Поддержать
Утром в прошлую пятницу один из самых отвлекающих заголовков о России касался одного из ее дипломатов, который, очевидно, самовольно занял земельный участок в Канберре (Австралия), бросив вызов австралийскому правительству в споре за новое посольство. Премьер-министр Энтони Албанезе, недовольный этим, назвал этого приспешника Москвы «каким-то парнем, стоящим на травке». Ах, Россия.
В течение 24 часов заголовки газет обсуждали потенциальный переворот в стране, являющейся вторым крупнейшим экспортером сырой нефти в мире (и крупнейшим владельцем ядерного оружия). Еще один оборот вокруг солнца позже, и мы все остались удивлены тем, что же на самом деле произошло, если вообще что-то произошло, пишет бывший инвестиционный банкир и обозреватель Bloomberg Лиам Дэннинг, сотрудничавший с Wall Street Journal и Financial Times.
Цены на нефть по понятным причинам не изменились. С точки зрения количества баррелей и управляющего Россией ничего не изменилось. А нефтяной рынок привык к драмам, даже к драмам, которые можно назвать вагнеровскими. Наконец, фактическая война в Украине и дальнейший разрыв энергетических связей – иногда взрывоопасный – привели к тому, что в 2022 году цена на нефть впервые за восемь лет вернулась к трехзначной отметке. Менее чем через 18 месяцев цена фактически ниже той, что была накануне вторжения.
Но позерская несуразность однодневного мятежа во главе с малоизвестной фигурой Евгения Пригожина скрывает более фундаментальный вызов нашей энергетической системе в ее нынешнем понимании. Может быть, российская драма на выходных и не стала катализатором, но она является мощным симптомом. К тому же Прогожин оказался неожиданным союзником одновременно Большой Нефти и Большого Перехода.
Рынок нефти – это колосс современного мира, который генерирует более трех триллионов долларов в год, финансирует целые нации и мобилизует человечество. Озиманский масштаб скрывает его хрупкость. Подумайте: только три страны добывают более 40% мировой нефти. Одна из них, Саудовская Аравия, является абсолютной монархией во главе с импульсивным наследным принцем, который пытается совершить немалый подвиг, превратив свое нефтяное государство в диверсифицированную, модернизированную экономику. Другая, Россия, является реваншистской, падшей империей, где бывший работник общепита только за выходные расшатал ее автократическую властную структуру. Третья, США, более стабильна по сравнению с двумя другими, но пока не по сравнению с собственной историей, а разногласия по энергетике и изменению климата являются лишь одной из трещин в большой паутине институциональных разногласий.
Кроме этих трех существуют меньшие, но все еще значимые производители нефти, которые находятся не в лучшем состоянии: Нигерия, Ирак и Ливия, если назвать лишь некоторые из них. Крупнейшие в мире запасы нефти, оцениваемые в 300 с лишним миллиардов баррелей, скрываются под землей Венесуэлы, где, по всей вероятности, экономический и политический упадок будет содержать подавляющую часть этих запасов в замкнутом пространстве.
Есть еще три важных фактора, влияющих на динамику. Во-первых, угроза изменения климата и порожденная ею политика указывают на приближающийся пик спроса на нефть. Во-вторых, западные нефтяные компании ограничены в инвестировании в новое предложение, частично из-за этой угрозы будущему спросу, но в большей степени из-за наследства финансовых злоупотреблений в 2010-х годах, что отпугивает инвесторов.
В-третьих, война и более широкие изменения в международных отношениях, включая торговлю, изменяют базовые договоренности, согласно которым нефть заняла первенство в мировой энергетике после Второй мировой войны. Основной причиной того, что ведущие экономики чувствовали себя комфортно, базируя свой образ жизни на топливе, импортированном из нестабильных частей мира или откровенных противников, таких как бывший Советский Союз, была прочная система безопасности во главе с США, более или менее гарантировавшая нефтяные потоки. Этот порядок все чаще подвергается сомнению, и не в последнюю очередь самими Соединенными Штатами, зависимыми от сланцевых месторождений – например, Вашингтон пожал плечами, когда в 2019 году было совершено нападение на критически важный нефтяной объект в Саудовской Аравии. США также все чаще используют энергию (или санкции против нее) как оружие.
Российский мятеж, похожий на внезапный пролет кометы, напоминает миру обо всей этой потенциальной нестабильности, скрывающейся под поверхностью нефти. На высоком уровне мир полагается на товар с непропорционально большим количеством политически или экономически нестабильных производителей, где объединились политика и вкусы инвесторов, чтобы подавить затраты на альтернативные источники в более стабильных регионах. Последние предложили страховку в виде бума в таких местах, как Северное море и Аляска, после нефтяных потрясений 1970-х годов. Система, которую мы имеем сегодня, опирается на слабые устои и меньшие допуски.
Эта ситуация предлагает поддержку как «быкам» нефтяного рынка, так и его «гробовщикам». С нефтяной стороны угрозы из-за границы означают увеличение внутреннего предложения, что является эхом произошедшего в 1970-х годах. Даже если баррель из США и стран-союзников не всегда самый дешевый, они по крайней мере обезопасены от потрясений, олицетворением которых стал мятеж Пригожина. С точки зрения переходного периода мятеж Пригожина, как и сама российская война, является лишь еще одной причиной для того, чтобы вообще отказаться от нефти. Единственный способ по-настоящему нейтрализовать угрозу со стороны России и рычаги влияния других нефтяных государств – это разорвать нашу зависимость от финансируемого их топлива.
Нефтяные быки способствуют диверсификации предложения в рамках существующей парадигмы; переходники настаивают на диверсификации спроса, чтобы разрушить эту парадигму. Однако между этими противоположными взглядами скрывается Лента Мёбиуса. Усилия, направленные на сокращение спроса на нефть, такие как электрификация транспортных средств, дают основания откладывать инвестиции в новую внутреннюю добычу нефти. Однако последнее, делая нас более уязвимыми к потрясениям, несет в себе экономические и политические риски, учитывая, что мы будем оставаться зависимыми от ископаемого топлива на долгие годы даже при радужных сценариях «зеленого» перехода. Изменение климата, а также нескрываемая агрессия и уязвимость России являются убедительными аргументами в пользу фундаментальных изменений в наших энергетических привычках, которые снизят риски этих факторов. Однако на этом пути мы полагаемся на существующую систему, целостность которой разрушается, чем больше мы пытаемся от нее отойти.
В начале этой недели россиянин в Канберре, по сообщениям, тоже отказалась от борьбы. То, что считается нормальным в австралийско-российских отношениях, несомненно, неприкосновенно. Но мир сегодня немного отличается от того, каким он был в конце прошлой недели. Мы получили мощное, хоть и короткое, напоминание о том, сколько хаоса может нанести нашей энергетической системе даже один человек.
Напомним, что на фоне военного мятежа в России США обратились к производителям нефти во избежание потенциального дефицита и уменьшить риски потрясений, которые могли постичь рынки.
«Россия имеет большое значение, поскольку она является крупнейшим экспортером нефти в мире. Точка. Революции в крупных нефтяных странах это огромное дело. Я уверен, что это беспокоило умы в Белом доме на выходных», – сказал Боб Макнелли, эксперт по вопросам энергетики, работавший на правительство президента Джорджа Буша.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google