Европейская интрига правительства Тимошенко

В следующем году будем отмечать первый юбилей европейской интеграции Украины. В марте исполнится десять лет с даты, когда вступил в силу Договор о партнерстве и сотрудничестве между Украиной и ЕС (ДПС), который до сих пор остается основным документом, регулирующим двухсторонние отношения, а в июне исполнится десять лет нынче забытой Стратегии интеграции Украины в Европейский союз — документу, в котором едва ли не впервые Украина на самом высоком уровне четко декларировала свое желание и необходимость стать «полноправным членом ЕС». Кстати, десять лет тому назад, в 1998-м, также вступили в силу Европейские договоры об ассоциации между Европейским союзом и странами Балтии: Совет ЕС одобрил их примерно за месяц до нашего ДПС. Можно найти немало параллелей в украинском и балтийских договорах с ЕС, однако последние, в отличие от первого, в своих преамбулах четко фиксировали, что конечной целью балтийских стран является членство в Европейском союзе, и признавали, что ассоциированное партнерство будет способствовать достижению этой цели. Эта общая политическая декларация известна как «европейская перспектива».

Относительно сроков получения «европейской перспективы» Украина, похоже, установила рекорд в истории евроинтеграции, которым вряд ли стоит гордиться. Все европейские (включая Турцию) страны, у которых возникало серьезное желание присоединиться к Евросоюзу (до 1993 года — к ЕЭС), в той или в иной форме преодолевали путь к признанию Брюсселем, скажем так, легитимности такого желания намного быстрее. Так, Греция получила свою «европейскую перспективу» в 1962 году, менее чем через пять лет после создания ЕЭС, Турция — в 1963-м (обе в договорах об ассоциации), Испания и Португалия — в 1978-м, через год после подачи заявок на членство, страны Центральной Евро­пы и Балтии (ЦЕБ) — в 90-х, в среднем через пять-восемь лет после развала советского блока. Украина будет праздновать десятилетие своих европейских желаний с туманным брюссельским обещанием, что двери в ЕС для нее «не открыты, но и не закрыты».

Вспомнить эти давно и хорошо известные в экспертном сообществе факты меня побудила довольно неожиданная идея Юлии Тимошенко реанимировать в правительстве позицию вице-премьера по вопросам евроинтеграции. После откровенного фиаско Рыбачука на этой должности, которая, похоже, три года тому назад была создана больше под Олега Борисовича лично, чем под евроинтеграцию как таковую, и списания на революционную романтику обещания подать в ближайшем будущем официальное заявление на вступление в ЕС, инициатива Юлии Владимировны представляется как минимум контроверсионной. В украинском правительстве может вторично появиться «вице-премьер по неактуальным вопросам» или, наоборот, вице-премьер, который по компетенции, полномочиям и влиянию будет вторым лицом после премьера. И прежде чем анализировать возможные причины и последствия неожиданного хода лидера БЮТ, предлагаю сделать небольшой исторический экскурс.

Все расширения ЕС можно условно разделить на северо-западные и юго-восточные. Первые (к которым следует также отнести расширение ЕС на Австрию) — это присоединение к Евросоюзу стран с постоянными демократическими традициями. Неудивительно, что эти государства, которые могут на равных поспорить с основателями сообществ о том, кто лучше понимает основополагающие принципы демократии и умеет воплощать их в жизнь, склонны рассматривать ЕС прежде всего как экономический проект. Для Соединенного Королевства, Дании и Швеции присоединение к ЕС прежде всего было выбором более перспективной (против Европейского экономического пространства) интеграционной экономической модели, которая до сих пор дает о себе знать в их традиционном «евроскептицизме» относительно возможности и необходимости ужесточать политическую составляющую Союза, объективно ведущую к постепенному созданию федерации европейских государств. Эта же логика определяет алгоритм взаимодействия с Евросоюзом Норвегии, Исландии, Швейцарии и Лихтенштейна, которые фактически полностью интегрированы в единый рынок, но не принимают участия в политической составляющей деятельности Союза.

Наоборот, страны средиземноморского юга и посткоммунистической Центральной Европы и Балтии через присоединение к ЕЭС/ЕС старались прежде всего закрепить и сделать необратимыми радикальные демократические изменения, которые произошли у них накануне, чтобы больше никогда не возвращаться к своему авторитарно-тоталитарному прошлому. Для них это был настоящий геоисторический перелом, приобщение к цивилизационной традиции, которая никогда не была господствующей на их территории, определенное цивилизационное перекодирование.

Здесь нужна краткая ремарка. Конечно, возможность искать правды в Европейском суде в Люксембурге в каком-то смысле стала шагом вперед в развитии британской демократии, а европейские структурные фонды дали мощный толчок развитию экономики апеннинских стран. Поэтому было бы весьма некорректно искусственно отделять политическую составляющую европейской интеграции от экономической. Однако вполне корректно говорить об определенных господствующих тенденциях, о доминировании одной из названных составляющих как побудительного мотива для той или иной страны стать членом ЕС.

Следовательно, Европейские сообщества, которые с самого начала были как бы полностью экономическим проектом, все время выполняли более глубокую миссию, которую возложили на них отцы-основатели, — создание новой, демократической Европы, в которой невозможно повторение военных ужасов ХХ века. Не меньше, чем экономической интеграции, этому процессу способствовало реальное ограничение государственного суверенитета государств-членов и делегирование части функций национальных правительств надгосударственным органам — институтам Сообщества. Как бы некоторые ни подвергали критике ЕС за его заносчивость и дефицит демократии, именно его сложная и иногда действительно нерациональная система распределения полномочий между национальными правительствами и институтами Сообщества является самым надежным предохранителем от узурпации власти.

Совет Европы (СЕ), при всей сосредоточенности на вопросах демократии, таким надежным предохранителем не является. К примеру, в Греции уже после ее вступления в СЕ, пришли к власти «черные полковники», правившие страной с 1967 по 1974 год. Как еще одно доказательство от противного можно привести Турцию, страну — основательницу СЕ, а также, пожалуй, современную Россию. И наоборот, ни одна страна — член ЕС никогда не поддалась соблазну диктатуры или авторитаризма и никогда не предала основополагающие принципы демократии, даже когда парламентские выборы выигрывали правые радикалы, как это, например, не так давно произошло в Австрии. Возможно, именно сознавая эту истину и реальный вес обеих панъевропейских организаций, постфранкистская Испания подала заявку на вступление в ЕЭС еще до того, как стала членом Совета Европы.

Вообще, европейские страны, которые избавлялись от диктатуры или авторитарного режима, фактически не колебались, вступать им в ЕС или нет, — для них это был очевидный выбор. Та же Греция подала заявку на вступление в ЕЭС уже через год после падения режима «черных полковников»; Испания — через полтора года после смерти генерала Франко; Португалия — через три года после падения режима Салазара. Я намеренно не привожу здесь факты из последнего расширения ЕС, поскольку они хорошо известны и только подтверждают мой тезис.

Можно спорить, какое событие в Украине — провозглашение независимости или помаранчевая революция — является аналогом революции красных гвоздик в Португалии, бархатных революций в Центральной Европе или коллапса военных режимов в Греции и Испании. Тем не менее вряд ли кто-то всерьез будет спорить, что Украина до сих пор сидит на цивилизационном шпагате. История предпоследнего парламента — яркое тому доказательство. И то, как была сформирована предыдущая парламентская коалиция, и то, как она чуть ли не достигла конституционного большинства, и то, как президент пять раз издавал указы о роспуске парламента, каждый раз меняя их мотивировочную часть, и штурмы прокуратуры силами МВД — все свидетельствует о шаткости и зачаточном состоянии европейских политических традиций в украинском политикуме. После последних украинских выборов мы можем в очередной раз утверждать, что Украина — не Россия, но после последних польских — стало не менее очевидно, что Украина — также и не Польша.

Все интенсифицированное партнерство и привилегированное соседство, включая будущую зону свободной торговли с ЕС, не способны привить украинскому обществу и особенно украинскому политикуму традиции европейской демократии. В конце концов тот же Египет — страна, сравнимая с Украиной по населению и территории и с почти тождественным украинскому ВВП, — имеет с Евросоюзом и договор об ассоциации, и статус соседа, и даже уже не первый год создает зону свободной торговли с ЕС. Как и в случае Украины, основным торговым партнером Египта является также ЕС, на который приходится 35% внешнеторгового баланса страны (у Украины — 35,7%). О европейскости египетской демократии с ее неизменными президентами и автоматчиками на верблюдах судите сами...

Возможно, это не слишком отрадно для патриотического самолюбия, но именно параллели с Египтом (и, возможно, некоторыми другими арабскими странами) на сегодня намного более корректны для украинской евроинтеграции, чем коннотации со странами Европейского экономического пространства (Норвегией, Исландией, Лихтенштейном), на которых в свое время старался выстроить «новую евроинтеграционную стратегию» нынешний главный дипломат президентской канцелярии. Следует осознать и признать, что именно египетский путь — это единственная альтернатива украинских отношений с ЕС на вступительной парадигме, предпосылкой включения которой является формальная подача заявки на членство. Подчеркну, я не считаю, что египетский путь хорош или плох, — я лишь утверждаю, что это не путь прививки стране европейских стандартов политической жизни.

И здесь как раз время вернуться к вопросу восстановления в правительстве должности вице-премьера по европейским вопросам. Если Украина и в дальнейшем будет использовать евроинтеграционные лозунги сугубо для внутреннего электорального употребления, а в отношениях с ЕС будет идти «египетским путем», эта должность будет не чем иным, как пятым колесом в правительственной телеге, и потенциально будет закладывать конфликт между завязанным на президенте МИД (которое традиционно отвечает в правительстве за политическую составляющую евроинтеграции) и новым вице-премьером из команды Тимошенко. Прогнозировать, что политолог Немыря погрузится в чужие ему экономические и юридические тонкости сложных переговоров относительно нового «усиленного» соглашения с ЕС, которые пока ведет украинская делегация в Брюсселе, также трудно — разве что будет премьерским оком на них. Но опять-таки непонятно, почему лидер БЮТ решила, что ей мало для этого министра экономики, должность которого является квотой именно БЮТ, чтобы держать руку на пульсе этих самых переговоров.

Остается два варианта: или Юлия Владимировна действительно решила перевести евроинтеграционную тематику из разряда электоральной лапши в реальную стратегию реформ, и тогда должность специального вице-премьера представляется оправданной и насущной, или (как предположил в прошлом номере «ЗН» Сергей Рахманин) ЮВТ создает на базе правительства свой избирательный штаб под президентские выборы и Григорий Михайлович будет отвечать в нем за достаточное, своевременное и качественное изготовление и дистрибуцию этой самой евроинтеграционной лапши для электората.

Второй вариант не имеет ничего общего с евроинтеграцией как таковой, хотя и понятен: тема раскручена, в целом воспринимается народом положительно и не вызывает аллергии ни в одном регионе Украины, а Григорий Немыря — исправный и, как для политика, компетентный оратор, который может связно и логически излагать свои мысли по этому поводу перед камерой, а это в украинском политикуме случается нечасто. И, к тому же, объективно действующему президенту есть что вспомнить из его неосуществленных «европейских» прожектов, начиная от бездарно потраченного благоприятного времени для подачи заявки на вступление в ЕС весной 2005 года до обещания изучить английский. И, несмотря на то что компетентная дискуссия на европейскую тематику, как и компетентная критика евроинтеграционной маниловщины действующего главы государства, безусловно, нужны Украине, остается открытым вопрос, зачем для этого создавать в правительстве специальную должность вице-премьера.

Рассмотрим первый вариант, что представляется намного интереснее, а также коррелируется с бекграундом Григория Немыри. Дело в том, что специальная должность евроинтеграционного вице-премьера оправдана только в случае, если правительство намерено кардинально изменить парадигму наших отношений с ЕС. Конкретно это может проявиться в задаче-минимум и задаче-максимум для нового чиновника. Программа-минимум — «выжать» из ЕС четкую евроинтеграционную перспективу для Украины в новом, «усиленном» соглашении, программа-максимум — подготовить заявку на вступление и обеспечить качественную подготовку ответов на опросное письмо Комиссии, что обычно является первой официальной реакцией Брюсселя на юридически оформленное и доведенное до его ведома желание страны присоединиться к ЕС. Укажу при случае, что программа-максимум не исключает программы-минимум: те же балтийские страны зафиксировали свою европейскую перспективу в договорах об ассоциации уже после того, как подали заявки на вступление.

Осознает это Юлия Владимировна или нет, но если она рискнет начать большую европейскую игру, ей придется преодолеть как минимум два препятствия. Первое — тактическое. Европейская игра Тимошенко-премьера спровоцирует активное сопротивление президентского секретариата и главы государства лично. С одной стороны, Ющенко довольно ревностно оберегает свои внешнеполитические полномочия, с другой — реальные успехи правительства Тимошенко в евроинтеграционной сфере будут неопровержимым и ярким свидетельством неспособности Ющенко как европейского политика, которого он до сих пор пытается из себя изображать.

Стратегическая проблема заключается в том, что, в отличие от милой сердцу ЮВТ сингапурской модели государственного строя, европейские не предусматривают пожизненных должностей даже для выдающихся реформаторов. Европейская интеграция раз и навсегда разрубит украинское кольцо власти и отправит какие-то его частички в Брюссель, Страсбург и Люксембург, из-за чего кабинеты на Печерских холмах уже никогда не будут такими привлекательными, как сейчас.

Готова ли ЮВТ повторить путь Квасьневского или Гавела и максимум через десять-двенадцать лет уйти на политическую пенсию, чего требуют европейские правила игры?