ИНФЛЯЦИЯ — БУМАЖНЫЙ ТИГР А СТРАНУ МОГУТ ПОГУБИТЬ ТОЛЬКО ДУРАКИ И НАЛОГИ

Китайцы, если помните, называли бумажным тигром атомную бомбу. Ну не все, конечно, но, по крайней мере, самый главный (тогда) китаец считал именно так. И был не прав: во-первых, атомная бомба не бумажная, во-вторых, она страшней любого тигра, а в-третьих, на самом деле бумажный тигр — это инфляция. Во-первых, потому что зависит от количества бумаги, пошедшей на изготовление денег (и числа нулей на этой бумаге), во-вторых, потому что ею хорошо и удобно пугать, а в-третьих, потому что в действительности она совершенно безопасна. По крайней мере, в том смысле, в каком ее у нас понимают, — «это когда денег больше, чем товаров».

Гораздо опаснее другое — и вы уже догадались, что и кто именно. Начнем пока с налогов, хотя всё у нас, конечно, взаимосвязано.

Цивилизованные страны одним из признаков своей цивилизованности считают то, что налогами они облагают не всю стоимость продукции, а какие-то ее куски, наиболее — по мнению этих цивилизованных — пригодные для того, чтобы служить объектом дележа с государством. Впихивающая себя в когорту «европейских сожителей» Украина не могла отстать от общей моды, а потому с судорожными метаниями (прибыль — доход — прибыль — доход — прибыль...) стала соображать, каким именно куском предпринимательского пирога заставить делиться тех, кто его испек, с нею, любимой.

Облагать то, что идет на накопление (без учета развития производства, чисто «в кубышку», то есть накопление в самом что ни на есть узком смысле слова), Родина не могла, хотя и не потому, что накопление сдерживает инфляцию невыбросом денежной массы на рынок. Нет, тут причины были иные: такого накопления у предприятий нет, а если бы оно все-таки и было, то легко пряталось бы под видом неких «затрат» — с последующим возвратом денег через «теневой откат». Как тут не вспомнить тех же китайцев (это последний раз — больше не будем) с их знаменитой неуловимой черной кошкой в черной комнате, к тому же в оной комнате отсутствующей.

Облагать же потребление (то есть то, что куда-то тратится,— потребление в широком смысле слова) — значит автоматически сдерживать не только инфляцию, но и вообще спрос, а следовательно, и производство, попутно отправляя это самое потребление (зарплату и пр.) в ту же тень.

Пройдя и через 90-процентный подоходный на зарплату «изнутри», и через 61% + 19% + 6% = 86% начислений на зарплату «снаружи», и через обложение зарплаты еще и в составе валового дохода (22%; 18%), и через обложение ее же НДСом (28%; 20%), и через мыслимые и немыслимые сочетания этого всего, наша страна уверенно пошла по пути «антиинфляционного» обложения потребления, имея в виду его в очень широком смысле, то есть не забывая и о прибыли (35%; 30%). Свободными от обложения остаются, таким образом, только материальные и «приравненные к ним» затраты, остальное же попадает под пресс.

В результате потребление тормозится, зарплаты, которые все-таки есть, прячутся, а производство тормозится вслед за спросом (не говоря уже о торможении его налогами непосредственно) и «стимулируется» нашим мудрым (потому что для мудрых) налогообложением работать само на себя! Ведь чтобы у заводов (или у принявшей от них товар торговли) смогли купить нечто не «материальное» и не «приравненное», покупатель должен сначала сполна понести налоговое наказание — то ли за непроизводственность трат, то ли за то, что деньги отдали людям в виде зарплаты, с которой и берет начало «та самая» инфляция. Во имя этой налоговой мудрости и действует невероятно сложный (как человеческий организм) и переменчивый (как человеческое настроение) механизм обложения, мимо которого, впрочем, ничего не стоит пройти (как и мимо любого человека — со всеми его сложностями и настроениями).

Конечно же, налогообложение всего, а не только потребления, было бы и проще, и неизбегаемее, и экономически оправданнее, поскольку никакое выделение некоей части выручки в качестве облагаемой базы ничем, как видим, не оправдано. Однако в пример нам приводят иностранцев, которые не любят такое вот тотальное обложение (хоть и по очень низким ставкам). При этом забывают о специфике нашего менталитета, исторических традициях, забывают о нашем соотношении спроса и предложения, а главное — о нашей структуре и того, и другого, о чем чуть попозже.

Единый налог «на всё» — как слишком простой и недостаточно антизарплатный (а значит, и недостаточно антиинфляционный) — смогли у нас разрешить лишь для «микробизнеса», да и то в сочетании с НДСом (если не рассматривать безНДСный вариант, при котором создаются все условия, чтобы предприятие осталось не только без НДС, но и без покупателей) и, конечно же, в сочетании с подоходным. Ну как же без подоходного...

«Социальная» причина, по которой его не хотят отменять и «сливать» с другими налогами в составе налога единого, проста: именно подоходное налогообложение позволяет следить не только за предприятиями, но и за людьми — чтобы получающие больше и платили больше. А то, что именно эта дифференциация ставок (больше зарплата — больше налоговый процент) вынуждает и не платить зарплату, и скрывать ее, поняли еще не всюду (из близких нам стран — только в России да Эстонии).

Но если эту дифференциацию убрать, то ненужность подоходного и возможность его включения в список налогов, заменяемых единым налогом, который уплачивает предприятие, становится совсем очевидной. Вернее — стала бы, если бы наряду с «социальной» причиной подоходного («грабить богатых») не было еще и «экономической». То есть если бы у нас не так махали жупелом инфляции, бороться с которой привыкли только сдерживанием и обложением заработной платы. На нее, бедную, и приходится сегодня основная часть налогообложения: подоходный, начисления всевозможных сборов, НДС, а на некоторые выплаты — даже налог на прибыль.

Между тем инфляция вызывается не только высоким платежеспособным спросом (у нас его просто нет) и не только низким товарным предложением (у нас оно восполняется хоть и плохоньким, но импортом), а еще и их структурой.

Украинский рынок характеризуется поляризацией спроса: нет (ну, почти нет) среднего класса, наличие которого — истинный критерий благосостояния страны и ее цивилизованности,— а есть или очень бедные, на которых ценообразование, кроме принудительного, давно уже не ориентируется, а рынок махнул (ну, почти махнул) рукой, или очень богатые, в расчете на которых и формируются цены. Низкими они могут быть только на самые необходимые предметы массового повседневного спроса (в основном — продукты). Цены же на все прочее рассчитаны на тех, у кого много денег, а не на тех, кого много самих.

Поэтому даже при невысоком спросе вообще, но с учетом высокой платежеспособности узкой группы потенциальных покупателей, то есть с учетом именно специфики структуры нашего спроса, цены у нас не так низки, как если бы они равнялись на «среднего» потребителя и на общий нищенский уровень.

Что касается структуры производства и предложения, то она изуродована и высоким уровнем «самоедства» (промышленность работает сама на себя, а не на конечного потребителя), и засильем иностранных товаров. И хотя «не наши» товары противостоят нашей гривне, толку от такого «противостояния» мало: инфляция просто становится скрытой, от чего работы украинскому производителю не прибавляется.

А вот замена единым налогом сегодняшних налогов на непроизводственное потребление (НДСа, налога на прибыль, подоходного, зарплатных начислений) ослабила бы налоговое давление на зарплату, стимулировала бы ее рост, вывела бы ее из тени, в результате чего структура спроса изменилась бы в пользу среднего класса, который в большей степени, чем толстосумы, ориентирован на отечественные товары и способен повлиять на уровень цен, понижая их до более приемлемого. Расширение спроса снизило бы и степень промышленного «самоедства». Вот где реальное противостояние реальной инфляции!

Варьируя соотношение ставок двух платежей — единого налога, с одной стороны, и налога на ввоз импортных товаров, с другой (а он поглощаться единым не должен!), — можно оказывать реальное влияние и на структуру предложения, изменяя ее (с помощью того же среднего класса) в пользу отечественных товаров, производство которых давало бы работу украинскому производителю, а не зарубежному. Таким образом, искоренялись бы предпосылки и видимой, и скрытой инфляции.

Единственной реальной проблемой (чисто практического, впрочем, характера) будет грамотная дифференциация ставок единого налога по отраслям. Нужно, однако, отдавать себе отчет и в том, что сегодняшние равные для всех (за некоторыми исключениями) ставки говорят о простоте (хотя бы в этом вопросе!), но отнюдь не о «точновыверенности», а потому — настоящего «единства условий» никак не создают.

И если простота, будучи единственным достоинством равенства ставок (но не равенства условий), приходит в противоречие с простотой «более высокого порядка» — единым налогом, вводимым вместо заменяемых им десятков платежей, но требующим — ввиду своей единственности — более взвешенного подхода к ставке, то понятно, что уступить должна «простота» сегодняшняя. Лучше один простой налог с разными отраслевыми ставками, чем огромное количество сложноисчисляемых платежей, хоть и лишенных отраслевых особенностей.

Ведь этот один — действительно будет противостоять инфляции (говоря об инфляции, мы, конечно, имеем в виду ее настоящую, а не арифметическое превышение «массы над массой», которым любят брать на испуг). Он будет уничтожать ее подлинные причины, в том числе и снижение производства из-за непредсказуемости и сложности фискального механизма. Сегодняшние же налоги реально борются лишь с зарплатой.

Но тигром инфляции пугают не только с целью оправдания действующего механизма обложения, якобы ей противостоящего. Наряду с повышенным вниманием к обложению зарплат и «непроизводственных» расходов страх перед инфляцией вызывает и страх перед доходами населения вообще.

Возьмем, к примеру, набивший оскомину вопрос компенсации инфляционных потерь вкладчикам Сбербанка. Признавая социальную справедливость такого возврата (поскольку сомнения относительно необходимости возвращать долги вообще вряд ли уместны), противники его практического осуществления в качестве общего (и единственного!) аргумента выдвигают всё то же: «Раздадим деньги — будет инфляция».

И почему-то стараются не обращать внимания на то, что когда денег становится больше у относительно малоимущих (а именно такова основная часть кредиторов Сбербанка, точнее говоря — государства), это вызывает не рост цен при неизменной массе предложения, а рост предложения (то есть производства!), вызванный увеличением спроса, и — как следствие этого роста, как следствие «похудения» среднестатистического покупателя — уменьшение цен!

Что же в такой инфляции плохого? И кому она будет мешать?

Хотя кому — как раз известно. Тем, кого не интересует ни погашение долгов государства перед своим народом, ни решение наших социальных задач, ни снижение цен, ни изменение структуры спроса в пользу недорогих и притом украинских товаров. А поскольку признаться в том, что именно эти носители антиинтересов и делают погоду в «национальной» экономической стратегии, как-то неудобно, всем нам морочат голову якобы инфляцией.

«Стабильность» гривни, достигаемая лишь за счет искусственного сдерживания денежной массы (что весьма комически, точнее, трагикомически сочетается со «всеобщей» борьбой с бартером),— весьма относительна, как относительна полезность снижения температуры у больного, достигнутая не за счет лечения, а за счет того, что его засунули в холодильник. Кроме того, эта «стабильность» при стоящем производстве аналогична кладбищенскому спокойствию.

Впрочем, у оппонентов — аналогии свои. «Инфляция,— говорят они,— как энурез: сначала тепло и приятно, потом — холодно и мокро». Насчет энуреза — им, возможно, видней: от страха перед инфляцией чего не случится... Сказать по этому поводу можно лишь одно: бороться следует с истинными причинами, в первую очередь — с падением производства, а не с видимостью (деньгами, зарплатами, возвратом долгов).

Но если государство — наряду с тем, что не умеет собирать налоги, не умеет еще и возвращать долги, причем даже в такой уникальной ситуации, когда это было бы выгодно всем (и ему в том числе!) — резонен вопрос: а зачем такое государство вообще нужно? Чтобы «держать курс» (и не столько гривни, сколько на Запад)?

Сдерживание денежной массы любой ценой (налоговое преследование зарплат, провоцирование бартера, кризисы неплатежей, невозврат денег), будучи едва ли не единственным выражением «влияния» государства, никакой пользы, кроме вреда, не приносит. Более того, последовательный монетаризм объективно может привести к отмиранию самого института государства гораздо быстрее, чем всевозможные социалистические революции.

Да и о чем можно говорить, если государство даже не в состоянии (а может, и не «в желании»?) создать стимулы приобретения отечественными покупателями отечественных же товаров! Только плакаты... Хоть бы уж лотерею какую (прости, Господи) придумали, используя вместо билетов чеки, подтверждающие приобретение украинского. Глядишь, при «прочих равных», может, кто — ради выигрыша — и купился бы на родное,— вот уже б государство и сгодилось. Так нет же: оно, любимое, привыкло только отбирать, а не делиться. Отдавать не может даже выборочно, даже себе же на пользу. И о чем же оно, милое, думает?

О налогах?

Тогда — приглашаем к началу.