«Я не буду частью этой серой массы. Я невиновна», —ежедневно твердила себе в зоне Ольга
Оле Ивановой 28 лет. Молодая, талантливая и, несмотря на выпавшие на ее долю испытания, очень улыбчивая. Почти шесть лет против нее и ее матери бывший отчим ведет войну с использованием всех возможных запрещенных приемов. Ольга уже была под судом и следствием, ее вынуждали пускаться в бега, сажали в СИЗО. Полгода она провела в Днепродзержинской женской колонии, откуда вышла прошлым летом по постановлению Верховного суда. Похоже, тогда на дело Ивановых впервые посмотрели с точки зрения закона, а не чьих-то интересов. Приговор Старокиевского райсуда столицы, чьими стараниями Иванова была приговорена к трем с половиной годам колонии, был отменен, а дело направлено на дополнительное расследование.
«Может, наконец, разберутся», — надеялись Ольга, ее мать и все, кто переживает эту драму вместе с ними. Ведь не настолько же всесилен этот бывший отчим, чтобы так дергать за ниточки и следствие, и судмедэкспертиэу, и даже суд! О деле Ивановых не раз писали газеты, создавались телепередачи на центральных каналах. Частный случаи, казалось бы. О чем писать, зачем тратить пленку и драгоценный прайм-тайм? Частный-то он частный, но в этом далеком от большой дороги политических и экономических разборок случае отразились приметы нашего правосудия, нашей теперешней жизни.
Действующие лица этой истории таковы: он (Владимир), она (Лариса) и ее дочь Ольга, ставшая падчерицей в 19 лет и с первого взгляда настороженно воспринявшая нового мужа своей преуспевающей матери. Получив диплом об окончании факультета международных отношений Киевского национального экономического университета и владея несколькими иностранными языками, Ольга была вполне самодостаточным человеком, работала и за рубежом, и здесь, в Украине. Словом, жила своей жизнью, пока ее деловитые мать и отчим путем объединения, размена и перепродажи квартир осуществляли свои замыслы. В конце концов эти планы реализовались в виде двух великолепных квартир в элитных районах Киева: одна — в знаменитом Морозовском доме, что на улице Толстого, другая — на втором этаже дома напротив Золотых ворот. Усилиями Ольгиной матери Ларисы Сергеевны был учрежден и совместный бизнес семьи Ивановых — медицинская фирма.
Семейная жизнь дала трещину, супруги расстались. У каждого из них своя версия предшествующих этому событий. Ларисиной доверия больше, ибо ее бывшего супруга не раз ловили на явной склонности к преломленному (естественно, в свою пользу) восприятию действительности. Впрочем, кому интересно, из-за чего бьются совместно нажитые горшки? Больше заслуживает внимания то, что бывший Ольгин отчим решил все эти горшки в виде все тех же великолепных квартир и фирмы оставить себе. На память о старой любви, видимо. И ему это уже почти удалось. А средства? Всего-то две поломанные жизни.
Конфликт, возникший на почве недвижимости, казалось бы, проще простого решить в суде, в правовом государстве для решения таких вопросов и существующем. Но то ли не будучи уверенным в том, что аргументов в его пользу судье хватит, то ли выстраивая какую-то более сложную схему, Иванов способствует возбуждению уголовного дела против Ларисы Сергеевны и Ольги. Благо, повод представился.
Воспользовавшись отсутствием Ларисы Сергеевны, Владимир меняет замки в золотоворотской квартире, где остались вещи и документы женщин. Вещи, особенно документы, были нужны позарез, и Лариса с Ольгой проникают в квартиру (заметьте, и ее, Ларисину, квартиру) через балкон. О том, что произошло далее, шла речь на десятках судебных заседаний.
Версии сторон, естественно, разнятся. Иванов утверждает, что разъяренные женщины разорвали ему сонную артерию. Однако соответствующая экспертиза была получена только месяц спустя. К тому же эксперты подтвердили его травмы со слов других врачей. Странно, ведь, как утверждают медики, разрыв сонной артерии, в отличие от множества других травм, тоже якобы нанесенных ему в тот день Ольгой и Ларисой, с жизнью несовместим. Странно и то, что не его, а Ольгу «скорая помощь» отвезла тогда в больницу, где ее 33 дня приводили в чувство. Экспертиза зафиксировала у девушки телесные повреждения. Дело по статье о нанесении тяжких телесных повреждений было возбуждено, но — против женщин. Иванов же был заведомо, еще до расследования, оправдан. В Старокиевском суде почему-то были уверены — он оборонялся. Эпизод избиения им Ольги вообще не расследовался.
Дальше начались тонкости следствия. Видимо, оставаясь на свободе, женщины подняли слишком много шума, нанимая адвокатов, обращаясь к правозащитникам, прессе... Решено было их «закрыть». Повод опять подвернулся — Оля не пришла как-то на заседание суда. И хотя основания для этого у нее были самые серьезные (пребывание в стационаре), суд принял решение об ее заключении под стражу. Оля пустилась в бега. Не буду оправдывать этот поступок, несмотря на то, что его мотивы понятны. Это факт. Как и то, что девушку нашли и все-таки посадили. На судебные заседания возили уже из следственного изолятора.
Суд над Ольгой Ивановой — это спецкурс для студентов юрфака. Без единого вещдока суд принимает решение о компенсации Иванову стоимости якобы испорченных вещей (позже отменено Киевским горсудом). Удовлетворяет суд и заключение судебно-медицинской экспертизы, не ответившей на главный вопрос — о наличии или отсутствии в организме Иванова некоего катетера, обязательного следа «штопки» разорванной сонной артерии. В общем, закрыв глаза на очевидные вещи, суд приговорил Ольгу Иванову к трем с половиной годам заключения в колонии общего режима. Когда приговор вступил в законную силу, из Лукьяновского изолятора Ольгу по этапу отправили в Днепродзержинскую колонию.
В зоне
— Самое тяжелое в судьбе арестанта — этап, — рассказывает Ольга.
— До железнодорожного вокзала осужденных везут в битком набитом автозаке, потом пересаживают в арестантские вагоны. Они похожи на купейные, только вместо дверей — решетки, окон же вовсе нет. В такое купе набивают по 14—16 женщин — сидят, лежат, стоят... Кому как повезет. Ни еды, ни питья, в туалет выводят только после скандала. И вот мы в Днепродзержинской колонии для женщин, впервые совершивших преступление. Теоретически — обычного режима, на деле же порядки в ней, по оценкам опытных зечек, хуже, чем в зоне строгого режима.
Копошащаяся серая масса. Таким было первое впечатление осужденной Ольги Ивановой от зоны. Позже она научилась различать серые лица между серыми косынками и грязно-серыми халатами. Ей выдали такую же спецодежду, старую, уже бывшую и бывшую в употреблении, без которой в колонии находиться запрещалось, и сообщили перечень основных табу зоны: запрет не являться на завтрак-обед-ужин или на утреннюю и вечернюю переклички, запрет на отлынивание от работы. Ольга объявила голодовку. Во-первых, потому, что, даже осознавая, что находится в руках не думающей и не сочувствующей исполнительной махины, она раз и навсегда установила барьер между собой и зоной. «Я ни в чем не виновна, и я не буду жить этой жизнью», — твердила она себе. А во-вторых, есть баланду из жирных мисок, из которых ели и больные открытой формой туберкулеза, и сифилисом, и еще Бог знает чем, было невозможно. Колония как заведение формально нестрогого режима среди прочих заключенных «перевоспитывала» и наказанных за уклонение от лечения венерических болезней. А таких были сотни, и никто их не изолировал...
Иванову посадили в карцер, темную комнатку, в которой были только кровать, на день откидывающаяся к стенке, стол и табурет.
— Из карцера меня выпустили, когда приехала мама, —вспоминает Ольга. — Со здоровьем было уже совсем плохо, когда она узнала о голодовке и помчалась ко мне уговаривать прекратить ее. Мама привезла мне нормальную еду и нормальную посуду. Я вернулась в отряд, стала потихоньку выходить из голодовки и даже поправилась. А вообще у меня создалось впечатление, что единственной заботой обитательниц колонии являются поиски курева и еды. Поели — ищут сигареты, покурили — собираются есть.
Хоть мечтать им, конечно, не о чем. О справедливости, о доме —только душу травить. Приспосабливаются и живут, любят даже.
Ольга уже полгода жила в колонии, когда узнала о решении Верховного суда и о своем освобождении. Ее не бросили на произвол, как многих ее бывших «коллег», она могла надеяться на то, что справедливость и законы восторжествуют.
На новом круге
Ее встречали мать, сотрудница Украинско-американского бюро защиты прав человека Татьяна Яблонская, разрушенная жизнь и надежда. Ведь Верховный суд потребовал устранить как раз те недостатки следствия, на которые на первом суде обращал внимание адвокат. В частности, был поставлен вопрос о назначении экспертизы, которая должна была ответить на основной вопрос: а был ли разрыв сонной артерии? Первым делом Ольга с Татьяной Яблонской пошла в горпрокуратуру сообщить адрес, по которому ее можно найти.
— Ох, как ей не хотелось опять идти в эти стены! — вспоминает Т.Яблонская. — Только-только ведь вышла на свободу. Но есть слово «надо». И все было сделано, как требует закон. Каково же было мое удивление, когда недавно я узнала, что следователи несколько раз искали Олю и не находили. Оказывается, искали не по тому адресу, который им был оставлен и который есть в деле. Как, кстати, и координаты ее адвоката, через которого всегда можно найти клиентку. Значит, опять готовится почва для ее заключения в СИЗО?
Адвокат О.Ивановой Вячеслав Ухов разделяет эти опасения, тем более что комиссионная экспертиза, как оказалось, уже проведена и опять не дала ответа на вопрос «а был ли мальчик»?
— С учетом подспудных обстоятельств, различных попыток договориться со мной я считаю выводы этой комиссии результатом определенного воздействия, — говорит В.Ухов. — Причем эти выводы были сделаны без упоминания о существовании ряда консультативных заключений, имевшихся у Верховного суда. Ведь в связи с ними заместитель председателя Верховного суда Василий Маляренко и вынес свой протест. На 14 листах этого заключения вообще нет упоминания о катетере. О чем тогда идет речь? Первые экспертизы были проведены с нарушением УПК, что и послужило основанием для отмены приговора Верховным судом. Но новая экспертиза подтверждает правильность актов судмедосвидетельствования, то есть оценивает уже оцененное судом, причем противоположно. Кроме того, что это за экспертиза, которая, вопреки закону, проводится на основании невесть откуда появившихся ксерокопий документов и содержит ссылки на исследования Никольского, уже проходившего по делу в качестве свидетеля! Кстати, следователь по делу не выполнил указания следственного управления УВД Киева, в частности, об обязательном включении в комиссию нейрохирурга и об исследовании травм самой Ольги. Похоже, истина его не интересует.
— Но эта сомнительная экспертиза может служить основанием для очередного заключения под стражу Ольги?
— Может, конечно. Сейчас все (и новые эксперты в том числе) признают, что в первый раз Ольга была арестована и осуждена незаконно, но новое заключение дает основание для повторения той же ошибки. У меня есть вопрос к главному судмедэксперту Украины Юрию Шупику: насколько соответствует требованиям закона эта вот экспертиза? Есть и просьба к нему наконец провести экспертизу соответственно их же правилам игры. Если моя просьба не будет рассмотрена объективно, будем обращаться, быть может, в Россию, к другим экспертам...
— А почему нет, ведь «дело Гонгадзе» показало, что в случае серьезных сомнений в этом нет ничего невозможного.
Ярослав Крисанов, расследующий сейчас дело Ивановой, подтвердил, что вопрос об изменении меры пресечения Ольги Ивановой действительно решается, а следствие будет, по словам следователя, завершено, когда найдут Ольгу.
— А разве это так трудно сделать? — интересуюсь у Я.Крисанова. —Я вот с ней разговаривала. Да и адвокат мог бы помочь, поскольку телефона у Ольги действительно нет.
— Видимо, с вами она хочет разговаривать, а с нами не очень, — ответил следователь. А вот о том, ответила ли экспертиза на вопросы, поставленные Верховным судом, говорить не захотел. Может, нечего ему сказать?
P.S. Кстати, и гражданское дело о разделе имущества Ивановых имеет свою, не менее забавную с точки зрения законности историю. Оно уже было рассмотрено Киевским горсудом в ноябре 2000 года, но на стадии написания мотивировки решения исчезло. Представляете? Все четыре толстенных тома с оригиналами и копиями документов, собранными предыдущими судами. Судья Виктор Качан нес их в портфеле домой (что, кстати, категорически запрещено делать), когда неизвестные, стукнув его по голове, этот портфель выхватили. В результате адвокат Ларисы Ивановой получила решение почти через год, тогда же была подана кассационная жалоба в Верховный суд. Его справедливого решения ждут, возлагая на него последнюю надежду.