ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ И ВЛАСТЬ: БРАК ПО ЛЮБВИ ИЛИ ПО РАСЧЕТУ?

— Произошли ли в постсоветский период истории какие-либо качественные изменения в системе установок и ценностей тех, кого мы относили к украинскому интеллектуальному сообществу?

— Конечно произошли. Если говорить, например, об обществоведах, то многие (если не большинство) из них еще десять лет назад ориентировались на коммунистическую утопию и принимали правила игры аппарата власти, рассчитанные на взаимную цензуру, что практически исключало индивидуальную инициативу в творчестве. При этом, конечно, лояльность к власти часто была лишь внешней, за ней просматривались личные мотивации и позиции, т.е. речь идет, о вынужденном лицемерии.

В начале 90-х украинский интеллектуал, с одной стороны, оказался в ситуации без привычных и обязательных «правил игры» и при этом социальный и материальный статус его резко понизился. С другой — перед ним открылись невиданные возможности для индивидуального успеха, самореализации, а для некоторых и обогащения. Если кратко обозначить основные ценностные установки украинских интеллектуалов — то это асоциальный индивидуализм. Именно это и ограничивает их влияние на формирование гражданского общества; приспосабливаясь к хаотическому состоянию институтов власти, они стремятся найти свою нишу, обрести связи с властными институтами, оставаясь при этом безразличными к проблемам и судьбам других людей, к проблемам социальной справедливости и солидарности. Украинские интеллектуалы исходят из того, что их благосостояние и карьера зависят прежде всего от близости к постсоветской власти, чиновникам, олигархам, зарубежным фондам и т. д., а не от проявления гражданской активности, интеллектуальной совести, патриотизма и прочих неконвертируемых в личные блага добродетелей. Хотя многие, потеряв былой статус, взамен не приобрели практически ничего.

Разумеется, нельзя абсолютизировать ментальность нынешнего украинского интеллектуала как проявление национальных особенностей его системы ценностей. Я говорю об общей тенденции, очерчивающей приоритеты явных или скрытых жизненных установок и интенций интеллектуалов, объясняющих, в частности, почему они за все эти годы так и не приобрели статус властителей умов в украинском обществе.

— Можете привести какие-либо примеры, подтверждающие ваш вывод?

— Примеров, к сожалению, более чем достаточно. Еще в 1992 году с целью легитимации новой-старой власти при Президенте Украины была создана так называемая Государственная дума Украины, куда вошли украинские интеллектуалы, известные общественности еще по «перестроечным» временам. По мнению Мыколы Жулинского, тогдашнего советника по гуманитарной политике думы, последняя была «своего рода высшим экспертным советом, который мог анализировать государственную политику с точки зрения того, насколько она соответствует стратегии, необходимой Украине для интеграции в мировую цивилизацию» («Зеркало недели», №1—2, 2000 г.).

Но тогдашняя власть как раз меньше всего в этом нуждалась! Цель-то была иная — инкорпорировать во властные структуры наиболее оппозиционно настроенных и авторитетных интеллектуалов, «подкормить» и «приручить» их, что и было достигнуто. Кстати, большинство бывших членов этого органа, вскоре распущенного, сегодня — весьма состоятельные люди, ибо давно уже объективно не «анализируют государственную политику». Наоборот, большинство интеллектуалов проявляет сегодня сервильную солидарность с политическими элитами, морально и интеллектуально оправдывая и поддерживая любые проявления недемократических форм и стиля властвования, тем самым самоотождествляя себя с конформистскими образцами и стандартами поведения. Робкие попытки отдельных интеллектуалов привнести в общественно-политический процесс действительно демократические ценности и образцы не находят солидарной поддержки со стороны большинства их коллег. Отсюда и низкий моральный авторитет интеллектуалов в обществе.

— Чем же все-таки определяется моральный, общественный статус интеллектуалов в нашем обществе?

— Прежде всего характером отношений с властью, политической конъюнктурой. Интеллектуалы в Украине не представляют собой однородной, монолитной массы: они отличаются друг от друга не столько по своему социальному статусу и профессиональному уровню, сколько по степени социальной активности, по стереотипам и образцам поведения, по характеру отношений с посткоммунистической властью, по своим мировоззренческим установкам, по ценностным, социокультурным и идейно-политическим ориентациям. В этом плане, по моему мнению, можно выделить четыре основные категории (группы) интеллектуалов.

Первая группа — «официальные интеллектуалы», а также «партийные интеллектуалы». Их можно назвать интеллектуалами-идеологами (штатные «советники», «помощники» и т.п., а также вне- штатные, функционально родственные, ангажированные посткоммунистическим режимом). «Интеллектуалы-идеологи» непосредственно инкорпорированы правящим политическим классом — бывшей партийно-государственной номенклатурой — с единственной целью: для эффективного политико-идеологического обеспечения (легитимации) функционирования политического режима. Основное призвание данной группы — «научное» обслуживание корпоративных интересов. Наградой же за это являются возможности накопления «связей», доступ к распределению и перераспределению материальных благ, гораздо лучшее, чем у большинства членов интеллектуального сообщества, обустройство предметно-эмпирического бытия.

Вторую, довольно многочисленную группу составляют «интеллектуалы-клерки» («политические консультанты»): они изначально и при любых условиях не конфликтуют с властью. Эта категория не входит непосредственно в политический класс, но тесно с ним, а также с олигархами сотрудничает; по собственной воле она выполняет важную функцию внештатных клерков. Эта группа — резерв правящего политического класса, а также источник пополнения «интеллектуалов-идеологов». По сути, члены данной группы, независимо от своего социального статуса и уровня материального благополучия, являются наиболее надежной опорой для постсоветской бюрократии.

Третья, самая многочисленная группа — «интеллектуалы-конформисты». Большей частью политически пассивные, они весьма индифферентно относятся к практической политике, к официально декларируемым ценностям, живут по своим собственным предписаниям и имеют самодостаточный внутренний мир. Отношения представителей этой категории с посткоммунистической властью изначально оказались двусмысленными: власть не является для них абсолютно «чужой», но и не становится союзником, помощником в творческой реализации их способностей, продуктивных или контрпродуктивных интенций и жизненных планов.

И, наконец, четвертый, тончайший слой интеллектуального сообщества — «независимые интеллектуалы». Интеллектуальная свобода и независимость для них означают прежде всего финансовую независимость от главного объекта своих исследований — политики, тех или иных ее конкретных субъектов. Многие из них, ориентируясь на общечеловеческие, либеральные ценности, не стремятся участвовать в практической политике и не испытывают иллюзий относительно характера политического процесса и посткоммунистического режима.

Но, независимо от желания и воли интеллектуалов, в Украине сложились известные реалии, которые все определеннее проявляют себя в главных сферах жизни общества и государства, а именно:

1. Отчуждение большинства общества от власти при односторонней многомерной зависимости от нее; произвольное, бесконтрольное осуществление государственной властью своих полномочий; полная коррумпированность управленческого аппарата.

2. Закрытость для общественности процессов формирования и функционирования властных структур; доминирование принципа фаворитизма в кадровой политике.

3. Теневое распределение и перераспределение бывшей так называемой общенародной («социалистической») собственности при господстве на всех уровнях властной иерархии патронклиентных, скрытых от общества неформальных отношений.

4. Нетранспарентные формы согласования и принятия решений правящей элитой, базирующиеся на поддержке со стороны тех или иных групп влияния; сращивание бизнеса, в т.ч. теневого, с властью и как следствие — возникновение «олигархических» кланов, главенствующих в политическом процессе и в экономической сфере.

5. Неопределенность и непредсказуемость внешнеполитических ориентаций правящей группировки с ее неспособностью обозначить комплекс национальных интересов и внешние приоритеты государства.

6. Отсутствие системы реальной защиты официально декларированных прав человека со стороны политических институтов; игнорирование прав и свобод личности; фактическая подконтрольность судебной ветви власти посткоммунистической «олигархии».

— И все же, можно ли говорить о каком-либо влиянии на изменение существующих политических реалий, на политическую жизнь общества со стороны интеллектуалов?

— Нынешние украинские интеллектуалы по существу не имеют твердой системы ценностей, а скорее имитируют чужую, поэтому легко приспосабливаются к любым политическим реалиям. В этом смысле они скорее маргинальны, а не самостоятельные авторы и «генераторы идей», способные влиять на политическую и общественную жизнь страны. Что касается так называемых институтов гражданского общества — различных неправительственных общественных организаций, — то они в украинских условиях не что иное, как «превращенные формы» государственных институтов или политико-финансовых групп, т.е., по сути, приватизированы ими. Воспротивиться заданной, навязанной интеллектуалам властью, а также олигархическими группами социальной роли они не могут, да и просто не хотят.

— Но ведь есть и немало примеров того, что представители интеллектуальной элиты пытаются как-то изменить навязанную им властью социальную роль. Об этом, в частности, говорили в интервью в предыдущем номере «ЗН» (№25, 24 июня) заместитель председателя Комитета Верховной Рады по вопросам финансов и банковской деятельности Богдан Губский и член-корреспондент НАН Украины, заведующий отделом Института философии Мирослав Попович, в котором они рассказывали о новосозданном фонде интеллектуального сотрудничества «Украина — ХХI столетие».

— Наоборот! Высказанные в этом интервью представления о целях и задачах данного фонда как раз красноречиво подтверждают мои выводы о месте и роли интеллектуалов в нынешних украинских реалиях. Я имею в виду, конечно, не PR-ные мысли и PR-ные сюжеты интервью, касающиеся собственно масс-медийной презентации фонда (хотя, учитывая уровень читателей «ЗН», без этого можно было бы и обойтись). Как формулирует основную цель, связанную с деятельностью этого фонда, его создатель и его реальный собственник Богдан Губский? «Объединить усилия властных и интеллектуальных кругов», чтобы «интеллектуал наравне с чиновником, политиком и бизнесменом становился равноправным партнером при принятии решений государственной важности»... получал возможность «реально влиять на политику государства». Можно ли себе представить, выражаясь метафористически, «в одной упряжке коня, слона, осла и трепетную лань»? «Объединить усилия» в наших реалиях интеллектуала («трепетную лань») со всеми остальными можно, только если его устраивают те украинские реалии, о которых я говорил выше. Иными словами: если интеллектуал примет нынешние сложившиеся стандарты и приемы управления обществом и государством, политическую культуру властвования, нынешние формы и стиль согласования и принятия решений элитными группами, их далекие от демократических представления о пределах допустимого в политике и т.д. — т.е. примет такие «правила игры» украинского политикума и бизнеса, которые сформировали весьма определенный имидж Украины в международном цивилизованном сообществе.

В Украине создание и функционирование подобных фондов (в отличие, скажем, от Германии, где существуют сотни благотворительных фондов, действительно способствующих развитию интеллектуального потенциала нации) — это прежде всего бизнес, причем бизнес, сращенный с политикой, с властью. В его основе партикулярные, а не общенациональные интересы. Это, кстати, не скрывает бизнесмен и политик Богдан Губский как председатель совета фонда интеллектуального сотрудничества «Украина — ХХI столетие» в интервью «ЗН». Если философ Мирослав Попович, рассуждая, например, о миссии фонда и роли интеллектуалов, говорит об общезначимом, о том, в частности, что в результате деятельности фонда массы смогут «видеть историческую перспективу и важность своего участия в преобразованиях страны», говорит об интеллектуальной собственности, о роли меценатства и благотворительности, о прозрачности работы фонда, который «не может существовать в тумане», и т.д., то совершенно иное, и это вполне естественно, представление у Богдана Губского. Нет, мягко, но твердо возражает он философу Мирославу Поповичу по поводу истинной миссии «фабрики мысли»: приоритеты фонда — «поддержка лидеров, идущих навстречу «вызовам будущего», «экспертно-аналитическое обеспечение», «наша задача не в том, чтобы защищать интеллектуальную собственность, а в том, чтобы ее выявить и направить в нужном направлении», «придать идеям товарный вид» и поэтому (что вполне разумно с точки зрения бизнеса) этот «интеллектуальный клуб будет работать... «без участия прессы».

— Иными словами, вы вообще исключаете возможность равноправного сотрудничества «независимых интеллектуалов» с политическими и бизнес-элитами или все же допускаете, скажем так, брак по расчету?

— Когда встречаются в одно время и в одном месте интересы «независимых» или «свободных» интеллектуалов и интересы политиков, то взаимовыгодное сотрудничество в определенных формах вполне возможно. Не слияние, не объединение «в одной упряжке», а именно сотрудничество — кратковременное или долговременное, но, разумеется, со взаимными обязательствами и оговоренными правами сторон, исключающих инкорпорацию первых вторыми. Возможно, что и фонд Губского и Поповича будет именно таким. Для тех же, кто профессионально исследует политику и власть, и вовсе противопоказано находиться в «башне из слоновой кости», намного полезней вести иногда свои наблюдения «изнутри». Кроме того, и среди нынешнего состава украинских политических элит — и в партиях, и в депутатском корпусе, и в той же администрации Президента — есть немало, на мой взгляд, порядочных и ярких личностей, которые «внутренне» хотели бы играть по другим, более цивилизованным правилам, нежели те, которые, к сожалению, определяют характер нынешнего политического режима.