всех участников большой игры, лишенной смысла, под названием «украинская политика». Те, кто зарабатывает себе капитал патриотическими лозунгами, так же ничего не делают для развития культуры, как и их политические соперники. Наличие собственных «звезд» и мифов не обязательно должно быть связано с языковым вопросом. Ведь в Украине отсутствует и русскоязычная идентичная культура. Современные музыкальные телепрограммы каждое утро показывают только российские клипы. Иногда — западные. То же касается и украинского кино, театра, литературы. Я лично всегда считал, что без развития именно украиноязычной культуры нельзя построить государство. Но готов принять и другие примеры. Англоязычный «Битлз» всегда считался английской группой, английское кино и литература никогда не считались американскими и были залогом существования английской культуры и государства. Украинские рынки полностью отданы именно российскому государственному информационному и культурному влиянию. Украинские русскоязычные газеты не имеют такой возможности распространяться в России, как русские у нас. Отрасль культуры — и массовой и элитарной — регулируется законодательством. Ни одна из украинских политических сил не пропагандирует и не готовит никаких законов, которые бы реально защищали национальную культуру. Зато все зарабатывают себе на этом дешевый лицемерный авторитет, предлагая или защищать общественную мораль, которую другой рукой успешно разваливают, или «стучать» друг на друга за материальное вознаграждение. На протяжении этого года (Года Украины в России) мы окончательно превратились в культурную провинцию России, донося до массового сознания граждан главное послание — все лучшее в Москве, мы — часть России. Главное, что никто за это никак не ответит. Хотя вина власти и оппозиции в этом сплошном развале культурных и национальных ценностей абсолютно одинакова. И первые, и вторые заботятся только о том, чтобы электронные медиа предоставляли им слово, забывая, что кроме них в этом государстве живут другие люди, которые благодаря им забывают, где именно они живут.

Это национальное лицемерие, уже ставшее модой и даже нормой поведения, приводит к трагическим последствиям. Последняя катастрофа со львовским самолетом и ее политические последствия являются самым ярким свидетельством разложения всей системы власти и морали. Сперва органы регулирования полетов дают разрешения летать над людьми, местная власть тоже этого не запрещает, военные позволяют полеты без репетиций на непроверенных самолетах, заливают многовато горючего, летчики безответственно ведут себя в воздухе над головами тысяч людей. Виновны все. И председатель комиссии, который должен был бы заранее знать о состоянии нашей безопасности и обороны, и гражданские и военные ведомства, отвечавшие за эти полеты, и местная власть. Она же отрицает свою вину. Юридически я даже склонен думать, что местная власть не виновна, и что с ней хотят расправиться из политических соображений. Но с моральной точки зрения и с точки зрения здоровой человеческой логики, я не могу понять одного: неужели, зная о полетах над городом военных самолетов, мэр не мог предвидеть, что этот самолет может упасть на головы тысяч людей? Я понимаю мэра и депутатов, которые хотят его защитить, задавая вопрос «а судьи кто?», но возникает другой вопрос: «Чем подсудные лучше, чем судьи?» Они будут еще долго пытаться поменяться местами, менять судейскую мантию на арестантскую робу, пока не придет «лесник», который всех рассудит… Кто будет этим «лесником» и будет ли он украинским, что он сделает с этой страной и с этими элитами — остается вне сознания и знания самих элит.

Закончу снова цитатой из Лины Костенко: «Держава — це система, яка зберігає себе. І якщо ми держава, а отже, система, то чому ж ми дозволяємо її розвалювати?..»

P. S. «Вы знаете, — говорил мне известный львовский философ Мирослав Маринович, — живя в Украине, нельзя мыслить рационально. Даже в самые плохие времена обстоятельства всегда складывались так, что помогали нам выжить и сохранить себя».