На страже информационной границы

«Язык — это диалект, у которого есть армия и флот», — известный афоризм, авторство которого приписывают еврейско-американскому лингвисту Максу Вайнрайху. Вместе с тем, перефразируя этот афоризм, можно утверждать, что язык — пограничник информационной сферы. Погранвойска, как известно, охраняют границы каждого государства, а правоохранительные органы и спецслужбы призваны не только обеспечивать мир и покой граждан, но и стоять на страже единства страны. Вместе с тем есть еще один важный государственный институт, выполняющий те же функции — пограничную и объединительную в масштабе государства, но уже в информационной сфере. А значение последней в современном информационном мире сложно переценить. Именно упомянутые функции — главные среди тех, которые принадлежат государственному — официальному языку. Чтобы показать справедливость этого мнения, предлагаю читателям ответить на несколько вопросов.

Кем по национальности был известный на весь мир автор детективов Жорж Сименон?

Ну, конечно же, француз, скажут многие, и на самом деле ошибутся. Ведь Сименон — бельгиец, точнее — бельгийский валлон. Бельгия, как известно, делится почти пополам на нидерландоязычную Фландрию и франкоязычную Валлонию. Именно в последней родился великий французский мастер детектива. Он даже образование получил и начал трудовую деятельность как журналист в Бельгии, и лишь со временем перебрался в Париж.

А кем был по национальности не менее известный драматург и писатель Бернард Шоу, не только писавший на английском, но и в одной из лучших пьес — «Пигмалион» — среди прочего утверждавший важность знания литературного английского языка в повседневной жизни?

Но англичанин же, снова скажут многие, и снова ошибутся. Ведь Шоу был ирландцем.

А знаете, что недавнего нобелевского лауреата из Беларуси Светлану Алексиевич хочет «присвоить» Россия? И, оказывается, россияне здесь в значительной степени правы, ведь Алексиевич не только пишет книги на русском языке и издает их в Москве, но и очень слабо выделяет свою принадлежность к Беларуси в общем российском мире.

На этих примерах, которые, кстати, можно продолжать, довольно четко видно, что в условиях тесного соседства стран, где распространен, да еще и на государственно-официально-информационном уровне один и тот же язык, более сильная страна всасывает, как пылесосом, в собственное информационное поле более слабую соседку. Недаром американский нациолог Бенедикт Андерсон в известной книге «Воображаемые сообщества» констатирует, что в условиях Европы, где бывшие метрополии и колонии непосредственно соседствуют (в отличие, например, от бывших американских колоний, отделенных от метрополий Атлантическим океаном) только национальный язык, который он называет «печатным», может играть роль действенного барьера, способного помешать такому всасыванию. А «печатными» Андерсон называет национальные языки, на которых выходят СМИ. Именно национальный язык, охватывая единой сетью территорию страны, и создает единое информационное поле, в которое включаются ее жители, и с помощью которого чувствуют причастность к событиям в государстве, на территории которого живут.

Вспоминается эпизод из теленовостей начала 2014-го, когда известные события в Донбассе только назревали: на одном из пропускных пунктов украино-российской границы журналисты поинтересовались у местной русскоязычной жительницы, почему она так спешит домой в Украину от родственников из России. Ответ был очень выразительным: женщина хотела успеть на просмотр очередной серии турецкого сериала «Аси», который демонстрировал в украиноязычной озвучке одним из центральных телеканалов. Ведь до сих пор она смотрела его именно на украинском, но просмотрев одну из серий в русскоязычной озвучке поняла, что украиноязычный вариант, к которому привыкла, ей ближе, то есть «свой», «родной».

Именно национальный язык — язык государственных учреждений, газет, телевидения, кино, литературы для массового читателя, а в последнее время — и Интернета, объединяя жителей страны, одновременно отделяет ее от соседних стран (о региональных СМИ, которых может быть множество, речь сейчас не идет). Этим национальный язык предотвращает появление региональных сепаратизмов. Ведь именно в государствах, где на практике сосуществуют несколько официальных языков, равных по силе влияния на общество, да еще и локализованных в определенных регионах, и возникает угроза сепаратизма, поскольку люди в этих регионах живут собственной жизнью, часто далекой от интересов соседних. Угроза сепаратизма усиливается, когда есть сильные в культурно-информационном плане государства, которые постоянно втягивают в орбиту своего влияния одноязычные им регионы этих несколькоязычных (на государственно-национальном уровне) стран. Упомянутая Бельгия, а еще Канада, где, кроме англоязычной части, есть почти полностью франкоязычная провинция Квебек, имеющая собственные связи с бывшей метрополией Францией, — яркие тому примеры. И это еще рядом с ними нет такого агрессивного и коварного соседа, как у Украины, где имперская Россия всячески пытается заглотить нас. Но поскольку за один прием не удается, то — расколоть на части, с которыми легче справиться.

Кто-то может возразить — дескать, большинство тех же европейских стран, одноязычны и мононациональны, поэтому там все проще. Разочарую их: это далеко не так. Ведь, например, во Франции, кроме французского распространены языки корсиканский, баскский, эльзасский, бретонский, каталанский. И даже просторы южной Франции, традиционно (особенно на уровне неспециалистов) считающиеся франкоязычными, включают довольно значительное количество людей, говорящих на окситанском языке, близком к каталанскому, распространенному на северо-востоке Испании. А итальянцы говорят не просто на нескольких языках, а даже на языках нескольких, хотя и родственных, но все же отдельных языковых групп. Похожая ситуация и в Германии, где три группы диалектов отличаются между собой фактически на уровне отдельных языков. Но каждая из этих стран охватывается единой сетью общенациональных информационных коммуникаций на одном национальном языке, и эта сеть предотвращает развитие сепаратизмов (наряду с ней существуют региональные СМИ на других языках, не подменяющие общенациональные).

В Украине языковый вопрос — искусственный и инспирированный извне, ведь большинство населения фактически владеет украинским языком, а русификация преобладающей массы русскоязычных украинцев и представителей других нерусских национальностей произошла совсем недавно, только в ХХ веке. В последнее время социологические опросы четко демонстрируют, что большинство жителей страны официальным государственным языком видят один, а именно — украинский. И причиной этому является не только романтический патриотизм, на который кое-кому (особенно тем, кто имеет с «двуязычия» определенную выгоду) начхать, но и здоровый прагматизм: люди, особенно перед лицом российской агрессии, понимают, что раскол на языковой почве означает и раскол страны. А к чему это ведет, хорошо видно на примере Донбасса, который, судя по всему, подвергся разрушениям и получил непоправимые потери не только человеческие, но и в других сферах. В частности вряд ли он когда-нибудь возродится как мощный промышленный регион.

В целом же, если бы не усилия «братской» Москвы и ее здешних «помощников», то мы все давно бы уже забыли о языковом вопросе. После принятия Верховной Радой известного языкового закона, атаки на него постоянно возобновляются. Подозреваю, что, исходя из принципа, «ищи, кому выгодно», для многих функционеров этого процесса это проиcходит не бесплатно.

И вот в который раз, под предлогом тяжести для многих СМИ и других работников информационной сферы коронавирусных ограничений, возникла идея протащить через парламент интересные поправки к абсолютно другому законодательному акту («О внесении изменений в Закон Украины «О Государственном бюджете Украины на 2021 год»), сводящие на нет имплементацию языкового закона. Кампания эта удивительным образом совпала во времени с появлением «бессмертной» статьи президента РФ Путина о том, что украинцы с русскими, дескать, являются единым народом. Так, может, Украине из-за пандемии (и, напомню, в условиях российской агрессии) надо отвести от линии фронта и войска, а еще — ликвидировать пограничную службу? Какое бы это было облегчение для бюджета, а следовательно, и «благо» для нас всех! Вот только воспользовались ли бы мы этим облегчением? Ведь то же самое, только в информационной сфере, влечет за собой и отсрочку внедрения норм языкового закона. Предыдущая власть никак не могла принять этот такой нужный воюющей Украине закон и приняла его уже «под занавес», нынешняя же — вообще хочет похоронить его.

В свое время мнение аналитика Виталия Портникова о том, что в Украине даже произведения Александра Пушкина необходимо переводить на украинский, показалось мне слишком радикальным и даже экстремистским. Но события все больше подталкивают к мысли: а не был ли прав русифицированный в свое время еврей (как он сам себя определяет)? Ведь журналист абсолютно справедливо аргументирует этот тезис тем, что украинцы, независимо от этнической принадлежности, читая Пушкина должны смотреть на мир не российскими, а украинскими глазами. И именно на то, чтобы жители Украины могли смотреть на мир не российскими, а украинскими глазами, направлены нормы языкового закона, на который идет очередное наступление.

Кстати, сделанные Максимом Рыльским замечательные украинские переводы произведений упомянутого классика русской литературы действительно звучат практически не хуже оригинала.

Все статьи автора читайте здесь.