ПОЧЕМУ НЕ ИДЕТ РЕФОРМА В СИСТЕМЕ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ ПОМОЩИ

Семен Глузман окончил Киевский медицинский институт в 1969 году. В мае 1972-го был арестован КГБ за «антисоветскую агитацию и пропаганду». Настоящей причиной ареста стала «Заочная экспертиза по делу генерала П.Г.Григоренко». Получил семь лет и три года ссылки. Во время пребывания в лагере продолжал заниматься научной и публицистической деятельностью. В частности, в соавторстве с В.Буковским написал «Пособие по психиатрии для инакомыслящих». Сферой научных интересов С.Глузмана в то время была психология выживания в экстремальных условиях.

В 1991 г. организовал общественную организацию Ассоциация психиатров Украины, исполнительным секретарем которой является. Кроме того, возглавляет Украинско-американское бюро защиты прав человека.

С.Глузман — почетный член Американской психиатрической ассоциации, Королевского колледжа психиатров Великобритании, Канадской психиатрической ассоциации, Германского общества психиатров и невропатологов. В 1977 году его именем была названа больница в Сан-Дени (Франция).

Всем нам — на прием к психиатру?

— Семен Фишелевич, в последнее время часто обсуждается вопрос: дескать, переживая затяжной кризис, наш народ «психически сдал»... А как бы вы определили нынешнее состояние психического здоровья населения Украины?

— Постараюсь ответить как можно корректнее. Количество психиатрических заболеваний, о которых обычно говорит обыватель, то есть состояний галлюцинаций, бреда, серьезной депрессии, слабоумия, не зависит ни от этнических особенностей, ни от географических, ни от климатических условий, ни от политического режима. Существует некая стабильность, по-видимому, детерминированная некими биологическими механизмами, которые современная наука еще не до конца познала, а о некоторых вообще не имеет понятия. Эти механизмы и определяют частоту проявлений того или иного заболевания в популяции: в среднем, скажем, три человека на тысячу. Но принципиально — не в десять раз больше. Это не мое мнение, а опыт известных социологов, психологов и психиатров мира. Кстати, исследования американских социологов, проведенные в середине ХХ века, показали: количество заболеваний, диагностируемых как шизофрения, и в Европе, и в племени, живущем в тропической Африке, и среди эскимосов — одинаковое.

— И все-таки резкое изменение условий жизни, затянувшийся экономический кризис не могут не сказываться на психике населения.

— Говоря об изменениях в психологическом «климате» жизни украинцев после распада СССР, надо иметь в виду, что появились новые возможности и одновременно усилился риск. Естественно, люди как-то реагируют на принципиально новые обстоятельства жизни — даже, возможно, уходя в некую психическую патологию. Но это не шизофрения, не эндогенная депрессия, не слабоумие. Скорее всего, имеют место неврозы, так называемые легкие отклонения. Многие из нас страдают бессонницей, а это тоже проявление невротического состояния. То есть люди реагируют на резко изменившиеся условия жизни проявлениями дезадаптации.

— Но именно эти якобы массово участившиеся проявления дезадаптации многие склонны считать едва ли не катастрофой.

— Согласен, кое-кому выгодно подчеркнуть, что, мол, с приходом демократии народ подорвал свое психическое здоровье. Конечно, социальные изменения влекут за собой известную психическую дезадаптацию. Это особенно относится к тем, кто всю сознательную жизнь прожил в условиях серой, болотистой советской стабильности. Как сказал один мой знакомый, раньше мы все стояли на эскалаторе, который медленно поднимался. Теперь же каждому надо самому двигаться по ступенькам: и сильному, и слабому. Такова реальность.

Всегда ли стресс чреват психической дезадаптацией?

— Получается, так или иначе сейчас мы все подвержены дезадаптации?

— В истории психиатрии зафиксировано множество не совсем понятных случаев, связанных с экстремальными ситуациями. Например, во время резкого, тотального стресса для популяции — землетрясения, бомбежки во время войны — многие психические и соматические больные чувствуют себя гораздо лучше, чем при обычных обстоятельствах. Они как бы больше адаптированы к предельным ситуациям, чем к обычной жизни. Скажем, во время Второй мировой войны практически исчезли воспаления аппендикса, многие язвенные больные отреагировали прекращением кровотечений. Известны случаи, когда пациенты психбольниц проявляли адекватную реакцию на экстремальные условия.

— Но ведь экстремальные условия — это одно, а каждодневные переживания об элементарном выживании для многих превратились в хронически невротизированную ситуацию.

— Да, при нынешних условиях многие не могут себя найти. Но это ни в коем случае не значит, что люди заболевают серьезными психическими болезнями. Просто некоторые находят в себе силы и приспосабливаются к новой ситуации, другие ждут, когда все возвратится на круги своя — ко вчерашнему дню, к жизни, к которой они были приучены за годы советского режима. А третьи реагируют ломкой психической — и не могут ни действовать, ни терпеть, ни изменить себя. Иногда это заканчивается уходом в болезненное состояние под названием невроз.

— Многие газеты пишут о том, что в последние годы растет количество самоубийств.

— Я не специалист в этой сфере. Не могу сказать точно, происходит рост суицидальной активности или нет. Просто сегодня информация стала более открытой. Ведь и раньше в нашей стране существовали такие явления, как алкоголизм, наркомания, самоубийства. Последние сопровождают историю человечества на всем протяжении его существования, но никто не знает истинной причины этого явления. Известен факт: киты выбрасываются из моря на берег. Почему, что их толкает на это?

Существует категория людей, которая не может найти себя в жизни и самоубийством реагирует на какие-то внутренние или внешние обстоятельства. Но мы не имеем права говорить, что это люди с психиатрической патологией. Вообще проблема суицида — прежде всего проблема социальная, а не медицинская, не психиатрическая. Во многих случаях прерванного суицида далеко не всем покушавшимся на самоубийство можно поставить психиатрический диагноз. К сожалению, этой проблемой никто всерьез в нашей стране не занимается. А давно пора создать междисциплинарную группу, в которую вошли бы разные специалисты.

Не так давно я присутствовал на неформальной дискуссии с известным эстонским психиатром. Он сообщил: в нынешней Эстонии, уже давно по духу не советской, к тому же не переживающей такого затяжного экономического кризиса, зафиксирован значительный рост суицидальной активности. На вопрос, почему это происходит, коллега только развел руками. Изучать проблему, конечно, необходимо, но вместе с тем отдаю себе отчет, что до конца прояснить ее невозможно. Поэтому к информации относительно роста суицидов в Украине в нынешнее время, на мой взгляд, необходимо относиться крайне осторожно. Ведь вместо строжайше закрытой в советское время информации сегодня имеем безответственное распространение некомпетентно собранных, недостоверных данных.

Проблемы психики
и сорокалетний путь по пустыне

— Простому человеку трудно не поддаться «запугиванию», он размышляет: раньше у нас не было наркомании, СПИДа, а нынче — разгул всяческих бед и болезней...

— В Советском Союзе и наркомания была, и алкоголизм процветал, и многое другое. Просто достоверной информации не существовало, а если кое-кто о чем-то и знал, то не имел права распространять данные. Мы переживаем опыт прохождения по пустыне — подобно той, по которой библейский Моисей водил евреев. Рабы не хотят рисковать, они жаждут жить по-старому, в тепле вонючей конюшни, довольствуясь чечевичной похлебкой.

Проблема свободы и ответственности в самом широком смысле слова остается для нас актуальной. Да, жить стало тяжелее во многих отношениях. Появился элемент риска. Раньше надо было только приспособиться к «линии партии» и можно было более-менее безбедно существовать. Сегодня совершенно иная ситуация. Общество пока не стабилизировано, социальная защита минимальная. Мы только учимся жить в условиях независимости.

— Честно говоря, учимся без энтузиазма, очень вяло. Это дает некоторым политиканам основание целому народу ставить «диагноз»: олигофрения.

— В основной своей массе наше население переживает разочарование. Слишком сильной была эйфория. Но независимость-то мы не завоевали. Мы чудом получили ее. Думаю, имею моральное право сказать так как бывший диссидент, отсидевший «свои» десять лет. Да, народ устал. Процветает коррупция, теневая экономика. Есть один способ борьбы — прозрачность властных решений. Приведу пример, близкий мне. Когда Министерство здравоохранения Украины сегодня не выпускает специальный вестник со своими материалами, решениями, то есть не делится с населением информацией, при этом не являясь закрытым ведомством, как СБУ или Министерство обороны, то о каком доверии к этой государственной структуре может идти речь? То же — во множестве аналогичных случаев. Вот еще «медицинский» пример. Управление по отбыванию наказаний засекречивает данные по заболеваемости туберкулезом в местах лишения свободы. Но ведь эта информация касается каждого гражданина Украины! Поскольку завтра человек, вышедший на свободу, будет заражать палочкой Коха нас, наших детей и внуков. Как вообще можно засекречивать такую информацию? Мы никак не привыкнем к открытости и прозрачности в обществе, в государстве. Отсюда — недоверие народа к власти, отсюда — деморализация и психическая усталость населения.

А воз и ныне там...

— Так или иначе — реальность изменилась. А изменился ли уровень психиатрической помощи населению? Существуют ли положительные сдвиги в этой области?

— По сравнению с советскими временами можно отметить некоторые подвижки. Но они как бы не касаются основной массы населения. Главное — в психиатрических больницах больше нет политических заключенных, психиатрическая помощь стала несколько гуманнее. Немаловажно и то, что наши специалисты сегодня имеют хоть какой-то доступ к опыту зарубежных коллег. Ведь в советское время психиатры были изолированы вдвойне: из-за «железного занавеса» совершенно отсутствовала возможность читать специальные зарубежные издания. Они не могли ориентироваться, как развивается психиатрическая служба в мире.

Объединившись в Ассоциацию психиатров Украины, мы решили помочь самим себе. Сегодня имеем прекрасную библиотеку, начали переводить и издавать необходимую литературу. Мы дали возможность не только врачам, но и медицинским сестрам, психологам понять, осмыслить, что такое современная психиатрия. Ведь за рубежом, не излечивая, например, ту же шизофрению, научились помогать больным по возможности адаптироваться к социуму. У нас всегда основой был только биологический компонент: болезнь, значит, надо лечить медикаментами. Но многие психические заболевания неизлечимы.

Проблема в том, что у нас существует один подход к острым психиатрическим больным: госпитализация, лечение под надзором. При советской власти было девяносто лечебных заведений подобного рода, практически столько же и осталось. Это говорит о том, что реформа психиатрической службы давным-давно назрела. Сложившаяся ситуация «бьет» и по больным, и по налогоплательщикам. Содержание таких больных в стационаре, порой многие годы, — очень дорогостоящее. Подобное «удовольствие» даже в США давно себе не позволяют. За рубежом еще в 50-е годы реформировали систему психиатрических больниц. Во всех цивилизованных странах постепенно вышли на модель амбулаторной психиатрии. Конечно, это не значит, что не существует больниц для страдающих тяжелыми формами психических заболеваний. Но максимум пребывания такого больного на «койкоместе» — 40 дней. У нас же бывают случаи пожизненного «заключения» в больнице. А когда человек надолго изолирован от внешнего мира, он оказывается совершенно дезадаптированным. Он становится вторичным инвалидом, как зек. Необходимо строить соответствующие социальные убежища для психохроников — со специальными службами, которые обходятся гораздо дешевле для налогоплательщиков. Да и амбулаторные, и полуамбулаторные формы лечения разумнее, гуманнее. Уже многие, даже постсоциалистические, страны пошли по такому пути — например, Польша.

— Разве Министерство здравоохранения не в курсе проблемы? Что оно думает о реформе?

— Ничего не думает. Оно не думает даже о необходимости развивать институт социальных работников. А такие специалисты необходимы, в частности, для адаптации психических больных в социуме. Некоторые учебные заведения готовят таких работников, скажем, Киево-Могилянская академия. Но для системы здравоохранения Украины такой специалист не существует. На Западе готовят специальных медицинских сестер и психологов психиатрической службы, а у нас их нет и в помине.

Наша ассоциация не раз поднимала перед министерством вопрос о давно назревшей реформе в системе психиатрической помощи. Но нас не слышат. Не слышит, в частности, главный психиатр Украины, кстати, уролог-сексопатолог по специальности, ни дня не проработавший в очень специфической психиатрической службе. Вновь и вновь наступаем на те же грабли: кадровая политика, специалист-профессионал на своем месте, системный подход к накопившимся проблемам. В противном случае реформы будут пробуксовывать во всех отраслях, общество не сможет двигаться в нужном направлении — к жизни, достойной человека.