Поддержать
По должности Александр — фельдшер медпункта одной из частей, воюющих на востоке страны. Часть его обязанностей — направление бойцов на военно-врачебную комиссию (ВВК) для определения пригодности к военной службе. В редакцию ZN.UA он обратился, потому что, по его словам, абсолютно не знает, «что делать в ситуациях, когда людей с инвалидностью признают «пригодными» или «ограниченно пригодными» и вешают потом этих людей на часть». В результате воевать за них, по сути, приходится другим. И это в том числе, подрывает моральный дух бойцов.
Мы не называем часть и настоящее имя человека, согласившегося дать интервью, поскольку, по словам Александра, его батальон держит очень важный участок фронта. «И от меня многое зависит в плане помощи бойцам, — говорит он. — Но о проблеме знают все, кто причастен к этому процессу».
— Александр, какие функции выполняет фельдшер медпункта воинской части?
— В боевой армии функции — понятие довольно условное. Согласно закону, фельдшер — это средний медицинский персонал, начальник медпункта батальона. По-правильному, он должен просто выполнять приказы врача и помогать ему. Но в нынешней ситуации все несколько иначе. Сейчас люди очень часто выполняют функции соответственно своим способностям, а не только по должностным обязанностям. Например, хорошего реабилитолога мы забрали с должности гранатометчика уже после 40 боевых выходов. На данный момент помогает в реабилитации людей.
Поскольку я по опыту и специальности — врач с достаточно большим стажем (13 лет работал в анестезиологии и реанимации, 10 последних — в IT, но прежний опыт сейчас очень помогает), то выполняю функции и начмеда, когда его нет, причастен к организации процесса в целом, эвакуации, направлению на ВВК и контролю людей, которые туда едут, а также — результатов ВВК.
— Как происходит процесс прохождения бойцами ВВК на пригодность к военной службе? Какие есть этапы?
— ВВК проходят по разным причинам. Любое прохождение — исключительно по направлению, подписанному командиром части. Можно послать здорового человека, у которого нет справки ВВК, просто чтобы понять, пригоден ли он к военной службе.
Раненые и больные — это отдельный процесс. Их мы направляем на ВВК обычно после того, как поймем, что этот человек не может выполнять боевые нагрузки или есть сомнения, что он может это делать, чтобы понять, насколько человек болен. На профессиональную врачебную комиссию мы направляем для выводов, которые самостоятельно дать не можем.
Этапы. Предварительно — понимание, зачем этого человека направлять на ВВК. Потом — формирование запроса, подпись командира и направление на ВВК в один из региональных ВВК-пунктов. Они бывают разные. Есть центральные, и есть те, что ближе к нам, но обычно не имеют много прав, например на списание. В таком случае они направляют человека куда-то еще.
— Какая картина с новомобилизованными?
— Новомобилизованные — это отдельная история. Часто бывает, привозят людей, которые вообще не проходили ВВК. В начале вторжения это было логично — пока пройдешь ВВК, враг может значительно продвинуться. Поэтому сначала людей посылали без ВВК, да и люди сами шли добровольно. Правда, со временем, появлялись разные нюансы. Так на фронт попадали разные люди. И потом никто не знал, как от них избавиться: попасть в армию значительно легче, чем потом из нее выйти.
Одна из главных проблем здесь — то, что из-за зуда в заднице некоторых персонажей, новомобилизованных часто не проводят через ВВК вообще. Например, недавно к нам попал человек, за месяц до этого перенесший инфаркт миокарда. Он даже начал проходить ВВК, а потом его приказом погнали просто на «ноль», где он с этим должен был воевать. Один раз надел броник — и получил нестабильную стенокардию. Слава богу, я знал, что с этим делать. Быстро сняли этот броник, дали нитроглицерин, зафиксировали и приказом командира направили на ВВК, чтобы человека списали. Но вот такое свинство, когда к нам приезжают люди, которым абсолютно нечего делать в армии, ужасно бесит всех — и медицинскую службу, и боевую часть.
— Что с теми, кто получил ранение и прошел лечение? Какая здесь картина? Есть ли четкие критерии, перечень заболеваний, по которым человек признается стопроцентно непригодным к военной службе? Если нет, то чем руководствуется ВВК?
— Что касается раненых, то здесь проблема тоже достаточно большая. Так, у ВВК есть определенные критерии, согласно которым определяется «пригодные/ограниченно пригодные/непригодные». Но стакан воды может быть как наполовину полным, так и наполовину пустым. Если написать «незначительно нарушена функция», — получишь одно. А если то, что есть по факту, — получишь совсем другое. Если врач получает предписание, что у него не должно быть непригодных больше такого-то количества, то он будет писать разную фигню. Боец получает на руки ВВК, приезжает в часть и говорит, что не может служить. И мы видим, что действительно не может. А по заключению ВВК — может. И что нам с ним делать? Согласно ВВК, его надо судить и сажать в тюрьму, потому что он здоров. А по факту — картина совсем другая.
Была у меня такая ситуация, когда человек приехал на ВВК, ему написали диагноз и рядом — «здоров». А через неделю человека с этим самым диагнозом плюс другие оперировали в нейрохирургии, потому что он уже два месяца ходить не мог. Мы нашли способ отправить человека на лечение в госпиталь, сейчас он проходит реабилитацию. В армию уже вряд ли сможет вернуться.
Или другой случай — на ВВК не увидели, что у человека рассеянный склероз. Потому что у невропатолога — поток. Ходит, вроде бы общается — молодец, здоровый. Там темная история. Человек зачем-то скрыл свой диагноз. Когда он уже был ранен и заболевание начало прогрессировать, никто не мог понять, что происходит. Кто-то думал: возможно, «косит». А потом всплыл диагноз...
Это примеры равнодушия и неквалифицированности конкретного врача. Если бы на ВВК сидел нормальный врач, он увидел бы конкретную проблему, и дальше должно было быть или списание, или лечение с последующим переосвидетельствованием.
Слава богу, на ВВК сразу списывается туберкулез, если диагностируют. Списываются гепатиты С определенной степени, если диагностируют и определяют. Но даже парней с ампутацией рук и ног очень часто почему-то не списывают, а пишут им: «С переосвидетельствованием через шесть месяцев». Хотя ни рука, ни нога у них не отрастет. И это ложится на часть, потому что их не могут совсем списать, парни находятся в каком-то резерве, который абсолютно нельзя использовать. Все это хорошо понимают. И оно зависает.
Я не знаю, как был сделан этот перечень, но по травматологии, на мой взгляд, — самое похабное. Парень на видео, согласно ВВК, полностью пригоден. Хотел бы я посадить того, кто ему это написал, в окоп вместе с ним, чтобы парень с тем пальцем доказывал ему свою пригодность. У парня, правда, оказался еще и псориаз, поэтому ему в конце концов дали «ограниченную пригодность» — то, что в данной ситуации и надо было писать с самого начала.
— Как часто в своей работе вы видите примеры, когда людей с явной инвалидностью признают «пригодными» или «ограниченно пригодными»? Какие это примеры?
— Чтобы людям с явной инвалидностью писали «пригоден», такого нет. А вот «ограниченная пригодность» — это такая широкая вещь, куда суют абсолютно всех. Если понятно, что этому человеку нельзя написать «полностью пригоден», но очень хочется или внутренние приказы не дают возможности написать «абсолютно непригоден», тогда по каким-то критериям пишут «ограниченная пригодность». И мы получаем человека с кучей хронических болячек, который «ограниченно пригоден» и должен служить. Понятно, что не на «ноле». Здесь опять же вопрос военной специальности. Даже человек с ампутацией ног может служить и быть полезным, если у него есть соответствующая квалификация и если это штабная работа. Это возможно, но надо подходить с умом. Потому что если у солдата куча хронических заболеваний и при этом он должен носить бронежилет и бегать на передовой, — это мина для тех, кто рядом с ним.
Если человек «ограниченно пригоден», то теоретически его нельзя ставить на «ноль». Но на практике, если у командира все отделение ограниченно пригодных, — что ему с ними делать? Так или иначе, люди каким-то образом пытаются воевать. Те, кто совсем не может, — совсем не может. Если для них есть место в тылу, они его находят. А если места нет, этот человек никуда не денется. Каких-то резервных батальонов для таких людей, по сути, нет. Те, что есть — это на самом деле механизм перебрасывания людей с одного направления на другое. Попал в резервный батальон, побыл немного в тылу и через некоторое время сражается на том же участке фронта, только немного дальше. Потому что его пригнали туда на закрытие какого-то прорыва.
То есть проблема «ограниченно пригодных» — сейчас самая большая проблема армии. Их невозможно из армии забрать. Невозможно куда-то перевести, потому что говорят: «У нас все ограниченно пригодные. Куда мы всех переведем? Что хотите, то и делайте с ними». Но с ограниченно пригодными невозможно полноценно воевать. Есть те, кто воюет и сознательно на это идет, — после операций, с вырезанными наполовину легкими находятся на «ноле» и не хотят оттуда уходить. Просят, чтобы им вкололи обезболивающее, и воюют дальше. Но мы не можем требовать такого от всех. Даже те, кто сверх сил хочет воевать, далеко не всегда и не все могут. Реально в определенных обстоятельствах они могут стать бедой для своих побратимов.
Это проблема, мне кажется, общая, общественная. С которой никто ничего как следует не делает. Мы тушим только там, где уже горит, на уровне части. Когда видим, что совсем все плохо, ищем какие-то обходные пути, куда-то переводим, трижды направляем на ВВК, чтобы написали хоть какие-то ограничения. Потому что, с точки зрения командира, если у него «штатка» заполнена пригодными, даже когда они хромают на обе ноги, он вынужден воевать со всеми ними. Иначе это будет невыполнением приказа. А когда приезжают люди, которые фактически полноценно воевать не в состоянии, — это огромная проблема.
Довольно показательный пример. Был у нас боец с болезнью Рейно (характеризуется симметричными двусторонними приступовидными спазмами артерий пальцев кисти, реже — стоп и проявляется бледностью, болями и парестезиями. — А.К.). Слава богу, мы смогли от него избавиться еще до того, как батальон поехал на «ноль». Но это была целая история. Ему даже «ограниченную пригодность» сначала не писали. Человек реально не может носить берцы, хромает на обе ноги, операция, раны гноятся. В конце концов написали «ограниченную пригодность». Спрашивают: что он может делать? Может сидеть и смотреть в небо. Если вам такие нужны, делайте для них специальные отряды ПВО, они будут сидеть и смотреть в небо. Вдали от боевых действий.
Все это требует большой ревизии. На данный момент — это большая обида для бойцов, которые реально пострадали, ранены, отдали свое здоровье, а потом их просто футболят, говоря, что они могут воевать и просто «косят». Сами понимаете, как такие вещи могут влиять на моральный дух бойцов.
— Что, по вашему мнению, можно сделать с этой проблемой? Системно. Потому что, с одной стороны, добровольцы почти все пошли в первую волну и сейчас им нужна ротация, замена. А желающих на замену уже значительно меньше. Поэтому часто бывает, как говорят, кого схватили и кто не отмазался — того и отправили. С другой — понятно, что такие воины — бремя.
— В плане системной работы, надо просто честно проводить ВВК. Не больше и не меньше. Пусть людей приедет меньше, но чтобы они были базово боеспособны. Потому что мы теряем просто море времени медицинской части, обременяем этим командование и те же ВВК, когда по два-три раза вынуждены направлять туда одних и тех же людей. А потом, когда получаем «ограниченную пригодность», вынуждены придумывать вообще неизвестно что, потому что ни служить эти люди как следует не могут, ни списать их нельзя. Это никак не способствует ни моральному духу, ни боеспособности. С одной стороны, это очень непрофессиональный подход. С другой — возможно, в некоторых моментах откровенно коррупционный. Когда думают не о деле, а о том, чтобы на дырах в законодательстве заработать для себя крупные суммы.
Начинать надо с базовой честности. Прямо сейчас нужно ставить вопрос о ревизии всех тех положений, которые были раньше. В очень сжатые сроки.
Например, у нас огромная проблема с контузиями. Контузия — не такое ранение, которое видно сразу. Нет осколка, не течет кровь. Сначала многим кажется, что это вообще не проблема. И контуженых даже не отправляют с позиции. Часто это и невозможно, потому что если контужено все отделение, всех не отправишь. Не все и хотят.
Но тех, о ком заявили, очень часто футболят на первой же линии. Говорят — посиди пять дней на своем ППД (пункте постоянной дислокации. — А.К.), и все будет хорошо. Результат — потом эти люди лечатся уже с логоневрозами, теряют боеспособность на довольно серьезном уровне, получают психические расстройства. И со временем это будет усиливаться. А если бы таким контуженым своевременно, в первые часы или хотя бы дни, была оказана квалифицированная помощь определенными препаратами, то после 5–7 дней лечения они бы вернулись.
Много устаревших алгоритмов, начиная с мирного времени, когда такого количества проблем просто не было. Понятно, что система сейчас ориентирована исключительно на раненых. Да и то — совсем не на всех, если принимать во внимание случаи с контузиями. И практически не ориентирована на соматических больных.
Если к нам в армию призвали кучу людей с огромным количеством хронических болячек, то это преимущественно становится проблемой этих людей и медчасти. Вопрос, как человек с хроническим остеохондрозом должен непрерывно носить бронежилет, не поднимается вообще. При необходимости обезболиваем прямо на позициях. Колем «обезболы» постоянно. В больницу практически нельзя положить. Это уже без ВВК. Кладут только таких, кто уже не может ни стоять, ни сидеть.
— Чего сейчас больше, по вашему мнению, — самоцензуры, так сказать, тех, кто работает в ВВК (человеческий фактор), или указаний свыше и проблем устаревших алгоритмов?
— Зависит от ситуации. Но то, что я вижу, очень часто — это приказы свыше. Есть статистика потерь. Чтобы ее как-то уменьшить, идут на такие вещи, чтобы хоть что-то, но на фронт вернулось. Но так быть не должно. Потому что в финале это на пользу не пойдет все равно.
Армия — не отстойник. Если у кого-то есть идея засунуть на фронт хронических алкоголиков, с психическими проблемами, и он считает, что эти люди могут принести хоть какую-то пользу, то это не так. На самом деле просто другие люди будут воевать и за этих тоже. Гибнуть за них, вытягивая их из-под обстрелов, когда в них будет попадать. Если мы не российская армия, работающая с «заградотрядами», то мы ничего не можем сделать с такими людьми. Если они пойдут на «ноль», а часть их туда идет, и будут там напиваться (а поймать за руку не всегда можно), то потом вызовут на себя огонь. Просто потому, что такой человек где-то будет ходить, будет абсолютно неуправляем. У опытных командиров для таких людей припасены довольно жесткие методы, имеющие мало общего с правами человека, но много — с боевыми задачами. И это оправдано, потому что спасает жизнь других людей. Но если такие люди сюда будут попадать, это значительно улучшит процесс. Таких людей можно мобилизовать в стройбаты, чтобы они что-то копали.
Просто надо делать свою работу на совесть.
О том, как должна проходить ВВК, и сценариях в соответствии с ее заключениями о пригодности можно прочитать здесь.
Больше статей Аллы Котляр читайте по ссылке.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google