ВАЛЮТА ИЩЕТ КАЧЕСТВЕННЫЙ ТОВАР

Мартовское выделение Украине порядка 150 млн. долл. в рамках программы расширенного финансирования МВФ, возобновление кредитных линий Всемирного банка (также 150 млн. долл.) и ожидание майского транша (до 65 млн.) мгновенно сыграли на укрепление курса гривни. Недавние дискуссии о национальной курсовой политике и наиболее мрачные прогнозы на ближайшее будущее незаметно сошли на нет.

Однако сложность экономических процессов, лежащих в основе курсовых колебаний гривни, в известном смысле превосходит проблему получения внешних кредитов. Суть вопроса заключается в том, что внешнеэкономическая деятельность Украины является стабильно убыточной. Ежегодный отток твердой валюты превышает ее естественные поступления. При этом сформировалось несколько устойчивых финансовых потоков, объективно «играющих» на понижение валютного курса гривни.

Это, прежде всего, баланс внешней торговли товарами и услугами. В Украине он стабильно дефицитен. Так, если в 1994 году его величина составляла -1,2 млрд. долл., то в 1997 году уже -1,5. При этом не имеет принципиального значения то, что сальдо внешней торговли со странами бывшего СССР отрицательное (-2,5 млрд. долл., данные 1997 года), а со всеми другими партнерами - положительное (0,96 млрд. долл.). Или, например, что торговля услугами для Украины является традиционно прибыльной (прежде всего, за счет транспортировки газа), а товарами - убыточной. С точки зрения курсовой устойчивости главное, что итоговый баланс отечественной внешней торговли стабильно негативный. И необходимость его покрытия ежегодно обусловливает утрату Украиной не менее 1,2 млрд. долл.

Хотя дефицит внешней торговли и создает существенное девальвационное давление на гривню, однако он может и не иметь решающего значения при формировании валютных резервов страны. Например, Польша в течение всего пореформенного периода также имеет дефицит внешнеторгового баланса, что не мешает, однако, ее валовому внутреннему продукту расти темпами, достигающими 7 процентов в год. При этом курс злотого поддерживается иностранными инвестициями. Но не портфельными, имеющими чисто спекулятивную природу, а прямыми, непосредственно связывающими иностранного инвестора с конкретным производством. При этом поток последних с избытком перекрывает негативное сальдо внешней торговли, увеличивая соответствующие твердовалютные резервы и формируя определенное ревальвационное давление на злотый. В прошлом году объем прямых иностранных инвестиций в Польшу достиг рекордной величины - 10,1 млрд. долл.

В Украине же после экспертного подсчета 40 млрд. долл., необходимых якобы для подъема национальной экономики, тему прямых иностранных инвестиций обсуждать почему-то перестали. Словно смирившись с неспособностью создать соответствующие условия для их притока в страну. И совершенно напрасно.

Западные предприниматели не только готовы инвестировать, но и действительно вкладывают собственные капиталы в экономики бывших соцстран. И капиталы, надо сказать, немалые. Только в 1997 году чистые частные вложения непортфельного характера в постсоциалистические экономики составили 27,2 млрд. долл., из которых прямые инвестиции превысили 18 млрд.. В течение же 1994-1997 годов их суммарная величина достигла 87,3 млрд. долл., в т.ч., прямых инвестиций - почти 50 млрд. В экономики Чехии и Венгрии только в 1995 году было вложено, соответственно, 2,6 и 4,6 млрд. долл. Для сравнения: Россия в том же 1995-м сумела привлечь только 2 млрд. долл., хотя, как известно, численность ее населения более чем в семь раз превышает население Чехии и Венгрии, вместе взятых.

Что касается Украины, то суммарный объем привлеченных ею иностранных инвестиций, начиная с 1992 года, составил 2,7 млрд. долл. В прошлом году их величина хотя и превысила инвестиции 1997 года (соответственно, 0,65 и 0,62 млрд.), однако их явно не хватает для покрытия дефицита внешней торговли. Образующийся при этом разрыв приходится покрывать за счет внешних заимствований.

Второй устойчивый фактор, обусловливающий необходимость привлечения иностранных кредитов и соответствующего увеличения внешнего долга - бюджетный дефицит. Если, например, в 1998 году на его покрытие пришлось позаимствовать за рубежом порядка 280 млн. долл., то в текущем году на эти же цели предполагается привлечь около 160 млн.

Формирующийся за счет устойчивой убыточности внешнеэкономической деятельности и бюджетного дефицита внешний долг приобрел черты уже самостоятельного фактора, довлеющего над курсовой стабильностью гривни. В течение 1996-1997 годов в связи с необходимостью оплачивать основную сумму долга из страны ежегодно утекало порядка 0,8-0,9 млрд. долл. Плюс около 0,5-0,6 млрд. - на оплату процентов и операций по обслуживанию внешнего долга. Итого - до 1,5 млрд. долл. (1997 год). С учетом же дефицита внешней торговли, который не покрывался чистыми прямыми инвестициями, получаем более 2 млрд. долл. США.

Таким образом, в сложившихся экономических условиях ежегодный чистый отток иностранной валюты с территории Украины составляет не менее 2 млрд. долл. в год. Если не производить дополнительных внешних заимствований для его компенсации и попытаться удерживать номинальный курс гривни исключительно монетарными методами, необходимо будет изымать из обращения соответствующую гривневую массу. Объем последней при курсе 4,0-4,5 грн./долл. может составить до 8-9 млрд. грн. Однако вся денежная масса, обслуживающая движение валового внутреннего продукта Украины, по состоянию на 1 января 1999 года составляла немногим менее 16 млрд. грн., а денежная база - 8,6 млрд. грн. Таким образом, при отсутствии внешнего кредитования удержание валютного курса исключительно посредством денежных механизмов неминуемо должно привести к теоретически полному изъятию из обращения всей гривневой массы за период, не превышающий одного-двух лет. А это - полный бартер и отказ от денежного обращения как такового.

Первой реакцией на вышеприведенные рассуждения может быть предположение: необходимо перейти к абсолютно гибкому валютному режиму, при котором бы курс устанавливался исключительно как равнодействующая спроса и предложения без каких-либо интервенций со стороны Национального банка. Но в этом случае вопрос об экономической (и социальной) цене прямых последствий подобного шага с повестки дня, увы, не снимается. Он просто трансформируется в иную плоскость.

Прежде чем принять подобное решение, следует ознакомиться с его непосредственными эффектами в России, которая, как известно, не смогла удержать курсовой коридор и бросила рубль на произвол стихии. В результате, по свидетельству руководства Банка России (центробанка), в августе-сентябре 1998 года:

- объем межбанковских кредитов и депозитов в России уменьшился: в рублях - на 53%, инвалюте - 20%;

- вклады населения сократились (без Сбербанка): в рублях - на 34%, в инвалюте - на 29%;

- доля активов комбанков, имеющих серьезные финансовые трудности, превысила 70%;

- капитал банков Московского региона уменьшился на 46% и т.д.

В итоге темпы инфляции в России в 1998 году превысили 80%, а практическая стабилизация реального сектора экономики (+0,4% прироста в 1997-м) сменилась падением на -4,5%. Теперь перед российской экономикой вновь замаячили ориентиры трех-четырехлетней давности - необходимость не выйти за пределы 30-процентной инфляции и удержать темпы падения ВВП на уровне до 3% (прогноз МВФ - более 8%).

Суммируя вышесказанное, можно заключить, что, с одной стороны, в сложившейся системе производственных, инвестиционных и торговых координат обеспечить долгосрочную номинальную стабильность гривни вряд ли представляется возможным. С другой - резкое курсовое падение несет в себе настолько мощный потенциал негативных последствий, что он с лихвой перекрывает практически все позитивы, которые связываются с переходом к свободному плаванию.

Вывод очевиден: сохранение «падающего» валютного коридора курсовых колебаний гривни оправданно и целесообразно. При этом вряд ли стоит драматизировать факт ее постепенной девальвации. Польша, например, вот уже семь лет проводит аналогичную политику, и это не мешает ей иметь устойчивые темпы экономического роста. Подобный же режим «ползущей привязки», кстати, используется в Венгрии, Чехии и Словакии.

Безусловно, может быть поставлен вопрос о введении фиксированного валютного курса (как, например, в Латвии и Словении) или предельного его варианта - «валютного совета» (Литва, Эстония, Болгария). Однако и в этом случае прежде всего необходимо будет решить следующие два вопроса. За счет каких валютных резервов поддерживать курс, если у Нацбанка их достаточно для автономного покрытия порядка трех недель национальной потребности в импорте (международный стандарт достаточности - три месяца). И как в случае резкой девальвации гривни избежать тех негативных последствий, с которыми она неизбежно сопряжена.

Вместе с тем, хотя сохранение действующего валютного режима и смягчает последствия девальвации гривни, оно не устраняет ее фундаментальных причин. Коренным образом повысить курсовую устойчивость национальной валюты может только пересмотр практики внешней торговли, механизмов ее стыковки с реальным производством, продвижения отечественных товаров на внешних рынках.

Принципиальную роль при этом играет экспортная политика. Освоение новых рынков сбыта позволяет одновременно продвинуться в решении нескольких задач - повышения платежеспособного спроса, роста на этой основе производства, притока твердой валюты.

Данные таблицы достаточно наглядно иллюстрируют прямую корреляцию экспорта товаров и услуг в постсоциалистических странах со среднедушевыми объемами производства валового продукта, прямыми иностранными инвестициями и валютными резервами. Нетрудно заметить одну довольно любопытную закономерность: у всех бывших соцстран, которым удалось преодолеть фазу экономического спада и выйти на траекторию устойчивого роста, уровень экспорта на душу населения превышает 900-1000 долл. При этом чем успешнее экономическая динамика страны, тем выше удельные показатели экспорта на одного жителя. Так, в Словении, Чехии, Эстонии и Словакии они вообще превышают 2000 долл.

В Украине же указанный показатель на протяжении 1994-1997 годов колебался в диапазоне 300-400 долл. По уровню своей интеграции в мировую хозяйственную систему мы продолжаем тяготеть к экстенсивной динамике стран СНГ и, прежде всего, России. Примечательно, что в координатах сопоставимых показателей этот исполин явно проигрывает на фоне совсем небольших, но, как оказывается, весьма интегрированных в мировую систему, соседей. Абсолютные же показатели в этом случае могут играть скорее не информативную, а дезориентирующую роль.

На наш взгляд, данные таблицы объясняют, почему именно в Польше, Венгрии, Чехии и Словакии (среднедушевые валютные резервы от 500 до 1600 долл.) последствия валютного кризиса в России были преодолены легче, нежели в самой России (120 долл.), или, например, Белоруссии, Молдове или Украине (30-80 долл.).

В рыночных условиях товар идет туда, где есть валюта, а она в свою очередь ищет качественный и дефицитный товар. Именно поэтому обеспечение стабильности гривни следует связывать не столько с монетарной политикой Национального банка, сколько с усилением активности отечественных экспортеров и привлечением прямых инвестиций в реальное производство. Только через эти механизмы можно обеспечить сегодня поступление в Украину твердой валюты, уменьшая одновременно давление на резервы Национального банка и способствуя курсовой стабилизации гривни.

Безусловно, валютный курс влияет на динамику производства. Однако именно конкурентоспособность последнего формирует долгосрочную курсовую стабильность валюты. В условиях, когда национальная продукция не пользуется внешним спросом, а на внутренних рынках ее теснит импорт, ужесточение монетарной политики способно лишь на непродолжительное время отсрочить снижение валютного курса. Его устойчивость должна расти на основе повышения эффективности производства, а не благодаря уменьшению размеров банковского кредитования.

Что бывает в противном случае, мы уже знаем. Отечественную валютную систему лихорадит уже от одной только угрозы малейших внутренних или внешних осложнений. А сама украинская экономика медленно сползает на обочину мирового развития.