Музыка как оазис в стихии урбанизма

Мы, украинцы, давно привыкли к мысли о том, что наша нация — одна из самых музыкальных и певческих наций в мире. Не будем тешить себя мыслью, что весь остальной мир думает о нас так же. Но все-таки доля правды в этом утверждении остается и по сей день. Изменяются лишь условия, в которых мы вынуждены проявлять свою природную меломанию. А условия эти пока развиваются по сценарию, характерному для стран «третьего мира». В самых общих чертах его можно было бы определить, помимо прочего, и таким фактором, как стихийная урбанизация на фоне роста бедности. В нашу жизнь врываются новые звуки и ритмы, разросшиеся города, большие расстояния, разнообразные технократические метаморфозы и еще многое другое, заставляющее напрочь забыть о какой-то там «почвеннической» музыкальности. Насколько же нам удается сохранить если не репутацию страны с высоким уровнем развития музыкальной культуры, то хотя бы саму сущность, саму тягу к музыке? Современный городской житель, ощутивший в себе такую тягу, должен бороться за нее, взращивать и лелеять поползновения своей души. Так как в современном обществе музыка слишком беззащитна, а в украинском — беззащитна вдвойне. Потому что, помимо решения своих внутридисциплинарных проблем и противостояния агрессии урбанизма, музыка призвана существовать лишь в готовой, десятилетиями сформированной инфраструктуре. Включающей концертные залы, музыкальные учебные заведения, музыкальную прессу и все прочее, составляющее как гуманитарную, так и экономическую подоплеку, обеспечивающую «потребление» музыки гражданами.

В предыдущие века светская музыка выполняла преимущественно дистрактивную функцию. Однако то, под что танцевали и что напевали на улицах в XIX веке, сегодня давно стало высокой классикой. Сейчас ситуация резко изменилась. Для массового слушания стала необходима музыка, которую можно без особого напряжения слушать в машине, в учреждениях общепита и прочих местах, очень мало напоминающих былые частные салоны меломанов. То, что в большом масштабе способно сегодня стать коммерческим и потребляемым, ушло очень далеко от взлетов вдохновения и вершин мастерства, выпестованного в стенах консерваторий. Уже невозможно себе представить, что когда-то некая воронежская книжная лавка вынуждена была постоянно выписывать из Москвы ноты романсов и пьес, ибо на них был огромный спрос, и торговля этими нотами приносила немалый коммерческий успех. Прошло каких-нибудь сто лет, и ситуация изменилась до неузнаваемости. Ноты стали необходимы только студентам консерваторий, так как традиции домашнего музицирования исчезли почти полностью. А фоновая и клубно-прикладная функции музыки стали едва ли не доминирующими в современном урбанизированном обществе. Все, что не вписывается в эти рамки, обречено на мучительное «выживание» за счет энтузиазма отдельных личностей. И такая участь постигла отнюдь не только классическую музыку. Это можно сказать о многих «непопсовых» музыкальных направлениях — о «третьем жанре» (или авторской песне), о разнообразных альтернативных течениях неакадемической музыки, о музыке бардовского или фольклорного направления.

В результате обозначилась некая конкуренция жанров и стилей, в которой устойчиво лидирует музыка сугубо развлекательного свойства. Но каковы времена, таковы и развлечения. Сейчас уже никто не почувствует радостного душевного трепета, пройдя в величавом полонезе через все десять комнат какого-нибудь особняка. Содержание, стилистика и динамика досуга требуют иных музыкальных форм. Да и сама тяга к музыке приобрела у сегодняшних жителей крупных городов совсем иные проявления. Музыкальный поток изливается на нас круглосуточно и зачастую совершенно бесплатно — достаточно включить телевизор, радио, одолжить диск или в выходной день пройтись по центральным улицам и площадям. Иными словами — можно слыть меломаном, не тратя на это ни копейки. Мера доступности музыки во всех ее формах ныне полностью исключила необходимость борьбы за право и возможность выступить в роли слушателя. Слушателем автоматически становится каждый, кто хоть изредка включает телевизор или просто выходит из дому. Вместе с тем несколько сузилась возможность осознанного выбора слушательского репертуара. Мы все чаще «поддаемся» то ли рекламе, то ли насильственно врывающемуся в нашу жизнь потоку звуков. Этот насильственный «довесок» еще больше приучает нас к тому, что музыка должна быть фоном, помогающим отвлечься от напряженного ритма жизни и предаться легкому и приятному отупению. Такая сомнительная функция музыки гораздо в большей степени привычна для городского жителя, чем все прочие «суггестии» и «катарсисы», которых ждет от музыки проницательный и искушенный слушатель.

Впрочем, не все так однозначно. Мелодический материал «высокой классики» остается востребованным в очень высокой степени. Вопрос только в том, где и как он достигает нашего слуха. Мобильные телефоны или аккордеонист в подземном переходе для многих могут неожиданно стать первым попавшимся слуху источником музыки Баха. Многие из FМ-радиостанций охотно прокручивают обработки тех или иных классических мелодий. Кстати, самое постмодернисткое, урбанистическое и какое хотите впечатление от Баха мне довелось получить в прошлом году в одном из ночных клубов Киева. Там «вживую» исполнялась ария из «Страстей по Матфею», а в это время художник демонстрировал приемы боди-арта, изящно изгибаясь в компании двух совершенно обнаженных пританцовывающих девиц. К концу арии они оказались слегка запачканы краской, так как параллельно прикладывали свои тела к гигантскому то ли холсту, то ли планшету, предварительно раскрашенному вышеупомянутым художником.

Но как же сегодня определить идеальное место для музыки, которая, с одной стороны, претендует на академизм, а с другой — требует солидного профессионального багажа со стороны исполнителя и особого, культивированного уровня подготовки со стороны слушателя? Оазисом для выживания такой музыки в современной Европе являются концертные залы крупных городов и основные музыкальные вузы страны. Инспирирование интереса к классике из подобного «закрытого пространства» вполне закономерно и является единственным естественным путем пропаганды серьезной музыки.

Но в этой сфере всегда существует и своя внутренняя проблема. Наряду с наследием прошлого еще с большим трудом пробивают себе дорогу авангардные течения. Сам тот факт, что эта борьба еще происходит, нельзя не признать отрадным. Ведь именно авангард во всех своих проявлениях создавал историю мировой музыки. Все, что следовало рутине и выказывало приверженность старым традиция, неизменно уходило в небытие. А каждая из предыдущих традиций создавала эпоху в истории музыки именно в тот промежуток времени, пока сама оставалась авангардной. Каждая ступень этого движения и сегодня просматривается с обезоруживающей ясностью. Вспомним, например, пренебрежительное отношение Гете к песням Шуберта на свои тексты, недоумение современников по поводу поздних опусов Бетховена или убийственную характеристику, данную Шопеном «Карнавалу» Шумана: «Это вовсе не музыка!». И эти необъяснимо нигилистические оценки высказывались в адрес раннеромантических сочинений, то есть в адрес того, что сегодня мы считаем самым сладостно-мелодичным! Это движение вперед не прекратилось и сегодня, не обошло оно и Украину. Свидетельство тому — феерический всплеск интереса к музыкальному авангарду. Три музыкальных фестиваля, прошедших в течение двух весенних месяцев в нашей стране, целиком были посвящены «продвижению» современной академической музыки. Мы подразумеваем здесь международный форум «Музыка молодых», одесский фестиваль «Два дня и две ночи» и традиционные столичные «Премьеры сезона». Впрочем, это далеко не полный список отечественных фестивалей, проходящих в нашей стране в течение года и преследующих ту же цель.

Итак, казалось бы, в Украине стабильную сферу бытования обрела не только традиционная классика, но и музыкальный авангард. Но перестал ли он быть «лабораторно-экспериментальным» жанром, адресованным ограниченной аудитории? Скорее всего — нет. И именно в этом состоит одна из главных трудностей. Ибо обилие фестивалей, свободный доступ на концерты и активность молодых композиторов — это лишь одна сторона проблемы. То есть описанный выше процесс постепенного самоутверждения, работа на «музыку будущего» все-таки происходит — это объективная реальность.

Но есть и другая сторона. Это небольшие залы, сосредоточенность главным образом в нескольких самых музыкальных городах страны (Киев, Львов, Одесса), невозможность хотя бы минимальной «здоровой» коммерциализации, которая могла бы помочь жанру выжить и хоть немного утратить зависимость от переменчивых спонсоров. То, что в Украине сумели удержать на высоте планку фестивальной жизни, можно назвать чудом. И здесь нас спасла именно наша ментальность. В умах восточных славян-гуманитариев все еще никак не приживается мысль о необходимости мгновенной прибыли. Если возникает какая-то благая идея, то все исходят из того, что намеченное должно непременно состояться. Само по себе, без финансово-экономических обоснований и размышлений о пользе и целесообразности. Именно такая жилка нашего характера и помогает организаторам сегодняшних фестивалей все-таки решать задачу со многими неизвестными, управляясь и с составлением программ, и с подбором залов, и с поисками спонсорских (а частично — и с «выбиванием» государственных) средств. Очень хочется верить, что этого энтузиазма, этой специфической «фестивальной пассионарности» хватит на весь период перехода нашего государства с одних экономических рельсов на другие. Сложность только в том, что длительность этого переходного периода просчитать заранее невозможно, и не каждому ясно, какими именно окажутся те, новые рельсы. А пока ситуация остается прежней — в наличии нет никаких щедрых и гарантированных бюджетных ассигнований, зато в избытке имеется самоотверженный энтузиазм организаторов фестивалей и музыкантов.

В связи с этим удивительно меткой и актуальной выглядит мысль, высказанная Богданом Сютой на недавнем круглом столе на тему «Академическая музыка в условиях урбанизированного общества будущего», прошедшем в киевском отделении Союза композиторов Украины. Мысль эта сводится к тому, что мы не в состоянии изменить свой статус периферийного государства на карте музыкальных центров мира. Поэтому стоит принимать это во внимание и, насколько возможно, использовать это обстоятельство. Да, нельзя не согласиться с тем, что на нашем веку мы не войдем ни в пятерку, ни в десятку самых «музыкально развитых» стран. Зато у нас остается манящая перспектива свободного эксперимента, поиска и рецепции многого из того, что до сих пор было для нас малодоступным. Если исходить из этого, то можно выстроить целую программу действий, и она окажется здравой, убедительной и плодотворной. Хорошо бы, чтобы такая логика «перспективной периферийности» проникла и во многие чиновные кабинеты, в которых думают о судьбах культуры. Тогда, сбросив груз преувеличенных амбиций, мы начнем двигаться вперед. Каждый шаг на этом пути принесет нам новые результаты. А обрести нам предстоит еще ох как много — мы почти ничего не знаем о сегодняшней академической музыке стран Запада, да и у себя молодыми композиторами считаем тех, кому почти 50. Если раздвинуть эти рамки по всем параметрам, то мир явится нам в другом обличье. И в таком неурезанном мире нас охотно воспримут всерьез, и со временем мы станем достойными соперниками тех стран, которые сегодня считаются самыми что ни на есть музыкальными...