Игорь ЮШКО: «Существует критическая потребность предотвратить чрезмерную зависимость страны и ее экономики от внешних заимствований»

Сегодняшнего собеседника мы выбрали не случайно. Игорь Юшко — один из немногих экспертов, имеющих опыт практической работы в качестве председателя правления крупного банка, зампредседателя парламентского комитета по финансам и банковской деятельности, члена Совета НБУ, министра финансов. Ныне Игорь Олегович — президент Украинской национальной ипотечной ассоциации, глава наблюдательных советов АКБ «Укрсоцбанк» и НАСК «Оранта». Продажу Укрсоцбанка г-н Юшко комментировать отказался, чтобы «не сглазить» еще не завершенную сделку. Зато рассказал много другого — весьма, на наш взгляд, интересного.

Инфляция и курс

— Игорь Олегович, как вы оцениваете нынешнюю макроэкономическую ситуацию в стране?

— Мне пришлось достаточно активно заниматься макроэкономикой и кредитно-денежной политикой начиная с 2000 года, когда впервые собрался совет Национального банка, в работе которого я принимал участие вплоть до конца прошлого года. Главный вывод, который я для себя сделал, состоит в том, что шесть-семь лет назад, когда наш внутренний рынок был относительно закрыт, можно было говорить о практически прямой корреляции между уровнем инфляции и объемом эмиссии или показателями денежных агрегатов. Но с тех пор эта зависимость существенно снизилась.

Причины этого кроются не только в структурных «вывихах» отечественной экономики. По мере интеграции Украины в международное разделение труда и рынки капитала все сложнее и многофакторнее становится ценовая палитра. Если мы рассмотрим факторы, которые оказывают существенное влияние на инфляцию в Украине, то придем к выводу, что многие из них не регулируются инструментарием Национального банка.

Поэтому когда еще принимался закон о Национальном банке, было пожелание, чтобы в законе было оговорено, что НБУ будет отвечать за ценовую стабильность «в рамках своих полномочий»…

— Очень хитрая оговорка…

— Ничего такого хитрого — она была специально предложена мной в качестве компромисса. Поскольку инфляция зависит не только от кредитно-денежной политики Нацбанка, но также определяется бюджетно-налоговой политикой в части дефицита бюджета и направленности основных расходов, налоговой нагрузкой и покупательной способностью населения, сальдо платежного баланса, направленностью протекционистских мер экономической политики, структурой критического импорта и его ценовой динамикой, наличием и открытостью национальных рынков капитала, земли и т.д. и т.д.

И тогда, и сейчас наше общее понимание ценовых процессов было и, на мой взгляд, остается недостаточным для того, чтобы четко сформулировать все условия, при которых Национальный банк сможет реально таргетировать инфляцию. Это возможно только в том случае, если экономика находится в состоянии, как я называю, упругой деформации. Иными словами, если под воздействием какого-то одного из факторов она не разрушается, не деформируется, а адекватно на него реагирует.

— В чем вы видите основные причины роста цен и какими должны быть меры по их обузданию?

— Одна из важнейших составляющих сегодняшней инфляции в Украине — это глобальные тенденции. Это некий новый фактор, который мы до конца еще не чувствуем и не понимаем.

В течение как минимум десяти лет доллар США являлся главной мировой резервной валютой. Физически это была единственная валюта, в которой держали свои запасы и центральные банки, и многие субъекты хозяйственной деятельности по всему миру. Соблазн велик. Всегда приятно напечатать деньги, покрыть дефицит собственного бюджета эмиссионным доходом и при этом не иметь инфляционных последствий внутри страны за счет их экспорта. Многие экономики активно впитывали долларовую массу в этот период.

Сегодня набирают силу новые тенденции. Многие страны наращивают долю евро в расчетах и сбережениях. Это означает, что доля мировой экономики, которую обслуживал доллар США, сокращается. Курсовая коррекция, которая происходит в соотношении доллара с евро, отражает в том числе и эти процессы.

Рост цен на золото, энергоносители и другие товарные группы отражает глобальную инфляцию доллара. При этом наблюдается интересный феномен: на территории США инфляция еще не набрала тех оборотов, которые должна была бы иметь.

Поэтому, на мой взгляд, в ближайшие несколько лет в Штатах может произойти серьезная ценовая коррекция.

— Какими будут последствия и как все это может отразиться на Украине?

— Сегодня это предсказать сложно. Но пока, совершенно очевидно, мы наблюдаем долларовую инфляцию на территории Украины, которая происходит практически во всех странах, где цены или курс местной валюты привязаны к доллару США.

— В какой мере курс гривни сегодня определяется объективными факторами, а в какой — зависит от субъективных оценок чиновников НБУ?

— На курсообразование в классическом виде в наибольшей степени влияет сальдо отдельных счетов платежного баланса государства, основными среди которых являются текущий и финансовый. Если раньше в течение пяти лет (с 2000-го по 2005-й) мы были в плюсе благодаря положительному торговому балансу и незначительно позитивному движению капитала, то начиная с 2006-го ситуация изменилась. В 2006-м мы впервые в нынешнем тысячелетии получили отрицательное сальдо торгового баланса. Общий баланс у нас остался положительным, но только благодаря увеличению прямых инвестиций, а также активизации с 2006 года банковских и корпоративных заимствований. Аналогичная тенденция сохранилась и в нынешнем году.

— Не так давно была опубликована информация, что отрицательное сальдо текущего счета за январь—сентябрь превысило свой прошлогодний аналог почти в 10 раз…

— Что не может не вызывать беспокойства. С чем это связано? На поверхности — укрепление курса гривни весной 2005 года, стимулировавшее импорт в ущерб экспорту, — это раз. Вторым фактором является повышение стоимости энергоносителей, что очень существенно для страны, которая является нетто-импортером энергоресурсов.

— Одним из главных аргументов ревальвации-2005, о которой вы упомянули, Нацбанк называл необходимость компенсировать за счет укрепления гривни подорожание импортируемых энергоносителей. А что нужно делать сейчас?

— Не хочу оригинальничать — необходимо предпринять экономически обоснованные действия для стимулирования экспорта и восстановления положительного сальдо торгового баланса. Это не одноходовка, а целый комплекс решений, их необходимо принимать максимально быстро.

Тенденции в платежном балансе не фатальны, там есть позитивные моменты. Например, в этом году существенно подрос экспорт машиностроения — это несомненный позитив. Надо удержать и усилить эту тенденцию. Необходимо научиться управлять некритическим импортом, сделать его более привлекательным с точки зрения бюджетных отчислений. Каким образом? Это вопрос в основном Министерства экономики. Мне не хотелось бы сейчас давать какие-то поверхностные рекомендации этому ведомству.

— Приведите хотя бы один хороший пример скрытых резервов…

— Например, сфера услуг. Мы все годы независимости говорим о том, что Украина имеет уникальное геополитическое положение, что Украина должна быть транзитным государством, которое будет зарабатывать на услугах, связанных с транзитом, будь то нефть, газ, электроэнергия или транспортное сообщение. Но происходит все с точностью до наоборот. Чем больше мы обсуждаем эту тему, тем больше теряем позиции по транзиту.

Иногда это происходит по политическим мотивам, как в случае с энергоносителями. Но чаще связано с экономически недальновидными решениями. Многие годы, например, существует транзитный тариф на железной дороге, который на 25—30% выше, чем для внутренних перевозок. У меня возникает вопрос: в чем смысл такого транзитного тарифа? Часто генеральные грузы транзитного назначения на Россию уходят в российские порты только потому, что экономически более разумно везти их по расценкам Российских железных дорог дальше лишних 500—1000 км и при этом компенсировать судовладельцам простои в российских портах из-за их загруженности или неприспособленности. Приходится повторять избитые истины, что зарабатывать надо на объемах, что увеличение объемов перевозок снижает себестоимость услуг и т.д…

— Но ведь это произошло не вчера и даже не пару лет назад?

— Это тенденции, которые продолжались много лет, но постоянно замалчивались. Мы были настолько «богаты», что могли заниматься только крупными или сверхкрупными вещами. Хотя загрузка собственных портов, которые платят налоги и обеспечивают заработную плату украинцам, — тоже далеко не мелочь. Это не мелочи для людей, которые работают на железной дороге. Это не мелочи с точки зрения валютной выручки для страны. Ведь за транзит платят валютой, и, кроме заработка перевозчиков, это еще и пополнение резервов Нацбанка.

Пришло время, когда мы не можем больше не считаться с такими «мелочами». С каждым годом система взаимосвязей в экономике становится все сложнее и требует более профессиональных подходов. Нам нужно уменьшать роль политики в ее привычном понимании в пользу политики финансово-экономической.

— Могу ошибаться, но существует, кажется, проект постановления, предполагающий новое увеличение транзитных тарифов едва ли не в два раза. Наши чиновники в Минтрансе, наверное, уже вообще никогда не научатся мыслить стратегически и системно в интересах государства. Поэтому давайте вернемся к проблемам денежно-кредитной политики...

— Один из факторов, который все более существенно влияет на состояние платежного баланса страны, а значит, на курсообразование и кредитно-денежную политику, — это денежные переводы тех, кто работает за границей. Впервые мы обратили на него внимание еще в начале этого десятилетия. В 2001-м официальная статистика оценила так называемые текущие трансферты населения в 1,3—1,5 млрд. долл., а в 2002-м – уже в 1,7—1,8 млрд. В нынешнем году, только по официальным оценкам, ожидается приток, если я не ошибаюсь, порядка 7 млрд. долл.

— Есть оценки, в которых говорится о 20 млрд. долл., но даже семь миллиардов — сумма более чем приличная...

— Согласен. Одна из важнейших статей платежного баланса. И если мы говорим о том, что Национальный банк может влиять, например, инструментами кредитно-денежной политики на импорт и экспорт товаров за счет курсообразования, то на доходы гастарбайтеров — практически никак. Разве что сделав все возможное для максимального упрощения их легальных денежных переводов…

В основном урегулирование этого вопроса зависит не от Нацбанка, а от Министерства иностранных дел и от того, как дипломаты смогут договориться с правительствами стран, где в основном работают украинцы.

Сегодняшняя ситуация во многом беспредельна. Миллионы людей работают за рубежом, не имея ни вида на жительство, ни визы, ни разрешений, ни страховки, ни жилья — фактически никаких прав. Легализация наших гастарбайтеров, получение на Западе квот не только позволит защитить наших сограждан, но и даст возможность прогнозировать влияние на экономику Украину их заработков как устойчивого фактора роста. Эти вопросы должны стоять на повестке дня под номером один для соответствующих ведомств.

Долги наши

Еще один важнейший фактор, который определяет текущее состояние кредитно-денежной сферы, — это бум на зарубежные заимствования, который продолжался со второго полугодия 2006-го до середины 2007-го. Только в третьем квартале с.г. произошло замедление из-за известной нестабильности на международных финансовых рынках.

На сегодняшний день долговые обязательства нашего корпоративного сектора оцениваются суммой более 57 млрд. долл. Это существенно. Ведь если судить только по критерию, что золотовалютный запас НБУ должен обеспечить 3—3,5 месяца критического импорта, то нынешний показатель в 30—31 млрд. долл. выглядит прекрасно. Но, вспоминая о наличии почти 60 млрд. корпоративных обязательств плюс около 13 млрд. государственного долга, мы понимаем, что имеем менее половины валюты, необходимой для обеспечения возможных будущих платежей.

— А ведь более трети корпоративного внешнего долга носит краткосрочный, даже по украинским меркам, характер…

— Это только усугубляет проблему — мы прекрасно это понимаем.

На мой взгляд, существует абсолютно критическая потребность предотвратить чрезмерную зависимость страны и ее экономики от внешних заимствований в обозримом будущем. Это наглядно продемонстрировали недавние шоки на финансовом рынке Казахстана, возникшие несмотря на то, что государственный внешний долг этой страны сравнительно невысок, да к тому же она — нетто-экспортер нефти. До поры до времени все хорошо, вам с удовольствием дают деньги, но как только инвесторы по какой-то причине меняют свои настроения или пересматривают в худшую сторону рейтинги, тут же появляются серьезнейшие проблемы.

— И вся страна начинает утро с вопроса — а кто ж они такие, эти Moody’s или Fitch, от мнения которых мы так зависим?

— В итоге экономика всей страны может попасть в зависимость от оценок и настроений нескольких аналитиков. И хотя ведущие рейтинговые агентства — это очень большие и серьезные организации, но, к примеру, конкретно Украиной там занимаются всего несколько человек. 99,99% населения даже не знает их фамилий, однако получается, что от мнения этих людей зависит жизнь целого общества. Совершенно очевидно, что это ненормально…

Но если искать пути решения проблемы быстрого наращивания внешних обязательств, то хотелось бы и предостеречь: административно ограничивать заимствования достаточно бессмысленно. Потому что рынки все равно реагируют по-своему.

— Мы, слава богу, уже пережили эпоху примитивных запретов. Но если НБУ увеличивает нормы резервирования под валютные кредиты — это ведь тоже, по сути, административное ограничение. Или все-таки рыночное?

— Это — не запрет, а изменение условий экономического хозяйствования, т.е. рыночное воздействие. Но дело в том, что резервирование сегодня производится двойным образом. Мы все время допускаем какие-то перегибы. С одной стороны, 20% привлекаемых за рубежом ресурсов должны размещаться на корсчетах Национального банка. И хотя для банков эти средства обходятся по той же цене, что и весь заем, НБУ в лучшем случае заплатит LIBOR, а на самом деле в подавляющем большинстве случаев — существенно меньше.

Плюс дополнительные резервы — они формируются уже не как отчисления от привлеченных ресурсов, а путем вычитания из капитала, т.е. за счет прибыли при кредитовании в иностранной валюте.

Меры НБУ продиктованы необходимостью, связанной с уже упоминавшимся бурным ростом задолженности корпоративного сектора за последние два года. Но они были бы логичны при наличии внутреннего инвестиционного ресурса, а без него банки остаются фактически без альтернативы. У них только один выход: вслед за резервными требованиями повышать свои ставки кредитования для тех же корпораций, для населения.

Жилье

— Игорь Олегович, мне как-то довелось видеть один любопытный график, демонстрирующий практически полную прямую корреляцию цен на жилье и притоков иностранного капитала. Получается, что внешние банковские займы, превращаясь в ссуды населению, лишь провоцируют дополнительный рост цен на жилье и другие товары.

— Вне всякого сомнения. Доступность кредитного ресурса для заемщика оказалась на сегодняшний день достаточно мощным фактором роста цен. Если бы люди накапливали деньги для улучшения жилищных условий, то таких темпов роста цен не было бы. Другой вопрос, что наш рынок недвижимости — это все еще рынок продавца, поскольку жилье, особенно нормальное, по-прежнему в дефиците. Когда у покупателя есть ресурс (неважно, заемный или собственный), а продавец не в состоянии в полном объеме удовлетворить его спрос, цены неизбежно растут.

— Что нужно, чтобы рынок строительства и жилья заработал по-другому?

— Рецепты известны. Все упирается в доступность и прозрачность этого рынка для инвесторов. Рынок непрозрачен, забюрократизирован, коррумпирован, никакого единого окна не существует в природе... Продолжать этот перечень можно сколько угодно.

— Можно ли надеяться, что эти процессы обретут цивилизованную форму еще до того, как будет роздан или поделен последний свободный клочок земли?

— Процессы раздела земли происходят очень быстро. Они не на виду, непрозрачны, но очень динамичны. Знаете, в первой половине 90-х, когда дневные поступления в бюджет составляли около 3 млн. грн. и распределялись лично премьер-министром и министром финансов, казалось, что обеспечить такие бюджетные поступления, как сегодня, и даже такую, как сейчас, бюджетную дисциплину — задача невыполнимая при этой жизни. Тем не менее это произошло. И коррекция цен на недвижимость и на землю обязательно произойдет. Но, думается, немножко позже — через несколько лет.

— Эта ценовая коррекция создает угрозу для стабильности банковской системы?

— Когда процесс бурного кредитования ипотеки начинался четыре года назад, объемы ипотеки составляли 0,5—1% ВВП. На сегодняшний день этот показатель уже превышает 10%. И если мы будем и дальше развиваться такими темпами, то к концу года получим 12%, а в ближайшие пять-семь лет можем достигнуть и 20—25% ВВП. На таких объемах ценовая коррекция уже может оказаться достаточно болезненной и для экономики в целом, и для банковской системы, и для людей.

Проблема в том, что на сегодняшний день нет инструментария и мы не умеем рыночными способами регулировать стоимость ипотеки. Мы даже не понимаем, кто должен ее регулировать. Нацбанк? Минэкономики? Минпромполитики?

— А можно ли быстро создать надежные механизмы защиты индивидуальных инвестиций в строительство?

— Можно. С одной стороны, была попытка создать закон о фондах финансирования жилищного строительства. И идея вроде бы правильная: финансирование строительства частные лица могут осуществлять лишь через финансовые компании, поскольку последние являются субъектами, поднадзорными регулятору. Но при этом возникает вопрос — насколько регулятор способен обеспечить надзор. На мой взгляд, Госкомиссия по финансовым рынкам совершенно очевидно не готова к этой работе.

Нельзя делать чисто теоретические эксперименты, а потом смотреть, что из этого получится. Ничего хорошего из этого не выйдет. Если какой-то государственный орган не готов в полном объеме по всей стране качественно выполнять какую-либо функцию, то ему надо дать время, чтобы он научился решать эти задачи, либо признать, что мы закрываем глаза на эту проблему.

Когда человек приходит покупать строящуюся квартиру, и если это определено законом, то берущая в управление его деньги организация в качестве залога выполнения своих обязательств должна давать гарантии банка — серьезного учреждения, имеющего лицензию, ответственно относящегося к своему бизнесу. Ни один регулятор не в состоянии проконтролировать тысячи инвестиционных фондов, которые созданы по всей стране и которые так легко получили право принимать деньги в качестве оплаты за квартиры. А это фактически то же самое, что собирать деньги от населения в качестве вкладов — по экономической сути эти действия ничем не отличаются.

Вот если бы было решение, что застройщик может продавать не введенное в эксплуатацию жилье только в том случае, если предоставляет банковскую гарантию, то банки уже бы с таким застройщиком разобрались — что взять в залог, что проконтролировать, потому что серьезные банки свою гарантию не дают за красивые глаза. За спокойствие люди готовы заплатить, чтобы банк мог, в случае чего, вернуть им деньги. Либо застройщик заплатит за гарантию, либо покупатель. Это мог бы быть выход.

Ипотека и потребкредиты

— Вопрос к вам, как президенту Украинской национальной ипотечной ассоциации. Происходят ли сейчас какие-то серьезные структурные изменения на ипотечном рынке?

— На сегодняшний день принципиально ничего не изменилось. По-прежнему мы говорим об ипотеке как о рынке недвижимости, в первую очередь — жилой, во вторую — нежилой. Мы не можем говорить об ипотеке земли. Ее как не было, так и нет. Государство не выполнило свою функцию, оно так и не определилось, кто является регистратором ипотечных обременений, залогов и т.д.

Так и остается нерешенным спор между Госкомземом и Минюстом по поводу реестра. Сущест­вует закон, Госкомзем создал реестр с международной помощью, но реальную регистрацию по-прежнему проводят БТИ, которые подчинены Минюсту. Поверьте, для рынка не имеет значения, кто этим будет заниматься. Но заниматься должен кто-то один.

— Достаточно ли, на ваш взгляд, надежны процедуры, применяемые сегодня банками при кредитовании, чтобы вкладчики могли спать спокойно?

— В условиях бума кредитования частных лиц было бы глупо отрицать наличие новых угроз. Риски, причем серьезные, конечно же, существуют.

С чем они связаны? Банки постоянно предлагают новые услуги. Необходимо какое-то время, чтобы обкатать каждый продукт, адаптировать его к местному рынку, посмотреть, нет ли там какого-то «троянского коня», который мог бы использоваться заемщиками с точки зрения невозвратов либо создания каких-то проблем для банка.

Так вот, трудность как раз в том и состоит, что банки, из-за высокой конкуренции, не успевают как следует испытать и отладить эти продукты. Через месяц работы они становятся массовыми, их продают по всей сети. А через полгода, когда становятся заметными те или иные изъяны в самом продукте, приходит понимание, что с этой проблемой продана уже значительная часть портфеля.

Вот эти риски объективно существуют. Особенно это актуально для тех финансовых учреждений, которые занимаются потребкредитованием: они постоянно живут в состоянии погони, поскольку стоит лишь остановить рост собственного баланса, как их начинают догонять невозвраты. Следовательно, рост и только рост. Но все сопутствующие риски можно и нужно контролировать.

— Можете ли рассказать, как это делается, на примере Укрсоцбанка?

— Когда я стал председателем наблюдательного совета в Укрсоцбанке, мы сразу принципиально решили, что не можем у себя в портфеле, в балансе хранить разнопрофильные риски. На мой взгляд, даже в универсальном банке, который имеет классические риски, связанные с корпоративным кредитованием, ипотекой, автокредитованием, нельзя развивать беззалоговое потребительское кредитование. Там другие риски, там действуют другие правила оценки портфеля. Поэтому если мы хотим заниматься потребкредитованием, то либо меняем в корне подходы, либо выделяем в отдельный бизнес.

— Но ведь от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Как разделение бизнеса может повлиять на конечный результат для его владельцев, если только не станет способом оптимизации налогообложения или ухода под менее жесткие регуляторные нормы?

— Налоги здесь не при чем — это политика оценки и управления рисками. При правильном подходе этот бизнес может приносить очень хорошую прибыль и имеет право на существование.

В беззалоговом потребкредитовании другие принципы фондирования, другие принципы оценки рисков, там выше уровень невозвратов и выше кредитная ставка. Это — совершенно другая бизнес-модель, и смешивание ее с классическим банковским бизнесом имеет ряд существенных недостатков.

Кстати говоря, это поняли не только мы, но и другие банки, выделившие потребкредитование в отдельные структуры — специальные финансовые компании. Они могут «сидеть» на сети банков, но баланс и ответственность должны быть разделены.

Поэтому мы и приняли концептуальное решение — мы не развиваем это направление, мы делаем акцент на ипотеке и автокредитовании. Причем ипотека как наиболее стабильная часть предпочтительнее. Наша последняя дискуссия с аудиторами показала, что концепция оказалась правильной.

— Нужны ли для предотвращения дисбалансов на рынке кредитования какие-то дополнительные регуляторные меры?

— Думаю, что банкиры самостоятельно могут с этим справиться. Просто им, помимо расширения продуктового ряда, необходимо все время помнить о необходимости постоянного усовершенствования процедур риск-менеджмента. И постоянно мониторить те портфели, которые уже выданы, своевременно проводить ревизию и коррекцию процедур. Нужно понимать, что доходность кредитования будет снижаться. И убытки в какой-то момент начнут догонять прибыль. Особенно это касается автокредитования, в меньшей степени — ипотеки.

Где взять ресурс

— Не так давно Петр Порошенко заявил, что совет НБУ предложит регулятору утвердить норму, согласно которой банки смогут использовать зарубежные кредиты только на развитие реального сектора экономики, а не на потребительское кредитование…

— Еще раз повторю: ограничительные меры по внешним заимствованиям можно приветствовать в том случае, если у нас есть в наличии собственный инвестиционный ресурс. Иначе это в любом случае приведет к торможению экономики.

Ограничивать займы для потребительского кредитования, по моему мнению, тоже неправильно. Хотя бы потому, что и в Конституции, и в любой программе любого правительства записано, что благосостояние людей и повышение качества их жизни — главная задача.

— А существуют ли механизмы, позволяющие без ущерба для экономики перекрыть заимствования для потребительских нужд и перенаправить все ресурсы на инвестиционные цели? Хотеть можно многого, но как это реализовать на практике?

— Да никак. Это пожелание, и не более того. Я уже говорил эту фразу, но повторю, в надежде, что ее услышат власть имущие. Необходимо, наконец, понять и осознать, что время простых решений, связанных с экономической и кредитно-денежной политикой, прошло. Сегодня с учетом многофакторности, многовекторности механизмов, которые влияют на экономическую жизнь, необходим исключительно профессиональный, взвешенный, прагматичный подход.

— Забавно наблюдать, как некоторые политики в совете Нацбанка, путающие во время публичных выступлений макроэкономические понятия, берут на себя смелость комментировать вопросы в столь тонкой и специфичной сфере, как денежное обращение. Но нет ли в этих PR-потугах угрозы для макроэкономической стабильности?

— Вы правы, в совете НБУ сегодня большинство политиков. Специалистов, к сожалению, почти нет, хотя от этого экономике ни холодно ни жарко, она все равно живет по своим законам. Политическими лозунгами ее не заставишь работать. Нужно понимать экономические закономерности и накладывать свои политические программы и амбиции на объективные законы функционирования экономики с учетом украинских реалий.

Реальную угрозу для страны представляют не разговоры, а непрофессиональные решения. И не имеет никакого значения, от кого они исходят — от менеджера среднего звена в корпорации, банке или от политиков, считающихся сегодня политической элитой. Непрофессиональные решения на любом уровне одинаково опасны для экономики и для всего общества. Безотносительно к фамилиям, амбициям каждого отдельно взятого человека.

Если ошибается профессионал, то это неприятно, но не смертельно. Настоящий профи способен признать свою ошибку. Именно в этом состоит профессионализм — сказать «да, я был не прав, и сегодня мы делаем вот так». Политики, как правило, никогда не признают своих ошибок в области реальной экономики. Во всяком случае, я никогда об этом не слышал. Политики как раз занимаются тем, что ищут объяснения, что вот мы были правы, но не получилось, потому что…

— Крупный бизнес уже начал активно структурироваться, поэтому должен быть заинтересован в установлении четких правил игры. Почему он не стимулирует эти процессы? Неужели большой бизнес настолько близорук, что пытается продлить эпоху первоначального накопления капитала?

— Нет, я думаю, что эпоха первоначального накопления капитала завершилась. И сегодня многие с этим согласятся. Наверное, даже крупному бизнесу на сегодняшний день не под силу качественно изменить систему. Ему проще приспосабливаться к ней. Кроме законов, которые принимаются, важна еще неукоснительность их исполнения и культура их применения. Чего у нас, увы, и в помине нет. Отсутствует система объективного судебного разбирательства по сути большинства возникающих споров.

Выходит, что гораздо легче и дешевле найти укрытие в юрисдикции с устойчивыми правилами и нормами, чем создавать их в собственной стране. Получается очень дорого.

— Где выход? Неужели нам понадобится двухсотлетний эволюционный процесс?

— На мой взгляд, крупный бизнес, даже если заинтересован, не может являться достаточно мощным заказчиком подобных изменений. Настоящим заказчиком может быть только общество. Нужен мощный сигнал от общества, а отдельные пожелания отдельных политиков или даже олигархов, их личностная мотивация не являются в этой ситуации критической массой, чтобы эти изменения произошли.

Если мы говорим об экономике, то инициатором установления прозрачных правил игры в экономических отношениях должен выступать средний класс, который у нас пока только зарождается.

— Вы уже упоминали, что для полноценного развития страны жизненно важно создать внутренний инвестиционный ресурс. Последний раз мы обсуждали с вами эту проблему на страницах «ЗН» более двух лет назад. Сдвинулось ли с места ее решение?

— По большому счету, ничего серьезного за это время не произошло, и реформы с тех пор фактически не начинались. Прошлый Кабмин планировал через год начать пенсионную реформу. И хотя сильной мотивации в ее проведении не чувствовалось, были хотя бы задекларированы какие-то сроки реализации — и за это уже спасибо.

Но этого правительства уже нет, а какими будут приоритеты новоизбранного Кабмина, пока сказать сложно. Ведь для проведения той же пенсионной реформы на первых порах нужно предусмотреть в бюджете дополнительные источники покрытия дефицита Пенсионного фонда, который будет возникать в течение пяти-десяти лет, поскольку часть средств, которые в него перечислялись, теперь будет идти на персональные пенсионные счета. А это, в свою очередь, будет означать невозможность профинансировать какие-то новые социальные программы, инициативы, связанные с повышением пенсий, зарплат, т.е. того, на чем держатся политические симпатии, а соответственно, и власть политических партий и отдельных политиков.

С политической точки зрения, пенсионная реформа — это непопулярные действия для тех политиков, которые будут их инициировать. Тем более что в обществе, никогда не жившем с индивидуальными пенсионными счетами, сильной поддержки реформы тоже не ощущается. Эта реформа нужна молодежи, людям до 40 лет, которые имеют возрастной потенциал для того, чтобы до пенсионного возраста заработать себе на пенсию самостоятельно.

Но молодежь пока больше заинтересована в зарабатывании денег сегодня. У многих не решены базовые вопросы: квартира, ремонт, бытовая техника, мебель, машина и т.д. Зачем думать о пенсионном обеспечении, если оно понадобится едва ли не в следующей жизни? Поэтому достаточно мощного социального заказа от общества на подобные реформы тоже нет, и политики могут себе позволить перекладывать и откладывать их начало из года в год. А ведь такая реформа, кроме несомненного позитива в социальном плане, стала бы мощнейшим импульсом для развития экономики — за счет того, что появляется долгосрочный инвестиционный ресурс.

Кроме пенсионной сферы, необходимо реформировать социальное страхование, которое тоже должно быть накопительным, а не государственным. Негосу­дарственные фонды социального страхования — также отличный источник внутреннего инвестиционного ресурса. Но эта реформа имеет еще более отдаленные перспективы, чем пенсионная.

А до тех пор мы будем продолжать сидеть на игле внешних заимствований. Я не знаю, станут ли критической величиной 100 млрд. долл. корпоративных обязательств или это будет цифра 200 либо какая-то другая. Но в том, что в конечном итоге мы в нее упремся в любом случае — не сомневаюсь.