По закону должна была пролиться кровь?

С одной стороны, апеллировать к закону в какой-то конкретной точке правового хаоса, куда столкнули страну украинские политики, — дело пустое. С другой, если эта точка могла стать для страны критической, — необходимое. События в Генеральной прокуратуре стали тестом для всех, начиная с первых лиц государства и заканчивая прапорщиками «Беркута» или Управления госохраны. Каждый сделал свой выбор, который, слава Богу, только в силу благоприятного стечения обстоятельств и все-таки принятому в ночь с 24 на 25 мая решению Ющенко не допустить дальнейшей эскалации конфликта, связанного с провокациями «Беркута» и депутатов в Генпрокуратуре, не привел к кровопролитию.

Показательно, что в этой связи в Украине даже появились новые «герои». В то время, как оперативники СБУ и прокуратуры, расследующие уголовное дело, возбужденное по факту событий, указывают на явные нарушения закона министром внутренних дел, социалисты и коалиция кетгутом вышили имя Василия Цушко на своем предвыборном знамени. Валерий Гелетей же приобрел репутацию человека, который в состоянии выполнить любой приказ президента и извлечь карьерную выгоду из самой дурно пахнущей ситуации. К тому же в среде работников Управления государственной охраны пользуется успехом версия о том, что если новый начальник так усиленно пиарится в СМИ, значит, пришел ненадолго. Народ ждет официальных списков «НУ».

Безусловно, разговор на тему «героев» и «преступников» с ключевыми участниками событий в Генеральной прокуратуре предполагался синхронный. Как того и требует журналистская этика. Однако отсутствие Цушко при массмедийном напоре Гелетея обеспечило начальнику УГО приоритетный доступ к нашему диктофону.

— Давайте обо всем по порядку. Что касается инцидента в КС, то там все законно. Президент уволил судей своим указом, что в рамках его полномочий. Это во-первых. Во-вторых, есть официальное разъяснение председателя Судебной палаты, направленное председателю Высшего административного суда о том, что решение об увольнении судьи КС может обжаловать только сам судья, а не народные депутаты, как это произошло. Кроме того, имеются апелляционные решения нескольких судов, где указывается, что обязанность закрыть допуск на пленарные заседания КС уволенным президентом судьям, в отношении которых расследуются уголовные дела, возложена на УГО.

— Мы не можем трактовать решение суда. Мы можем его только исполнять.

— О мотивах увольнения Плюты судить не буду. Опанасенко же утверждался на перспективу. Однако в тот день, когда его назначили, мы сидели с ним до вечера, и он сказал, что имеет серьезные проблемы со здоровьем.

— Президент назначает согласно закону.

— Я не говорил об этом с Опанасенко. Но я говорил с его лечащим врачом, который посоветовал пощадить больного человека. Давать же какую-то оценку, почему президент впоследствии выбрал именно Гелетея, с моей стороны будет не корректно. Но возможно, это связано и с теми заявлениями, которые я озвучил накануне.

— Да.

— Я такого не говорил.

— Когда мы ехали в Генпрокуратуру, то вообще не предполагали, что там будут какие-то последствия. Я, кстати, присутствовал, когда в последний раз по решению суда назначали Пискуна. Тогда Медведько отсутствовал, был зачитан указ, Пискун занял свое место, провел совещание и никаких проблем. Снятие же Пискуна обернулось иначе.

— Представить охрану нового генерального прокурора, что полностью соответствует нормам закона о государственной охране. Плющ зачитал этот указ.

— Он был в оригинале.

— Да. После того как Плющ прочитал указ, Пискун сделал небольшую ремарку на предмет «незаконности действий президента». Потом мы вчетвером — Пискун, Шемчук, Плющ и я — спокойно поднялись в кабинет генерального прокурора.

— Это ложь. Кроме прибывшей со мной охраны на этаже никого не было. Все это есть на пленках операторов телеканалов, которые следовали за нами по пятам. Сейчас мне идут десятки звонков от журналистов, которые готовы предоставить копии пленок, где все четко видно — кто врет, а кто нет.

— Об этом лучше спросить у Шемчука. Я не смотрел ту передачу. Но, повторяю, у нас есть все на видео. Мы поднялись в кабинет. Минут пятнадцать шутили и рассказывали анекдоты. Потом посмотрели указ. Пискун спросил, почему его снимают именно таким образом, ведь можно было и по-другому. Потом он сказал, что опять сюда вернется. Мы не возражали. Святослав Михайлович собрал вещи в пакеты и спокойно ушел. Ушел и секретарь СНБО. Я проводил Пискуна, поставив в известность, что согласно закону охрана у него остается. Затем Шемчук решил провести совещание с замами. Что в это время делает Пискун? Мне сообщили мои подчиненные, что он начинает звонить депутатам. Депутаты заехали на транспорте прокуратуры. Они под руки повели Пискуна в кабинет. Мне позвонили и сказали, что Пискун возвращается. Притом не один. На тот момент я сидел на совещании у Шемчука.

— Мое присутствие было эпизодическое. Я был в кабинете, пока все собирались — мы обговаривали вопросы охраны генпрокурора. Потом по просьбе Шемчука я вышел к журналистам и попросил подождать, когда выйдет прокурор и ответит на все интересующие вопросы. По большому счету это совещание так и не состоялось. Пискун беспрепятственно прошел в кабинет с группой депутатов. Однако все желающие народные избранники пройти в кабинет генпрокурора не могли физически. Тем более вместе с охраной и своими журналистами. Но они на наши просьбы немного подождать не реагировали. Началась словесная перебранка. В это же время по телефону я получил информацию о начавшемся штурме «Беркута». Но когда увидел министра Цушко, то успокоился. Подумал, что он просто не сориентировался. Потом ребята из «Беркута» начали выбивать двери. Процессом руководил сам Цушко. Началось массовое движение людей. Я доложил в приемную президента о том, что происходит нападение на здание Генпрокуратуры, и что в здании находится Цушко. Первым делом я отдал приказ не применять силу и оружие. Хотя по инструкции мы имели право применить оружие.

— Мы охраняем прокуратуру с 1998 года. Вот архивная копия приказа начальника управления, согласно которому мы охраняли и здание. Было письмо генпрокурора Потебенько. После чего был указ Л. Кучмы. Существуют инструкции по охране, утвержденные уже Медведько. Есть даже план действий, что должны предпринимать УГО, СБУ и МВД, если совершено нападение на охраняемый объект (если не справляемся сами, то подтягиваем эти подразделения). В бюджете были заложены средства на охранные цели. У нас там организованы рабочие места.

— Я первый подошел к Цушко, который шел во главе «Беркута», физически оттесняющего работников УГО. Я попросил не провоцировать процесс. У министра была неадекватная реакция. Постоянно был включен мобильный телефон. Мы общались 15 мин. Я попытался ему объяснить, что оснований заходить на территорию Генпрокуратуры у подразделений МВД нет.

— Я не могу сказать точно: был этот звонок или нет.

— Я не занимаюсь расследованиями. Но сам Пискун сказал, что Цушко позвонил его помощник. Однако в подобных ситуациях вопрос решается еще на уровне дежурных в тесном взаимодействии и согласовании действий с УГО. Таковы инструкции. Предположим, прозвучал бы похожий звонок из секретариата президента. Милиция не имеет права реагировать на него без предварительного контакта с нами — службой, которая, согласно полномочиям, уже охраняет объект. На этот счет есть инструкции. Или, если вы помните, когда-то был реальный сигнал о том, что заминирована ВР. Милиция действительно приехала. Мы разделились и работали сообща. УГО внутри здания, так как это наш объект. Милиция снаружи, потому как не имела права заходить вовнутрь. Таким правом наделен только министр. Да и то он может пройти через КПП и по удостоверению, а не через забор с силой авторитета. То есть в подобной ситуации дежурный МВД звонит нашему, затем предупреждается все руководство, и лишь потом уже предпринимаются какие-то совместные действия. К тому же, есть еще один железный аргумент — если охрана объекта или лица вверена УГО, то все подразделения милиции, в силу тех или иных причин привлеченные к процессу, подчинены УГО!

Таким образом, будучи уверенным в своей правоте, даже тогда, когда «Беркут» «вломился» в кабинет прокурора, я продолжал надеяться, что нам удастся разобраться, исходя из юридических оснований.

— Я действовал по инструкции. Парадокс, но в соответствии с планом действий при нападении на объект, мы должны обратиться как в МВД, так и в СБУ. В нашем случае нападение осуществило МВД, и я обратился в СБУ. На тот момент Пискун с сотней народных депутатов расположился в кабинете генпрокурора на 4-м этаже, а Шемчук и мы переместились на 3-й этаж, который впоследствии был заблокирован «Беркутом». К тому времени власть уже была в руках народных депутатов, которые руководили действиями и Цушко, и Пискуна. Возник вопрос: что делать? Нарушен закон. При этом УГО тоже правоохранительный орган специального назначения. Потом появился приказ Пискуна об увольнении Шемчука и расторжении договора об охране здания с УГО.

— Ни в коем случае. Пытаясь найти хоть какие-то основания для действий Цушко, депутаты посоветовали Пискуну такой ход. Однако он не имел права расторгать договор хотя бы по той причине, что был уже уволен. Это, во-первых. Во-вторых, ГСО это полукоммерческая охранная организация и ей бы пришлось платить деньги, которые в бюджете прокуратуры не предусмотрены. В-третьих, о подобных вещах предупреждают за месяц.

— Я никогда не отдаю и не отдавал приказы, которые удивляют. Тем более не законные. Я в органах 20 лет. И отдавал разные приказы в своей жизни. В том числе и на поражение.

— Во-первых, я не знал, какие действия будут предпринимать подчиненные Цушко. И не только в отношении работников УГО. Во-вторых, на 3-м этаже было заблокировано 60 человек.

— Да. Нам надо было забрать нового прокурора и людей УГО, которые стали заложниками. В первый раз я покинул прокуратуру только в 12 ночи. Сразу направился в секретариат президента и лично поставил в известность его работников о событиях, происходящих в прокуратуре. Там находился и руководитель СБУ Наливайченко. Впоследствии мое письмо стало одним из оснований, чтобы подумать о том, как в случае повторения подобных инцидентов защитить режимные государственные объекты. Как показала ситуация, сил УГО для этого явно не достаточно. Тем самым, по-видимому, был дан толчок к возможному привлечению внутренних войск.

— Повторюсь, юридические основания были на нашей стороне. Но проблема была и в том, что впереди милиции стояли депутаты со своей депутатской неприкосновенностью. На тот момент Шемчуком уже было открыто уголовное дело. Работала оперативно-следственная группа, которая фиксировала все, что происходило. Я решил вернуться на третий этаж. Зашел, дал указания и в два часа ночи вышел обратно, после чего, однако, был заблокирован депутатами на территории внутреннего дворика. Меня не пускали ни вовнутрь, ни на улицу. Я слышал постоянные телефонные разговоры. Что-то вроде «давайте ему дадим по почкам, давайте его закопаем»… Меня провоцировали.

— По-видимому, затем, чтобы «Альфа» пошла на освобождение начальника УГО. Это была чистой воды провокация силового варианта.

— Вообще-то, когда люди совершают подобные противозаконные действия, их арестовывают.

— Во-первых, налицо была реальная угроза силового противостояния. А этим рисковать нельзя. Во-вторых, в распоряжении УГО на тот момент оказалось слишком мало людей. Политические силы, которые руководили Цушко и Пискуном, уже вышли из правового поля. Они решились на открытый конфликт. Еще вечером, до моего письма президенту, у нас состоялся короткий разговор с Цушко. Его мобильный был выключен. Я ему сказал, что все снято и задокументировано, что он нарушил закон, и за это придется отвечать. Знаете, что он мне ответил? «Валерий Викторович, я вас очень прошу, не накручивайте президента, я просто не сориентировался».

То есть министр прекрасно понимал, что нарушил закон. А все вокруг понимали, что Цушко подставили. В коалиции возник вопрос: или этот конфликт как-то сглаживать, но тогда Цушко все равно будет отвечать, или играть свой сценарий и делать из Цушко героя. Нардепами был избран второй вариант. Сам Цушко на контакт уже не шел. Насколько мне известно, президент его приглашал к себе на совещание СНБО. Началось открытое игнорирование президентской власти.

— Во-первых, их не спускали с лестницы, а толкали, применяя физическую силу и нанося телесные повреждения. Во-вторых, по закону действительно подчиненные не должны были этого допустить.

— Вплоть до применения табельного оружия.

— Могло быть всякое. Даже самое худшее.

— В данном случае сработала фигура министра. Все его знают. В первую очередь, я сам тормознул процесс. Поверьте, если бы нападение осуществили люди, которых мы не знаем, ситуация могла развиваться совсем иначе…

— Я уверен, что время все расставит по своим местам.

— Причем здесь президент? Подобные решения принимает сам руководитель силового подразделения. И отвечает самостоятельно как за осуществленное действие, так и за бездействие. Была оценена ситуация. Был здравый рассудок. И еще ощущение того, что противоборствующая сторона только и ждет силового ответа на свои провокации.

— Я спокойно реагировал на происходящее и выполнял свои обязанности. О другом не думал.

— Вряд ли кто-то мог предугадать или запланировать подобную ситуацию. Но поверьте, если бы я знал, что Пискун поведет себя таким образом, то сразу бы усилил наряды. Скажу прямо, в условиях острого политического противостояния я мог предположить какие-то инциденты в КС или ЦИКе. Но пошли переговоры. Майданы разошлись… Прокуратуры не ожидал никто.

— Президент наделен законными полномочиями для того, чтобы снять прокурора. Формат же и повод этого процесса — не мой вопрос. Мы охраняли объект. В неравных условиях и физических силах. На момент начала событий два человека стояли на воротах, шесть человек — со мной, и шесть — на пропускной системе прокуратуры. «Беркут» же в составе 150 человек… Все люди, которые подтянулись ночью, находились возле Генпрокуратуры. «Альфа» в том числе.

— Похоже, то, что ситуация в любой момент может выйти из-под контроля, не понимал только Цушко. Это, во-первых. А во-вторых, не стоит забывать, что мы постоянно взаимодействуем с милицией. Большинство ребят друг друга знали. Мне задавали вопросы даже с той стороны: что за дела? Что за разборки? Никого в итоге не арестовали, а ведь такие приказы звучали, в том числе и в отношении меня. Цушко давал коман­ды, которые не выполнялись. Он не контролировал ситуацию, но поздно это понял, когда уже слепо начал выполнять телефонные рекомендации своих политических партнеров.

— Официально заявляю, что работники управления госохраны как действовали, так и будут действовать, — исключительно по закону. В отношении применения оружия в том числе. Если же кто-то рассчитывает на то, что снова воспользуется авторитетом министра для совершения незаконных действий, то он глубоко ошибается. Такого больше не повторится.

— Я буду действовать только на основе закона, в рамках своих полномочий, способами, которые предусмотрены законом и Конституцией.

— Повторяю, я не занимаюсь политикой. Я следую закону.

— Не надо задавать мне такие вопросы. Никто никого не подводил. Те работники, которые находились со мной в здании прокуратуры, выполняли мои команды. Остальные возле прокуратуры тоже ожидали распоряжений. (Здесь Валерий Викторович, по-видимому, в силу некой корпоративной этики, не договаривает. На самом деле майор, который стоял «на смерть» и не пропускал «Беркут» и депутатов — камера свидетель, — уже получил подполковника. А вот целый ряд «не справившихся» офицеров вскоре могут слететь с должности или даже покинуть УГО. Кстати, проверкой на вшивость для среднего звена стали не только события в прокуратуре, но и их последствия. По свидетельству некоторых участников допросов — а уголовное дело по факту в прокуратуре расследуется, — некоторые командиры отказываются от авторства даже самых невинных команд. «Рядовые» отвечают за себя. Делая, кстати, из всего вышесказанного глубокомысленные выводы. Так что уверенность большого начальника в том, что впредь «все будет по закону» и если надо «оружие будет применено», мягко говоря, имеет под собой мало оснований. И не только потому, что люди не захотят брать на себя «кровь». А еще и потому, что предпочтут ответить за свое личное решение, а не за приказ командира, который может подставить. Однако последнее в нашей ситуации не относится лично к Гелетею. Подчиненные оценили его роль и уровень ответственности, которую взял на себя новый начальник тогда. От которой не отказывается и сейчас. — Авт.)

— Их вообще не было.

— Это была банальная пиар-технология.

— Это рядовые сотрудники, всего девять человек, написавших свои рапорта еще до моего назначения. Все они уходят на пенсию. Похоже, кое-кому пообещали за такую услугу высокооплачиваемую работу. Я получил такие объяснения в ходе личных бесед, которые проводил с некоторыми из них. При мне рапортов никто не писал. Процесс увольнения и приема на работу у нас проходит, как и в любом другом силовом подразделении. И в силу контрактной основы носит перманентный характер.

— Ну, во-первых, на «Свободе слова», где мне уже задал похожий вопрос г-н Затулин, я был поздно вечером. Во-вторых, мне смешно, что из Цушко, который нарушил все законы, сегодня пытаются лепить героя. Должен же кто-то рассказывать правду. И знаете, здесь не надо доверять или не доверять Гелетею. Есть видеосюжеты, которые зафиксировали весь процесс. Поверьте, на телевидении вы увидели только десятую часть того, что было на самом деле. Все пленки есть в СБУ. Пока их нельзя обнародовать. Но когда будет открытый процесс, тогда люди увидят правду. И знаете, я думаю, депутатам по требованию общества придется забыть о том, что такое неприкосновенность.

Кстати, представители ПР тоже были с видеокамерами. Я прошу их, если я или сотрудники УГО нарушили закон — покажите это на любом канале. Не могут. Нечего показывать. Понимаете, вопрос еще и в том, что завтра придет следующий министр и будет отдавать незаконные приказы, думая, что его сбережет политическая сила. И сейчас борьба за Генпрокуратуру идет в том числе и потому, что там хотят закрепить людей, которые потушат это уголовное дело. Его будут изучать… И Цушко будет лечиться за границей, сколько надо. Пока не получит нужных гарантий.