Валютная либерализация будет продолжена

Аккурат к завершению спокойного февраля равновесие на валютном межбанковском рынке снова нарушилось: как и в январе, возник устойчивый дефицит иностранных денежных знаков. Национальный банк, как и прежде, добросовестно покрывает этот дефицит своими интервенциями. Насколько тверда его решимость отстаивать курсовую стабильность до парламентских выборов и после них? Что происходит с валютными обменными пунктами? Будет ли продолжена либерализация валютного рынка? Что конкретно будет меняться в правилах валютного регулирования и когда? Как государство может компенсировать потери экспортеров от увеличения цен на газ?

По этим и многим другим валютным вопросам «ЗН» беседовало с заместителем главы Национального банка Александром САВЧЕНКО. Узнали мы, как нам кажется, немало.

— Александр Владимирович, первый вопрос, естественно будет касаться валютного рынка. Что там происходит и что будет с курсом гривни к доллару? До окончания парламентских выборов все вроде бы понятно: обещана стабильность курса, и это обещание выполняется. А что потом, в перспективе до конца года?

— Как это всегда происходит перед выборами, сейчас спрос на валюту преобладает: экспортеры традиционно придерживают выручку, население отдает предпочтение валютным сбережениям и идет некоторый отток капитала. Мы считаем, что это ситуативный перевес, и нивелируем его своими интервенциями. Нацбанк предотвращал и будет предотвращать резкие колебания курса, гасить сезонные и спекулятивные, т.е. временные, перекосы баланса спроса и предложения валюты на рынке.

В настоящий момент этот перекос существует из-за высокой политической и экономической неопределенности. Первая связана с выборами, вторая – с ценами на газ. Национальному банку приходится продавать валюту из резервов, чтобы не провоцировать дополнительные негативные ожидания и обеспечить необходимый в нынешней ситуации элемент стабильности в обществе.

После выборов баланс должен выровняться благодаря традиционному увеличению возврата экспортной выручки и активизации внешних инвестиций.

Когда ситуация стабилизируется, Нацбанк продолжит либерализацию валютного рынка, постепенно все больше устраняясь от жесткого регулирования процесса курсообразования.

Нынешний прогноз НБУ в перспективе до конца года уже озвучивался. Мы ожидаем, что спрос и предложение валюты останутся приблизительно сбалансированными. Поэтому оснований для существенной как девальвации, так и ревальвации гривни мы не видим. Но если такие основания появятся (я имею в виду не ситуативные, а долговременные, фундаментальные факторы), мы не станем искусственно противодействовать этой тенденции, накапливая тем самым дополнительные долгосрочные риски и элементы нестабильности.

Кстати говоря, пока нельзя однозначно ответить, в какую сторону пойдет эта корректировка. Рост газовых цен, вероятнее всего, перекроется поступлениями валюты по счету капитальных операций. Поэтому более вероятно преобладание тенденции к дальнейшей ревальвации гривни. Но если вдруг по каким-то причинам спрос на валюту будет и дальше значительно преобладать, мы уже не станем продавать валютные резервы в прежних объемах.

— Есть большие сомнения в том, что и в политических, и в экономических раскладах что-либо прояснится вскоре после выборов. Так что, отказываясь от фиксации курса, Нацбанк фактически лишает и население, и бизнес главного и едва ли не единственного на сегодняшний день элемента стабильности.

— Чтобы правильно ответить на этот вопрос, сначала необходимо напомнить, что мы подразумеваем под стабильностью денежной единицы. Так исторически сложилось, что наша экономика является чрезвычайно открытой. Огромную часть производимого в Украине продукта мы продаем на внешних рынках и там же покупаем огромное количество товаров, необходимых для удовлетворения спроса на рынке внутреннем. К тому же, поскольку наша национальная денежная единица является еще чрезвычайно молодой, а экономика в свое время была тотально долларизирована, значительная часть сбережений граждан хранится в иностранной валюте. Например, в банковской системе валютные депозиты населения составляют в настоящий момент 42%.

Поэтому мы привыкли отождествлять стабильность гривни с неизменностью ее внешнего обменного курса, хотя это неправильно. Стабильность денежной единицы должна в первую очередь отождествляться с ее внутренней покупательной способностью на потребительском рынке. Поскольку если, условно говоря, пять лет назад вы за сто гривен могли купить вдвое больше товаров, нежели сегодня, то даже если курс гривни к доллару остался при этом незыблемым, вы понимаете, что что-то здесь не так.

Именно поэтому, по нашему мнению, главным приоритетом Национального банка скоро станет контроль над инфляцией. Это – первоочередная фундаментальная цель. А уже потом идет стабильность внешнего курса – так называемая операционная цель, «не первая, но и не вторая». Когда эти две цели выполняются одновременно, не вступая в конфликт, – замечательно. Если же нет, приоритет — за ценовой стабильностью. Именно поэтому Национальный банк взял курс на либерализацию курсообразования и заявил о начале разработки политики инфляционного таргетирования (от англ. targeting – определение контрольных цифр, экономических ориентиров).

Курсовое таргетирование уже сыграло и пока продолжает играть свою положительную роль на этапе становления национальной денежной единицы, но в будущем оно может создать ненужные проблемы. Гривня уже достаточно «повзрослела», чтобы начать собственную взрослую жизнь, а не зависеть от прихотей доллара. Иначе мы рискуем когда-нибудь повторить печальный опыт, например Аргентины.

Население и бизнес сегодня еще психологически не готовы отказаться от привычного фиксированного курса. Но уже пришло время начинать постепенно отказываться от этой привычки, поскольку, по нашему убеждению, в долгосрочной перспективе валютный курс должен определяться спросом и предложением на рынке, очищенном от сезонных и политических факторов.

— Но вы же не будете отрицать, что страна еще не готова к такому переходу. У нас нет должного доверия общества к официально публикуемым индексам инфляции. А Национальный банк не только не может полностью отвечать за инфляцию — по причине того, что, как вы сами заявляете, она носит зачастую не монетарный, а структурный характер, но даже не имеет всех требуемых инструментов для полноценного контроля за уровнем насыщения экономики деньгами. Где необходимые институты, механизмы, инструменты?

— Да, вы правы, сегодня их нет. Но если их не создавать, то они никогда и не появятся, а переход если не начать, то он никогда и не состоится. К примеру, фиксация курса на протяжении нескольких лет создает иллюзию отсутствия валютных рисков. Банкиры их не учитывают, инструменты хеджирования не развиваются, рынок производных инструментов фактически мертв, хотя валютные перекосы в банковских балансах накапливаются.

Проблема перехода к инфляционному таргетированию сложна и многообразна, а ее решение зависит далеко не только от намерений и желания Нацбанка. Государству в лице правительства необходимо сначала осуществить целый ряд достаточно болезненных структурных реформ, особенно в коммунальной и энергетической сферах. Но начинать переход все-таки необходимо.

— Значит, валютная либерализация будет продолжена? Кажется, еще в октябре прошлого года вы заявляли, что Нацбанк намерен существенно упростить процедуру экспорта и импорта капитала. Пока по понятным причинам в этом процессе была взята пауза. Насколько радикальной будет либерализация капитальных операций? Неужели вы действительно намерены разрешить резидентам открывать счета за границей и свободно перечислять туда деньги?

— Если нашим предприятиям разрешить открывать счета за рубежом, то кто тогда будет платить налоги? Речь идет о другом. От лицензий мы хотим постепенно перейти к регистрации большинства капитальных операций, легализировать поток капиталов в нашу страну, прежде всего от наших граждан, работающих за рубежом (а таких 3—4 млн. чел.). Также мы намерены разрешить и упростить нашим бизнесменам процесс инвестирования в другие страны, т.е. сделать жизнь инвесторам легче.

— Что за непонятная ситуация сложилась с валютными обменными пунктами, расположенными в так называемых малых архитектурных формах? Почему их постоянно преследуют СБУ, МВД, другие силовики, а теперь и НБУ? Мне кажется, что, уменьшая количество обменных пунктов, вы не противодействуете, а наоборот, содействуете курсовой нестабильности.

— Вы правы, обменный пункт несет не больше рисков, чем сапожная мастерская. Их деятельность должна быть максимально упрощена, чем и занимается НБУ. Проблема малых архитектурных форм будет решена уже в ближайшем будущем за счет создания дополнительного числа безбалансовых отделений банков.

— Министр экономики не так давно выразил серьезнейшую озабоченность падением внешнеторгового сальдо. Нацбанк, если судить по некоторым заявлениям его представителей, эта проблема вроде бы не волнует. Так как все-таки считают в НБУ, нужно ли нам заботиться о судьбе своих экспортеров? Они ведь у нас хоть и сырьевые, и олигархические, но дают реальные поступления в бюджет, создают реальные рабочие места, две трети ВВП наконец… И если им не дать возможность зарабатывать прибыль, а это у нас пока главный источник инвестиций, то они никогда и не сделают конкурентоспособными и эффективными свои производства.

— Выскажу свою собственную точку зрения. Сейчас Украина, как, впрочем, и практически все страны Центральной Европы, — естественный нетто-импортер, поскольку она зависима от внешних поставок энергоносителей. В силу благоприятного стечения обстоятельств мы сравнительно короткий промежуток времени имели положительный торговый баланс, но в принципе так долго продолжаться не могло. Наша судьба — постоянно бороться за экспорт, чтобы отрицательный торговый баланс был как можно меньшим.

Сколько времени это может продолжаться? Если есть приток капитала — а чтобы достичь среднеевропейского уровня насыщения экономики инвестициями, нам понадобится лет двадцать пять, — то теоретически в течение всего этого периода мы можем компенсировать небольшое отрицательное торговое сальдо за счет инвестиций. Главный вопрос — какой при этом будет структура нашего импорта. Если мы, кроме нефти, газа, леса, будем импортировать высокие технологии, – это хорошо. Если туфли, колбасу и прочие товары массового потребления – плохо.

Поэтому государству необходимо всеми доступными цивилизованными путями и методами стимулировать экспорт и защищать внутренний рынок. Но делать это нужно за счет грамотной правительственной политики, целого комплекса регуляторных мер, но никак не искусственно занижая обменный курс. Здоровый протекционизм необходим, это нормально. Вопрос только в том, какими методами его осуществлять.

Нужно отдавать себе отчет, что, предоставляя курсовые преференции экспортерам, мы делаем это за счет дополнительного обнищания собственного населения. Более того, добиваясь таким путем положительного торгового сальдо, мы фактически кредитуем чужие экономики.

Нацбанк должен заботиться о том, чтобы его курсовая политика была в интересах всего общества, а не отдельной его части. И интересы населения, а не бизнес-агентов здесь должны стоять во главе угла. Конечные выгодополучатели — это люди, а не предприятия. И если бы доля валютных сбережений у нас была не сорок процентов, а, например, четыре, НБУ уже сегодня уделял бы намного меньше внимания курсовым вопросам.

— Да, но ведь если не думать об интересах производителей, то нечего будет и потреблять. Даже наиболее экономически мощные и развитые страны не гнушаются валютно-курсовым протекционизмом. И этот вопрос, как всем хорошо известно, почти всегда является одной из ключевых тем на заседаниях министров финансов и глав центробанков «большой восьмерки».

— Это естественно, поскольку, защищая национальную валюту от ревальвации, мы защищаем прибыли внутренних производителей. Но в средне- и долгосрочной перспективе такое стимулирование неэффективно. Мы дотировали за счет курса внутренних производителей много лет, но благодаря этому серьезных положительных сдвигов в структуре их производства так и не произошло.

Тот же мировой опыт показывает, что полномасштабное техническое перевооружение внутреннего производства исключительно за счет прибыли предприятий осуществить невозможно. Это необходимо делать, привлекая максимально долгосрочные и дешевые инвестиционные ресурсы извне. Причем вовсе не обязательно за счет иностранного капитала. Проблему можно и нужно пытаться решить и за счет внутренних источников. Например, путем создания государственного инвестиционного банка второго уровня.

Эта идея не нова, ей уже как минимум пятнадцать лет. Но только сейчас мы вплотную подступились к ее реализации. У нас уже проработаны и концепция, и структура такого банка, мы готовы приступить к его созданию. Проблема состоит в том, что для его организации необходим специальный закон, поскольку он не вписывается в существующие схемы.

Главная особенность заключается в том, что такой банк финансирует не конечного заемщика, а занимается рефинансированием коммерческих банков. А уже они отбирают эффективные инвестиционные проекты и заботятся о возврате вложенных средств. Таким образом, сводится к минимуму проблема неэффективного и коррупционного распределения средств, которая, как известно, в нашем государстве весьма актуальна. Там, где распределяются государственные деньги, у нас, к сожалению, практически всегда возникала коррупция.

— А где гарантия, что в данном случае коррупции не будет?

— Во-первых, если реализацией таких проектов будут заниматься высокооплачиваемые руководители коммерческих банков с хорошей репутацией, имеющие при этом, в отличие от госчиновников, еще и хорошую финансовую мотивацию, это уже на порядок снижает вероятность возникновения коррупционных схем. А во-вторых, дополнительной гарантией в данном случае будет наличие в капитале этого банка доли какой-либо авторитетной иностранной финансовой структуры. Что будет означать прозрачность и наличие качественного международного аудита, проверяющего эффективность функционирования этого банка.

— Получается, что Нацбанк отказался от неоднократно озвученной идеи Владимира Стельмаха о возобновлении прямого рефинансирования банков под подобные проекты? Что, под эгидой НБУ бескоррупционную схему реализовать нельзя?

— Дело в том, что в современной мировой практике структурное рефинансирование не входит в задачи центрального банка, хотя практически все страны его осуществляют в той или иной форме. Согласно теперешней экономической моде, Нацбанк не должен поддерживать напрямую того или иного национального производителя, осуществляя долгосрочное рефинансирование конкретных банков или конкретных инвестиционных проектов. Его задача – эффективная монетарная политика, т.е. обеспечение оптимального уровня ликвидности всей банковской системы и достижение заданного уровня инфляции через процентные ставки.

Поэтому рефинансирование НБУ должно быть средне- и краткосрочным (от одного до шести месяцев) и все добросовестные и здоровые банки должны иметь равные права на получение ликвидности у регулятора. Фактически единственное, что должен учитывать НБУ, — качество предоставляемого банками ликвидного залога. К сожалению, у нас по многим причинам рынок первоклассных ценных бумаг очень плохо развит. Но это – отдельная тема для разговора.

Сейчас мы говорим о том, что в Украине необходимо создать специализированный инвестиционный банк, который бы занимался непрямым финансированием долгосрочных инновационно-инвестиционных проектов. По сути, этот банк должен стать финансовым агентом промышленной политики правительства.

— Ну, хорошо, а откуда в нашем многострадальном бюджете, который и так трещит по швам, возьмутся для этого средства? Какова вообще цена вопроса, сколько денег придется внести в капитал такого банка?

— Например, есть 500 миллионов, предусмотренных на проекты по энергосбережению. Если бюджетные полмиллиарда потратить напрямую – это капля в море, не говоря уж о проблеме эффективного распределения этих денег. Но если их вложить в банковский капитал, то через два-три года это уже будет пять миллиардов. Кроме того, если создание такого банка будет оформлено законодательно, то свою долю мог бы внести и Национальный банк. Причем не за счет эмиссии, а за счет собственных доходов.

Для того чтобы овчинка стоила выделки, оптимальной была бы сумма как минимум в полмиллиарда долларов. Нет смысла создавать мелкий банк с «уставником» в сто миллионов гривен, который бы оказался сотым в перечне отечественных банков и фактически не смог бы нормально рефинансировать ни один серьезный проект. Мелкие проекты наши банки и сами в состоянии неплохо обслуживать. Одна из главных наших проблем в том, что из-за низкой капитализации ни один отечественный банк не может выдать кредит даже на 100 миллионов долларов, не говоря уж о том, чтобы такой кредит был дешевым и долгосрочным.

— Александр Владимирович, а почему такое финансирование нельзя осуществлять на базе уже существующих госбанков, Ощадбанка или Укрэксимбанка?

— Ощадбанк – это другая культура работы. Сберегательные банки в мире специализируются в основном на операциях с населением, розничном кредитовании. Намного логичнее вовлечь этот банк в ипотечное кредитование, финансирование молодежного строительства.

— Хорошо, а Эксимбанк — он-то специализируется на корпоративных займах?

— Эксимбанк – это вообще отдельный случай. Для этого банка еще только начинает разрабатываться концепция его дальнейшего развития. В принципе, в большинстве стран таких банков вообще не существует, есть агентства развития или поддержки экспорта, которые в основном страхуют риски при кредитовании экспортеров. Нам просто необходимо такое агентство развития экспорта, выступающее гарантом, покрывающее часть политических и коммерческих рисков для банков, кредитующих экспортные проекты.

Таким образом, наш отечественный Эксимбанк должен был бы заниматься исключительно экспортерами! Причем поддерживать экспорт не сырья и полуфабрикатов, а в основном готовой продукции. Во многих странах, например, существуют даже специально разработанные критерии. Если производитель продает на внешних рынках высокотехнологичные готовые изделия (например, самолеты), государство страхует 90% его рисков, прокат – 80, сталь – 70%. Если же речь идет, например, об экспорте семечек, то страхуется только 10% рисков.

Точно так же и у нас Эксимбанк, целенаправленно кредитуя инвестиционные проекты экспортеров и даже просто поддерживая их оборотный капитал, мог бы быть действенной структурой для реализации государственной экспортной и промышленной политики в целом. Вместо этого, в 90-е годы Укрэксимбанк даже поддерживал импортеров, выдавая гарантии по импортным контрактам.

Как у представителя НБУ, регулирующего банковский рынок, у меня нет абсолютно никаких претензий к Укрэксимбанку, работающему хорошо, выполняющему все нормативы и зарабатывающему прибыль. Но с точки зрения государственных интересов было бы правильно на базе Эксимбанка создать специализированную структуру поддержки экспорта, освободив ее от ненужных функций, а другую, коммерческую часть банка развить и через несколько лет выставить на приватизацию. Уверен, что его стоимость была бы больше, чем у «Аваля» и Укрсоца вместе взятых.

— Для качественного и быстрого перевооружения и переориентации внутренних производителей сегодня необходимы не только дешевые и длинные, но и крупные займы. А у нас же, как мы уже упоминали, ни один банк даже из первой десятки не в состоянии выдать кредит больше 100 млн. долл. – не хватает капитала...

— Эту проблему не решить за счет концентрации отечественной банковской системы. Ведь даже если объединить все наши банки в один, то все равно такой банк не сумеет обеспечить экономику необходимыми инвестиционными ресурсами. Кстати, поэтому я не разделяю прогнозы, что в будущем у нас останется 50 банков. Наоборот, их станет больше – двести или даже триста. И это нормально, об этом говорит опыт сравнимых с Украиной по населению и территории государств. В Испании, например, около 350 банков, в Великобритании — 500, а в Германии, хоть и с некоторыми оговорками, вообще несколько тысяч.

Не стоит также слишком уповать на приход крупных иностранных игроков. Опыт наших соседей показывает, что серьезных вливаний в банковский капитал не будет. Миллиарды за «Аваль» или Укрсоцбанк ведь пошли или пойдут не в капитал банка, а их предыдущим владельцам.

— А почему от иностранных банков не стоит ожидать значительных вливаний в капитал купленных банков?

— Отчасти это связано с психологией западных банкиров. Для них темпы роста активов ежегодно на 50—100% являются слишком динамичными и агрессивными. Иностранцы нормально себя чувствуют при темпах роста 5—10, максимум 20%.

Кроме того, многие наши проекты будут просто отбраковываться иностранцами, поскольку по их стандартным процедурам они будут считаться слишком рискованными, а заемщики – ненадежными.

Но коль уж мы заговорили об экспансии иностранного капитала в Украине, я хотел бы, чтобы мы посмотрели на эту проблему глубже. Как показывает опыт наших соседей, процесс интеграции финансовых рынков, проникновение капитала, как правило, идет только в одну сторону, что затем вызывает серьезнейшие не только экономические, но и политические последствия.

— Кажется, наш разговор переходит в сферу геополитики, где Украина за последние полтора десятка лет только проигрывала. Наша экономическая слабость не дает нам оснований надеяться на равноправное общение с более могущественными государствами. Будем прагматиками, сильные мира сего на словах всегда будут делать вид, что сотрудничают с нами на равных, но на деле каждый из них будет всегда отстаивать свои интересы. Может, неоправданные амбиции пора умерить и смириться с ролью ведомого, подумав, как из вечно согнутого положения извлечь побольше хоть и маленькой, но конкретной пользы?

— Раз уж мы действительно говорим о геополитике и пытаемся быть прагматиками, то давайте исходить из того, чем мы на сегодняшний день реально располагаем. Вхождение в ЕЭП на тех условиях, которые нам предлагают, для нас неприемлемо. В ЕС нас пока не ждут с распростертыми объятиями, несмотря на всю уникальность нашего географического положения. Но существует, например, ГУАМ, делаются попытки создать Сообщество демократического выбора. В этих организациях Украина справедливо претендует на роль полноценного лидера.

В чем главная слабость ГУАМ, чего ему не хватает, чтобы стать полноценным международным образованием? Ответ очевиден – реального экономического и финансового базиса, без которого любой политический блок, за исключением военно-политических, не может быть полноценным. Если не хватает своих денег, пользуются одолженными. Лучший и наиболее очевидный выход видится в создании международного банка, который будет заниматься крупными транснациональными инвестиционными проектами.

Опыт показывает, что без специальных международных банков развития не рождалось ни одно более-менее серьезное международное сообщество. Всего в мире их больше десятка. В том же ЕС финансовой базой союза был и есть Европейский инвестиционный банк. Кстати, недавно созданный ЕврАзЭС имеет шансы не повторить судьбу СНГ потому, что Россия и Казахстан уже создали под эту организацию Евразийский банк развития с уставным капиталом 1,5 млрд. долл. По размеру этот капитал равен суммарному уставному капиталу первой десятки украинских банков.

Почему другие страны могут это делать, а мы — нет? Деятельность международных банков развития нацелена на долгосрочное финансирование глобальных и жизненно важных для региона проектов: транспортных, энергоснабжения, энергосбережения и т.п. Она позволяет перейти от обсуждений взаимных проектов к их конкретной реализации. Конечно, для реализации совместных международных проектов можно обратиться и в тот же Европейский инвестиционный банк. Но мы там играем не то что не ведущую, но даже не третьестепенную роль. А рассмотрение наших заявок, если судить по имеющемуся опыту, занимает около двух лет.

— У нас не хватает денег на внутренние инвестиции, а тут вы предлагаете тратить деньги на зарубежные. Внешняя политика – это хорошо, нам ведь нужны рабочие места внутри страны…

— Экономика здесь как раз важнее политики. Во-первых, если банк будет создан по инициативе Украины и мы станем его основным акционером, то он будет расположен здесь, в Киеве, т.е. фактически это будут инвестиции в отечественную банковскую систему. Во-вторых, если мы реализуем тот или иной крупный инфраструктурный проект, он будет «тянуть» за собой многие смежные отрасли.

Статус этого банка, учредителями которого будут несколько государств и, возможно, одна или несколько крупных международных финансовых организаций, благодаря его высокому кредитному рейтингу позволит для финансирования проектов привлечь на международных рынках крупные дополнительные капиталы. Однако и здесь размер имеет значение. Поэтому речь идет о банке с капиталом минимум 1 млрд. долл. и активах в несколько миллиардов…