Барабанные палочки

У меня на рабочем столе в рамочке стоит гривневая банкнота не с одной, а сразу с тремя подписями председателей Национального банка. Причем оригинальными. Такая себе иллюстрация к известному изречению о том, что это поражение — всегда сирота, а у победы много отцов. Да, гривня — это наша победа, наш успех. Гривня — это наше все. И лучше всего это чувствуют политики, не упускающие случая хоть как-то связать свое имя с гривней, декларируя свою заботу о ней.

Так что первое десятилетие гривня просуществовала без особых проблем. Ну, если не считать того, что она «похудела» практически в три раза: «родившись» почти вдвое легче американского доллара (1,75 гривни за один доллар), сейчас она составляет лишь пятую его часть. Впрочем, роль «чудесной» диеты сыграл мировой «азиатский» кризис 1997—1998 годов. Для нас он, правда, был всего лишь «российским» кризисом: уровнем глобализации «не вышли».

Интересно, что кризис этот был не только предвидимым, но и предсказанным. Буквально незадолго до его начала, в сентябре 1997 года, об этом говорилось во время знаменитой дискуссии между Дж. Соросом и тогдашним премьер-министром Малайзии М.Мохаммадом. Дискуссия, кстати, проходила в рамках ежегодной сессии МВФ и Всемирного банка в Гонконге, и на ней присутствовала очень представительная делегация Украины. Однако она привлекла внимание, насколько я помню, лишь одного члена делегации, который в то время профессионально занимался нашими отношениями с ЕБРР и не мог ничего предпринять для защиты гривни.

Впрочем, в нашем распоряжении было еще почти два года, пока кризис, погуляв по просторам Азии и Латинской Америки, прикатился в Россию и оттуда уже достал нас. Помнится, тогда в результате падения «пирамиды» ОВГЗ курс в считанные дни обвалился с 1,90 до 5,20 гривни за «зеленый». По оценкам профессора Анатолия Гальчинского, тогдашнего экономического советника президента, бюджет потерял 7,6 млрд. грн., а валютные резервы страны уменьшились с 2,3 до 0,76 млрд. долл. Но теперь иное дело: валютные резервы, наоборот, выросли вдесятеро по сравнению с предкризисной отметкой, а бюджет постоянно растет, пополняясь еще и за счет займов на международном облигационном рынке.

Валютный курс, правда, практически не изменился, вероятно, отражая нашу многовекторность и равноудаленность: пять гривен за доллар и пять рублей — за гривню. Ну, с определенными колебаниями. С обеих сторон.

А так все в порядке! 11 лет! Бьют «барабанные палочки». Вот только не совсем понятно: это торжественный парад или дорога на эшафот? Поясняю. Неотвратимо, как «дембель», приближаются парламентские (правильнее сказать, просто политические) выборы. В схватке сходятся две силы, декларирующие необходимость политико-экономической интеграции Украины. Правда, одни при этом указывают налево (по течению Днепра, естественно), в ЕЭП, другие — направо, в ЕС. Справедливости ради надо сказать, что декларируют они это уже давно, но по результатам выборов может ведь наступить и время реальных шагов.

И вот стоит наша гривня как былинный богатырь на перепутье, а на придорожном камне ничего хорошего прочитать не может: налево пойдешь — голову сложишь и направо пойдешь — то же самое. Ведь оба варианта предполагают, в конце концов, переход на единую коллективную валюту. Только если в случае с ЕС — это действительно коллективная «евро» (на которую с нового года перейдут уже первые из новых членов Евросоюза: Словения, Мальта и Кипр, а там уже и Венгрия с Чехией наготове), то интеграция в ЕЭП «светит» простым отказом от гривни в пользу российского рубля. Ну и что, что он слабее и не такой стабильный. Зато русский. А русские не сдаются.

Помнится, я раза два, пользуясь случаем, вполне официально предлагал на соответствующих, уполномоченных на то форумах обсудить вопрос о том, какой должна быть валюта «евразийского сообщества» (будь то СНГ, ЕврАзЭС, ЕЭП или что-то не менее благозвучное). Может, создать что-то на основе «корзины» братских валют? А может, выбрать просто наиболее стабильную (казахский тенге или украинскую гривню)? Европа-то ведь не «позарилась» на могучую дойчемарку: учли интересы всех. И немцы согласились на жертву во имя реального объединения, а не поглощения.

Да куда там! На евразийских просторах, кажется, экономическая мысль в этом вопросе застыла на начале 90-х прошлого столетия. Тогда председатель Центробанка России Г.Матюхин милостиво соглашался на существование гривни, но при условии, что она будет «ходить» только в наличном обороте, по соотношению 1:1 с российским рублем и в количестве, определенном ЦБ России. Шотландский вариант. Для успокоения «аборигенов». Хотя такой же существовал и в Российской империи. Для Закавказья, например. Собственно, ЕЭП и есть этапом восстановления этой империи, что не особенно-то и скрывается.

И если евро-вариант предполагает не только более-менее длительный переходный период, но и необходимость соответствия определенным, довольно жестким критериям (что делает осмысленным старания укрепить гривню и сделать ее полностью конвертируемой валютой), то ЕЭПовские перспективы ставят просто-таки сакраментальный вопрос, типа «а для кого ж я себя блюла?»

Так что у гривни только одна надежда. Помните «Стакан воды»? «Если большое государство хочет захватить маленькое, то ничто не может его спасти, — пояснял лорд Болингброк. — Но если того же хочет другое большое государство, то у маленького появляется шанс». То-то. Таким образом, шансом гривни является ее ускоренное развитие и переход в другую весовую категорию — СКВ. Такую цель уже провозгласила для своего рубля Россия. Однако провозгласить мало.

Вообще-то, в «валютной библии» — Уставе МВФ — понятия «свободно конвертируемая валюта» нет, но на практике ею становятся после включения в список валют, в которых осуществляются расчеты между центральными и транснациональными банками. Осуществляются такие расчеты (т.н. Continuous Linked Settlements) через специальный CLS International Bank, функционирующий в Нью-Йорке под особым надзором Федерального резервного банка.

На сегодняшний день этот банк принимает платежи в 15 валютах, включая недавно признан­ные валюты ЮАР и Южной Кореи. Вот если бы гривне удалось оказаться в этом списке если не раньше, то хотя бы вскоре после рубля (ау, бег наперегонки в ВТО!), то мы смогли бы относительно обезопасить свое монетарное пространство от поглощения рублем (выставив, по крайней мере, достойного конкурента) и создать хорошие предпосылки для евро-брака. При этом у нас оставался бы в запасе «датский вариант» — стать членом ЕС, но не войти в зону «евро» (Euroland). Впрочем, это уже так, для супер- «еврооптимистов» (если таковые еще остались).

Движение в этом единственно жизненном для гривни направлении предполагает целый комплекс мер, среди которых, прежде всего, валютная либерализация и инфляционное таргетирование. Темы не новые. Валютная либерализация так вообще в последнее время привлекала особое внимание, в первую очередь в связи с обсуждением неоднозначно воспринятого специалистами проекта закона о валютном регулировании и валютном контроле.

Осознавая необходимость модификации системы валютного регулирования, критики проекта упрекают его авторов, в частности, в том, что он вольно или невольно скорее упрощает возможности оттока из страны относительно мелкого капитала (речь идет о праве открытия физическими лицами-резидентами банковских счетов за рубежом и перечисления на них до 100 тыс. евро в год). Чем реально обеспечивает дерегулирование международных операций для наших субъектов хозяйственной деятельности. Забюрократизи­рованность процедур и далее будет снижать конкурентоспособность украинских компаний за рубежом и отпугивать потенциальных инвесторов (для них теперь еще предлагается ввести и специальные счета по капитальным операциям — чтобы воспрепятствовать, «если что», резкому оттоку иностранного капитала).

Такие счета являются не нашей придумкой. Если не говорить о том, что все предлагаемые новеллы вообще-то списаны с российского аналога процентов на 90, то впервые такая идея появилась, кажется, у латиноамериканских регуляторов. Ну и сильно она им помогла? Реально выходит, что проект отнюдь не предполагает валютной либерализации, а скорее способствует лишь легализации некоторых офшорных «шалостей» нашей крупной буржуазии. Чтобы, значит, лучше спалось в условиях отмены депутатской неприкосновенности. Тогда как нам действительно требуется (настоятельно требуется) системная либерализация и дерегуляция, которые не следует путать с проблемами валютно-налоговой амнистии.

Необходимо постепенно, но неукоснительно и достаточно быстро упростить возможность нашим корпорациям активно осуществлять капитальные операции с зарубежными партнерами, в том числе инвестиции за рубежом и размещение своих (своих, а не офшорных холдингов) акций на зарубежных рынках; разрешить осуществление хеджирования валютных рисков на внутреннем и внешнем рынках; стимулировать использование национальной валюты в международных расчетах и, соответственно, отменить обязательную цессию (продажу) экспортных поступлений.

И делать это, как мне кажется, должен скорее Кабмин, а не Национальный банк. Если уж мы идем в Европу, то следует пересмотреть распределение функций в области валютного регулирования и валютно-курсовой политики в соответствии с практикой Евросоюза, в котором (как и в других странах с развитой рыночной системой) центральные банки подобными вопросами, как правило, не занимаются.

Национальному банку и так достаточно работы по переходу на таргетирование инфляции (вместо удерживания «намертво привязанного» валютного якоря). Естественно, что использование нового механизма предполагает наличие соответствующего инструментария, который у нас либо не существует, либо не действует, прежде всего, при отсутствии реально функционирующего фондового рынка. Так что к упряжке необходимо присоединить еще и Госкомиссию по ценным бумагам и фондовому рынку. Авось при наличии одного толкового «кучера» такая мощная «тройка» таки сможет вывести гривню на столбовую дорогу мировой экономики. И пусть ее путь лучше сопровождает радостный звон колокольчиков, чем сомнительная дробь барабанных палочек.