Концерт для Сарафанова с оркестром

Посмотреть на пьесу «Старший сын» Александра Вампилова, без сомнения, интереснейшего драматурга советских времен, современными глазами — ну просто добротный, талантливо скроенный сериал! Придуманной истории хватило бы на километры видеопленки, каждый персонаж — насыщенная человеческая судьба, отношения между ними — знаковые моменты прошлой эпохи. Мы, нынешние, уже так не живем, так не чувствуем, не общаемся, для нас многое стало неважным, ценности совсем иные, и на жизнь мы смотрим жестче, обозленнее, циничнее. И хоть мало надежды изменить такие прогрессирующие тенденции отношения к действительности, не переводятся отчаянные смельчаки, пытающиеся сделать это посредством искусства.

Желание современного режиссера обратиться к драматургии А.Вампилова — из разряда смелых и уверенных решений. Так что режиссера Евгения Курмана, осуществившего постановку пьесы «Старший сын» А.Вампилова (перевод В.Дарда) в киевском Молодом театре, можно отнести к числу тех самых отчаянных смельчаков, не теряющих надежд сделать человечество лучшим. Почти во всех пьесах Вампилова главные герои какие-то обыкновенные, особо не задумывающиеся над жизнью личности, живущие просто и обыденно. Они словно бы и не достойны называться героями, но драматург так правдиво моделирует ситуации и акцентирует на чем-то главном и особенном в их характерах, что из простоты естественно и искренне произрастает некое величие, позволяющее назвать их настоящими людьми.

События «Старшего сына» вряд ли могли произойти в наше время, режиссер и не пытается ничего осовременивать, погружая героев в стилистику существования 60-х годов двадцатого века, он сосредотачивается на исследовании человеческих отношений. Сцена с открытым занавесом — и зритель сразу попадает в обычный советский двор маленького провинциального городка, где все живут словно одной семьей. Вдали слышится звук проходящей электрички. Его зрители слышали и у входа в театр, на улице, и только искушенные театралы понимали, что они уже в зоне действия спектакля. Сценографический образ спектакля (художник А.Романченко) — эмоциональный указатель места и времени происходящего. Это сейчас в домах повсеместно тихо жужжат бесшумные стиральные машины-автоматы, выдающие их счастливым обладателям сухое белье, раньше это белье вывешивалось на солнышке, во дворах родных домов. И оставляли его доверчивые хозяева трепыхаться на многочисленных веревках, совершенно не опасаясь воров и недоброжелателей. Такие бетонные, специально вкопанные столбы для белья, натянутые веревки с деревянными прищепками — обязательный атрибут провинциальных двориков — становятся выразительным сценографическим образом спектакля Молодого театра. Обитатели двора развешивают свои простыни на натянутых веревках, сцена постепенно заполняется белыми полотнищами, и ими выгораживается пространство квартиры Сарафанова, немолодого кларнетиста, живущего здесь со своими детьми, Васенькой и Ниной. Двое молодых шалопаев Бусыгин и Сильва, загулявшие в этом городке и опоздавшие на электричку, случайно услышав как зовут Сарафанова, а это несложно в доверительной обстановке двора, придумывают для того чтобы переночевать, что Бусыгин его старший сын. Как обнимаются вдруг обретшие друг друга отец и сын! С тонкой иронией режиссер намекает на нынешние модные шоу с узнаванием потерявшихся и нашедшихся родственников. Вообще, комическое и драматическое тесно переплелось у Вампилова, и недаром в его творчестве находили параллели с драматургией Чехова. В простом, обыденном он выявлял нечто большое, важное, возможно, самое главное.

Спектакль «Старший сын» решен в манере психологического театра, стилизацией актерского исполнения придается аромат времени, звуковое и музыкальное оформление (Е.Курман) работает на создание соответствующей атмосферы. Режиссер нарочито ставит рядом реальность и условность, подчеркивая тем самым зыбкость ощущений, непрочность существования и незыблемость тем не менее высших законов человеческого бытия. Сидит за столом семья этого чудака Сарафанова, который всю сознательную жизнь пытается сочинить то ли кантату, то ли ораторию с названием «Все люди — братья», и колышутся, волнуемые ветром, простыни-стены его дома. Красивая сцена, символичная. Дом, стоящий на сквозняке времени… И Сарафанов, собственным пониманием жизни пытающийся исполнить тот свой главный концерт, вдохновленный присутствием маленького семейного оркестрика.

Несомненно, образ Сарафанова — удача заслуженного артиста Украины В.Сланко, играющего в этом наивном неудачнике, когда-то выступавшем в симфоническом оркестре, а теперь дудящем в свой кларнет только на похоронах, гамму чувств маленького человека с большой душой, стремящегося противостоять лжи, разобщенности и непониманию. Его уже успокоившийся максимализм бушует в сыне Васеньке (А.Нагрудный). Первая яростная влюбленность юноши в соседку Наталью, которая гораздо старше и не отвечает взаимностью, доводит его до отчаяния. Актеру удается создать убедительный, эмоционально разнообразный образ, вызывающий сочувствие и симпатию. Не менее симпатична и жестокая Наталья (Н.Кленина). Колоритный образ одинокой, ждущей настоящей любви и не умеющей разглядеть ее в глазах мальчишки. Осовремененная чеховская героиня, вместо возвышенных идеалов — скука, разочарование и безысходность, согласие получить мужчину пусть даже только на ночь. Б.Георгиевскому в роли Сильвы наиболее точно удалось схватить ощущение времени, и внешне, и внутренне он словно оттуда, из советских 60-х, узнаваемая манера говорить, двигаться, одеваться — убедительный получился персонаж. Самые романтичные в этой истории Нина (Л.Ребрик) и Бусыгин (И.Портянко). Вживаться в эти образы актерам было непросто, Нине пришлось бороться с чувством влюбленности якобы в собственного брата, а Бусыгину — с виной обмана. Актеры проживают и перепады настроения, и напряженность психологических перепалок, и несмелую нежность нахлынувшего вдруг чувства.

Апофеозом счастливого финала спектакля становится общий танец. Старый добрый рок-н-ролл, изящно стилизованный балетмейстером Л.Попович, в порыве возникшего общего родства самозабвенно отплясывают все. Соло на кларнете, исполняемое Сарафановым, звучит как признание: «Вы все — мои дети, и я люблю вас!»

Такой счастливый финал — из прошлых лет, словно дань нашему потускневшему оптимизму. Подобных счастливых финалов давно уже нет в реальной жизни. Их можно увидеть лишь в театре. Значит, опять надежда только на волшебную силу искусства.