> Искаженные от ужаса лица людей, выбирающихся из-под развалин подземного перехода, обезображенные стены знаменитой «трубы» на Пушкинской, закрытые станции метро… Всё это страшные приметы российского августа-2000. Давно подмечено: в этой стране всё происходит именно в августе — достаточно вспомнить август 1991-го и август 1998-го… Да и в августе прошлого года произошла отставка правительства Сергея Степашина и определился ельцинский наследник. Это где- нибудь в Туманном Альбионе премьер-министр Блэр может спокойно отправиться отдыхать на виллу к знакомому тосканскому принцу. И в Украине можно ощущать себя более или менее спокойно, пока политическая элита дружно празднует Самые Главные Именины. А российский чиновник, пакуя отпускные чемоданы, готовится вернуться в совершенно другую страну, понимает, что, может быть, доотдыхать не удастся. И хотя в этом году после взрыва на Пушкинской премьер-министр Михаил Касьянов заявил, что не будет прерывать заслуженный отпуск, а президент Владимир Путин появился на месте трагедии только на следующий день, всем стало очевидно: этот взрыв, скорее всего, становится началом какого-то совершенно нового периода в российской политической истории…
Неизвестные пока злоумышленники очень точно выбрали место для своей акции. Для того чтобы понять, что такое Пушкинская площадь для жителя российской столицы, нужно, конечно же, быть москвичом. Потому что Красная площадь, Александровский сад, подземный комплекс в Охотном ряду, старый Арбат — скорее места туристических прогулок. Москвичи назначают встречи на Пушкинской: место, где когда-то читали стихи поэты-шестидесятники, осталось местом притяжения для жителей громадного города еще и из-за максимальной сосредоточенности на одном пятачке огромного количества нужных и удобных для повседневной жизни заведений. Старый кинотеатр «Россия», перелицованный в «Пушкинский» и ультрасовременный «Кодак-Киномир», место молодежной «тусовки», первый в СССР «Макдональдс» и восточная закусочная системы «Елки-Палки», кофейни и офис Мобильных телесистем, Ленком и доронинский МХАТ, бутики в галерее «Актер» и самый модный в среде политической элиты ресторан русской национальной кухни «Пушкин» — именно в нем московский мэр Юрий Лужков договаривался с министром печати Михаилом Лесиным о судьбе своего телеканала ТВ-Центр… Пушкинская — не просто центр города, площадь или станция метро. Это среда обитания, как для нас район метро «Крещатик». Взорвать среду обитания для террориста важнее, чем даже подложить бомбу под жилой дом. Потому что дом может оказаться соседским, а среда обитания — всегда ваша.
Между тем прошлогодние террористические акции выстраивались по иному сценарию. 9 августа премьер-министром Российской Федерации был назначен директор Федеральной службы безопасности, секретарь Совета безопасности полковник Владимир Путин, провозглашенный президентом Борисом Ельциным наследником главы государства. 31 августа взорвалась бомба в подземном комплексе «Охотный ряд». Как это ни удивительно, особого резонанса взрыв не вызвал — во-первых, не было погибших (ранен 41 человек), во-вторых, подземный город под Манежной площадью для большинства москвичей — чуждое, новое место, «потемкинская деревня» городской власти. О «чеченском следе» почти не упоминают: в совершении взрыва подозревают некоего интернетчика-анархиста, спешно покидающего Россию и перебирающегося на Запад через киевский аэропорт «Борисполь». 4 сентября террористы взрывают жилой дом в военном городке в дагестанском Буйнакске. Погибают 64 его жителя. Этот взрыв однозначно связывается с поражением отрядов чеченских боевиков, пытавшихся провозгласить в одном из районов Дагестана исламское государство, независимое от России. Общество начинает беспокоиться, но ему еще предстоит самое страшное: 9 и 13 сентября взрываются одна за другой многоэтажки на окраинах столицы. Погибают 212 человек. Москва охвачена настоящей паникой, не прошедшей и по сей день, жители организуют круглосуточные дежурства в подъездах домов. Но 16 сентября взрыв происходит уже вдали от столицы, в Ростовской области, в Волгодонске. Погибают 17 жителей разрушенного дома. Спустя несколько дней жители одного из рязанских домов находят в подвале белое вещество, подозрительно напоминающее гексоген, якобы использовавшийся при предыдущих взрывах. Милиция заявляет о том, что дом готовился к взрыву, но позднее директор ФСБ Николай Патрушев объясняет происходившее в Рязани учениями своей службы, проверявшей бдительность жителей. Рязанский эпизод позволяет некоторым российским СМИ высказать предположение, что серия взрывов проведена спецслужбами с целью подготовить условия для новой чеченской войны, ставшей настоящей предвыборной кампанией Владимира Путина. Сам президент в книге «От первого лица» назвал подобные предположения «кощунственными».
Но если подходить к ситуации 1999 года с прагматической точки зрения и подозревать российское руководство в особом роде цинизма по отношению к собственным гражданам, можно признать, что определенная логика — хотя и очень опосредованная — в организации властью взрывов все же имелась. Настроения в обществе, кардинально изменившиеся после того, как на экранах появились уничтоженные многоэтажки, позволили начать войну в Чечне, не обращая больше внимания на призывы к мирному решению проблем Северного Кавказа… Новый 2000 год и.о. президента встречал в воюющей армии, перед президентскими выборами летал на истребителе… А только Путин победил бы и без Чечни — на его стороне было большее, чем популярность, — административный ресурс, позволивший провести фактически безальтернативные выборы. Победа была настолько очевидна, что ради нее совершенно не обязательно было отправлять на тот свет собственных сограждан: недоумение, высказанное Путиным в его книге в ответ на вопрос о слухах об организации взрывов спецслужбами, вполне объяснимо. Кстати, заинтересованность во взрывах радикальных чеченцев также вполне объяснима: связи Басаева и Хаттаба с бен Ладеном афишировались самими полевыми командирами и для получения нового финансирования, как в любом фонде, нужно было предъявить результаты проделанной работы. В конце концов, не Путин же приказал Басаеву отправляться в Дагестан и провозглашать себя амиром? А если согласиться с версией врагов Березовского, что всем там заправлял Борис Абрамович, то следует признать, что люди, выполняющие подобные указания Березовского, могут и дома взорвать — так сказать, по собственной инициативе, для перевыполнения плана. Хотя и эта версия выглядит неправдоподобно, а результатов расследования нет. После взрыва на Пушкинской представители спецслужб, правда, сказали, что всё уже расследовано и всё известно — и о заказчиках прошлогодних взрывов, и об их непосредственных исполнителях. Но имен заказчиков так и не назвали, как и имен исполнителей — сообщили лишь, что они находятся в Чечне. А значит, могут легко уйти от правосудия — бежать за границу, например, или просто погибнуть…
Но какими бы хлипкими ни были предположения о причинах взрывов в 1999 году, они хотя бы могли — при всей паранаидальности любой из высказываемых версий — быть объяснимы логически. Выборы, борьба кланов, бен Ладен… Ужас взрыва на Пушкинской как раз в том, что его невозможно объяснить. Не случайна, вероятно, осторожность властей — я уже писал, что Владимир Путин появился на месте трагедии только на следующий день и только на следующий день выступил с весьма умеренным по тональности заявлением, не напоминающим его же жесткие высказывания периода, предшествующего чеченской войне. Путин практически одёрнул московского мэра Юрия Лужкова, заявившего о чеченском следе сразу же по прибытии на место взрыва: «на 100 процентов это — Чечня». Весьма любопытно, что Лужкову сочли нужным дать ответ и промосковски настроенные чеченцы — глава администрации Чечни Ахмад Кадыров выразил возмущение, представитель Кадырова при российском правительстве, бывший министр иностранных дел в администрации Джохара Дудаева Шамиль Бено пригрозил демонстрацией чеченцев в Москве, а председатель Госсовета Чечни Малик Сайдуллаев пообещал внушительную премию за информацию об истинных организаторах взрыва. Показательно и то, что российские СМИ сочли возможным сообщить о реакции отмежевавшегося от теракта и выразившего соболезнования россиянам президента Ичкерии Аслана Масхадова.
Все прекрасно понимают, что Путину этот взрыв — как и обвинения в адрес чеченцев — не нужен. В ситуации, когда он укрепляет свою власть, для нового президента крайне опасны любые инциденты, демонстрирующие, что его обещания навести порядок и обеспечить безопасность граждан обесцениваются, а чеченская война была далеко не лучшим средством обеспечения этой безопасности. Чеченцы тоже во взрыве не заинтересованы — во-первых, им сейчас есть что предъявить бен Ладену и без Пушкинской, а во-вторых, если бы чеченцы хотели таким образом запугать русских и потребовать прекращения войны — они бы об этом хотя бы сказали, как Басаев в Буденновске… Именно из-за нелогичности происходящего в СМИ начинают высказываться самые удивительные версии — типа причастности к теракту радикальных неонацистских группировок типа баркашовского РНЕ. А Путин — сам Путин! — не исключил даже криминальной версии происшедшего…
Кошмар российского терроризма еще и в том, что в отличие от терроризма североирландского, палестинского или корсиканского это — анонимный терроризм. Когда россияне видели на экранах бородатые физиономии захватившего буденновскую больницу Басаева или окопавшегося в Первомайском Радуева — им хотя бы было ясно, кто эти люди и чего они хотят. В августе 1999 года в стране воцарилась Агрессивная Анонимность. И найти точное объяснение происшедшему в переходе на Пушкинской сегодня почти так же трудно, как сказать, что произошло 1 сентября прошлого года, после взрыва в «Охотном ряду». Хотелось бы, однако, надеяться, что на этот раз мы столкнулись лишь с эпизодом, а не с началом новой террористической кампании — ведь, объективно говоря, для такой кампании нет ни почвы, ни повода. Неизвестные террористы, впрочем, вряд ли об этом задумываются: действия людей, взрывающих дома и подземные переходы, зачастую лишены принятой в цивилизованном обществе логики…