Москва — Азия — транзит…

Заявление президента Казахстана Нурсултана Назарбаева о приверженности его страны тому, чтобы большая часть, если не вся нефть, проходила именно по территории России, стало сенсацией, подхваченной мировыми массмедиа. Гиперактивность В.Путина в Центральной Азии накануне и во время энергетического саммита в Польше является отражением внутренних проблем с газодобычей в России. Беспрецедентная длительность турне за всю историю пребывания на посту президента — лишнее тому подтверждение. Центральноазиатские визиты В.Путина в версиях российских СМИ, конечно же, будут носить триумфальный характер, но вряд ли это затмит колоссальные проблемы, с которыми сталкивается «Газпром» в части обеспечения газовым ресурсом экспортных контрактов и внутреннего потребления.

Следует напомнить, что в рамках проходившего в Москве в 2006 году майского заседания комиссии газовой промышленности по разработке месторождений и использованию недр и XI Координа­ционного геологического совещания ОАО «Газпром» было сообщено, что в 2005 году компания впервые с 1993 года (!) обеспечила прирост запасов, превышающий объемы годовой добычи.

Такой продолжительный 12-летний период низких приростов запасов газа, безусловно, дает и будет давать о себе знать, даже если динамика приростов с 2005 года сохраняется положительной. Основной объем прироста запасов газа придется на следующее десятилетие. Это лишний раз указывает на сложность для монополии предстоящего как минимум пятилетнего периода. Отсюда — отчаянные, но не лишенные системности попытки России сохранить для себя центральноазиатский газ. Без этого ресурса РФ ожидает дефолт в обеспечении контрактных поставок газа на европейские рынки.

Это хотя и фундаментальная, но отнюдь не единственная причина российской гиперактивности. Сверхдоходы от экспорта энергоресурсов вскружили голову кремлевским стратегам. В 2006 году РФ только по официальным данным получила 139,4 млрд. долл. доходов от экспорта нефти и газа (соответственно 96,7 и 42,7 млрд. долл.). Экспорт вооружений и военной техники принес на этом фоне какие-то «жалкие» 6 млрд. долл. Разница цифр внушает. Масштаб нефтегазовых доходов искушает российских политических лидеров и подталкивает к использованию энергоресурсов в качестве оружия воздействия на страны, несогласные с российской политикой.

Стратегические цели РФ — через увеличение зависимости ЕС от энергоресурсов, поставляемых из России и через Россию, сделать политику ЕС лояльной по отношению к РФ, нейтрализовать европейский компонент НАТО и сохранить постсоветскую периферию в своей орбите влияния.

Технология — блокирование развития неконтролируемых РФ энергетических коммуникаций, максимальное переключение нефтяного и газового транзита из Каспийского региона и Централь­ной Азии на свою территорию. Прежде всего, к перечню нежелательных коммуникаций относятся проекты газопроводов Транскас­пий­с­кого и «Набукко», нефтепроводов Одесса—Броды—Плоцк и Самсун—Джейхан. Од­новременно Россия форсирует развитие существующих и создание новых коммуникаций под собственным контролем — «Голу­бой поток-2», Северо-Евро­пейский газопровод, нефтепровод Бургас—Александруполис.

Такая политика РФ на фоне периодических закручиваний нефтяных и газовых кранов тем или иным странам (Латвии — в 2003 году, Беларуси — в 2004-м, Украине — в начале 2006-го, Литве — в 2006 году) не могла не вызвать реакцию со стороны стран-потребителей российских энергоресурсов, а также Европейского союза.

Краковский саммит президентов Каспийско-Черноморско-Балтий­ского пространства — давно назревшая необходимость. Это ответный шаг потребителей и транзитеров на гегемонистскую политику РФ в Европе. Шаг скорее символический, протестный, нежели системно-содержательный. Но как гласит старая испанская пословица — путей нет, их творит идущий. А всякий путь, как известно, начинается с первого шага.

Россия предвидела, что раньше или позже столкнется с ситуацией консолидации. Отсюда — проекты коммуникаций в обход транзитного пространства от Черного моря до Балтики. Но их недостаточно. Украина с ее газотранспортной системой незаменима, даже если будет сооружен и «Голу­бой поток-2», и Северо-Европейс­кий газопровод. Пример тому — Ямал—Европа, с пуском которого «Газпром» еще в 90-х грозился «вырубить Украину по транзиту». Ямальская труба работает, но транзит не сократился, а даже несколько возрос в связи с увеличением объема поставок в ЕС.

Вместе с тем это не повод для самоуспокоения. За 16 лет независимости Украина не приблизилась к решению задачи преодоления энергетической зависимости. Даже нефтепровод Одесса—Броды, который с 2004 года должен был заработать с казахстанской нефтью, в соответствии с соглашением между «Укртранснафтою» и «КазМунайГазом» от 17 июля 2003 года, стал качать нефть российскую. В Астане лишний раз убедились в непоследовательности и ненадежности Украины как партнера. Поэтому Казахстан отдает предпочтение проектам с минимальными политическими рисками, прежде всего тем, которые не дразнят «русского медведя». Отсюда реверансы российскому проекту нефтепровода Бургас—Александруполис и заявления Н.Назарбаева о том, что Казахстан абсолютно привержен тому, чтобы большая часть нефти, если не вся, проходила по территории России.

Однако здесь уместно напомнить, что правительство Казахстана распоряжается непосредственно только той нефтью, которая добыта национальной нефтегазовой компанией, а также долевой нефтью, получаемой согласно соглашениям о разделе продукции в рамках СП с зарубежными партнерами. Остальной нефтью — а это львиная ее доля — распоряжаются иностранные добытчики по своему усмотрению. И они самостоятельно определяют оптимальные логистические схемы.

В дипломатической традиции восточных лидеров — говорить то, что хочет услышать гость. И делать тихо то, что необходимо тебе. Казахстан, внешне ретранслируя российскую интеграционную риторику, в этом преуспел — присоединился к проекту Баку—Тбилиси—Джейхан, построил первую очередь нефтепровода в Китай. Но пока он не может себя вести подобно Азербайджану, который с разработкой каспийских месторождений и сооружением нефте­провода Баку—Тбилиси—Джейхан и газопровода Баку—Тбилиси—Эрзурум получил энергетическую и инфраструктурную независимость от РФ. Казахстанский путь более извилист, чем азербайджанский. Впрочем, туркменский тоже. Обе страны находятся в инфраструктурной зависимости от России. Ценовая политика тоже определяется российским «Газпро­мом». Вожделенная мечта обоих центральноазиатских лидеров — получить самостоятельный выход на европейский рынок. Они прекрасно понимают, что это, а не словесные российские обещания, должно стать их реальными гарантиями личного политического долголетия и бизнес-процветания.

И многое здесь зависит от консолидации усилий европейских стран и США. Со сменой руководства в Туркменистане ЕС представился шанс откорректировать центральноазиатскую стратегию. Давно пора понять — этим странам не так уж нужны инвестиционные ресурсы, предлагаемые европейцами и американцами. Они их сами имеют и готовы инвестировать в Европу. Туркменистану и Казахстану должен быть предложен трехкомпонентный стратегический пакет: разработка новых газовых месторождений консорциумом европейских компаний, строительство Транскаспийского газопровода, обеспечение прямого доступа национальных операторов на рынок ЕС с возможностью приобретения тех или иных активов. Если этого не произойдет, центральноазиатский газ из перспективных месторождений продолжит свой путь в Европу через Россию, через Прикаспийский газопровод, а также со временем проложит себе путь в Китай.

Если РФ добьется реализации Прикаспийского проекта и заблоки­рует Транскаспийский, то это автоматически станет основой для возникновения де-факто пресловутой газовой ОПЕК, которая изначально и задумывалась прежде всего в формате Россия + Центральная Азия. Тогда «Газпром» ничто не остановит, чтобы назвать цену на газ для европейских потребителей и в 500 долл. за тысячу кубометров, и выше.

В отношении центральноазиатских энергоресурсов и новых трубопроводных коммуникаций Украина, как никакая другая страна, должна быть заинтересована в кооперации со странами ЕС, с Европейской комиссией. Партнерства с Польшей здесь недостаточно. Тем более что в сфере энергетической дипломатии Польша потерпела серьезное фиаско в Казахстане, так и не получив добывающие активы. Польское правительство и крупные нефтяные концерны не смогли создать механизмов заинтересованности для казахстанских компаний, которые хотели приобрести активы в Польше. И это тоже повлияло на самоопределение Астаны в отношении инициатив Варшавы. А польский «пряник» в виде поддержки кандидатуры Казахстана на председательство в ОБСЕ выглядел на этом фоне достаточно нелепо.

Увы, что касается Украины, то на память приходят хотя и обидные, но в целом адекватные реальному положению дел слова одного из туркменских оппозиционных деятелей: «В Украине, как у папуасов, никто серьезно государственными вопросами не интересуется — все думают, как бы больше хапнуть». Не следует забывать, что окно возможностей имеет свойство закрываться. Партнеры Украины, наблюдая за самоубийственными соревнованиями так называемой политической элиты, все больше подумывают о том, как исключить из сво­их стратегических проектов такой привлекательный, но высокорисковый транзит через Украину. В общем, Рабочей группе по подготовке предложений по основным направлениям внешней политики Ук­раины в сфере энергетической безопасности, созданной согласно ука­зу президента Украины №204 от 14 марта 2007 года, есть над чем поработать, чтобы сохранить окно возможностей, которое пытаются для нас закрыть в Центральной Азии.

Об истории и других возможных последствиях энергетического саммита в Польше читайте материал Я.Логинова