По умолчанию…

Более пяти лет работал я в экспертном совете Государственной аккредитационной комиссии (ГАК), дающей разрешения на лицензирование и аккредитацию в вузах различных специальностей. Комиссия, в которой я состоял, курировала энергетику и электронику, а поскольку в медицине электронные приборы нуждаются в совершенствовании и ремонте, то укладывалась такая специальность в неведомо кем придуманное название «Биотехнические и медицинские аппараты и системы». В общем, был я один медик среди сорока технарей. К обязанностям относился добросовестно, давал отзывы на представленные документы и заключения выезжавших на места комиссий, хотя медико-инженерный факультет (мое детище) Международного Соломонова университета и прекратил свое существование.

Время от времени состав совета обновлялся, появлялись новые профессора и председатели. А в конце 2007 года пришел и мой черед, но узнал я об этом абсолютно случайно — просто о будущих заседаниях мне перестали сообщать. На мой вопрос «Неужели доброго слова для бывших членов комиссии у руководства не нашлось?» я получил любопытный ответ: «А у нас так всегда, по умолчанию…».

Да только ли это?!

Трансплантация

В метро на мою сумку с
надписью «Съезд трансплантологов Украины» окружающие бросали недобрые взгляды, и мне пришлось от нее отказаться.

Что поделаешь, вокруг проблемы трансплантации в последние годы возникло множество разговоров и сенсационных сообщений. Не стоит повторять все слухи о проданных младенцах и отдельных «взрослых» органах, об отказах родственников отдавать на алтарь трансплантологии органы погибших или погибающих, о коррупции среди медиков и несовершенных законах. Все это так, но пересадки делают (в основном, от прямых родственников), количество центров увеличивается, техника совершенствуется, деньги выделяются. В 30-х годах украинский врач Ю.Вороный впервые в мире трансплантировал почку. В конце 60-х группа энтузиастов в Киевском тубинституте пересаживала легкое от собаки к собаке, и был среди этих памятных мне животных долгожитель Мохер, проживший полтора года после операции.

Затем киевские урологи пересаживали почки, в шалимовском институте амосовцы пересадили свинке первое сердце, а потом пошло — в Запорожье, Донецке, естественно, в Киеве, где был преобразован под трансплантацию наш институт, и сегодня количество пересадок исчисляется многими десятками. Это неплохо, если учесть нищету нашей медицины, дороговизну обеспечения трансплантаций и уровень заработков населения, а также практическое отсутствие страховой медицины, которая единственная в состоянии выплачивать астрономические суммы за такие вмешательства.

Появилась «клеточная» трансплантация, еще мало исследованная, но уже достаточно дорогая и доходная, и уже торопятся коллеги вводить такие клеточные суспензии больным — можно неплохо заработать на очередной панацее…

Увы, отсюда, от коррумпированности нашей медицины и растут ноги всех перипетий трансплантологии.

Ушли времена, когда врач стеснялся брать деньги с пациентов за оказание услуги. Берут почти все, о редкостных экземплярах медиков, отказывающихся от гонораров, рассказывают легенды, но очереди к ним не выстраиваются. Такова психология гомо советикус — не берет, значит не за что… Проще собрать с мира на операцию, оплата вроде бы дает гарантию. Именно вроде бы — берущие привыкают к дающим, развивается иммунитет, и полученные деньги никого и ни к чему особенно не обязывают. Дают все и берут уже… почти все.

А после выписки пациенты делятся с друзьями и соседями, кто и сколько с них «слупил», как продажны врачи и сестры, как заглядывают в руки, как нужно сегодня платить практически за все. А что — одним в государстве можно брать взятки, а другим нельзя?

Врачу непросто приводить примеры медицинского мздоимства, но два особенно запомнившихся мне — приведу.

В одном из научно-исследовательских институтов пожилой пациентке, недавней преподавательнице медуниверситета, а ныне пенсионерке, сделали исследование сосудов сердца, и ее бывший ученик, а ныне доктор медицинских наук, научный сотрудник этого же института, собственно и устроивший ее на лечение, сказал: «Мне от вас ничего не нужно, а вот для хирургов приготовьте деньги на два стента — три тысячи долларов…» С помощью таких же малоимущих друзей эти деньги собрали и доставили больной.

Но во время манипуляции хирург заявил: «Нет, стенты по полторы тысячи у.е. здесь не проходят, нужно по три, т. е. шесть тысяч». И когда пациентка (на операционном столе!) сказала, что таких денег у нее нет, хирург извлек катетер и прекратил операцию…

И второй случай. В одной палате оказались три профессора, правда, не медики, а преподаватели киевских технических вузов. Операции им нужно было делать однотипные, все ложились «по рекомендации», поэтому надеялись, что много не возьмут.

Накануне вмешательства пришел анестезиолог, тоже профессор, и сказал, что предлагает два варианта. Если хотят, чтобы оперировал шеф клиники, нужны доллары, он гривнями не берет, но учитывая, что доходы профессоров в вузах невелики, каждому это обойдется по тысяче… Если же хотят сэкономить — по шестьсот, но тогда шеф только глянет, но участвовать не будет. Как договорились, не знаю, но их студентам могу теперь только посочувствовать — дурные примеры заразительны.

Казалось бы, две случайные ситуации, но в них, как в капле…

А государство благостно молчит.

Взятки въелись в быт нашей медицины, как новомодный герпес. Хотя в свое время министр здравоохранения Л.Медведь, который едва ли не последний пытался бороться со взяточничеством, говорил: «Не подозреваю только психиатров и фтизиатров — их больные с ними всю жизнь и они сами рады от больных откупиться…» Увы, что бы он сказал сегодня?

От бриджстоунов до биоэтики

Хорошая, модная наука — биоэтика…

Немногие помнят, что начиналось все в бывшем СССР и с самого именитого хирурга тех лет академика Б.Петровского. Борис Васильевич успешно совмещал должность министра здравоохранения СССР, и, казалось бы, что ему с его высот до судеб экспериментальных животных в подведомственных министерству учреждениях? По слухам, дома у министра была собачка, в которой души не чаяла его супруга. Говорили, виднейшие хирурги почитали за честь вывести песика вечером на прогулку и даже соревновались за эту привилегию. Не это ли обстоятельство подвигло великого хирурга на создание «правил гуманного обращения с животными», которые были оглашены на одной из хирургических конференций до официального их утверждения?

В ее перерыве, в плотной толпе идущих в буфет (современные кафе-брейки еще не практиковались), меня догнал Н.Амосов: «Ну что, Юра, дождался? Вот о твоих животных и позаботились…».

Ни он, ни я догадаться тогда не могли, что люди и животные вскоре поменяются местами — современная биоэтика преимущественно заботится о людях, о правилах гуманного обращения с братьями нашими меньшими вспоминают все реже. Ликвидированы комиссии по экспериментальной работе, виварии отданы на усмотрение заведующих и руководителей учреждений — корма не нормируются, ветеринары о прививках не вспоминают, каждый кормит животных, чем бог пошлет и на что хватит копеечных, выделенных на науку остаточных средств. А ведь были и нормы, и рационы, и мясокомбинаты в обязательном порядке поставляли вивариям
т. н. сбой.

Теперь все втихомолку. Наука как-то движется, главное — не поднимать лишнего шума, все идет, как идет.

Однако и незначительные подвижки в экспериментальном деле заслуга отнюдь не одних лишь медиков. Лет десять назад мы познакомились с энтузиасткой дела защиты животных Тамарой Тарнавской. Естественно, ее первая реакция на «мучителей» была даже агрессивной, но когда мы показали ей наш виварий, кормокухню, рассказали о приемах хирургической работы с животными — погружении в наркоз, выхаживании после операций — она смягчилась. По ее инициативе мы отказались от использования в экспериментах собак, ограничились белыми крысами, кроликами и свиньями, а имевшихся тогда в нашем распоряжении «биглей» отдали в питомник «SOS».

На III конгрессе по биоэтике, состоявшемся осенью этого года в Киеве, было немало интересного и полезного, но кто сегодня скажет, положа руку на сердце, что именно принципы биоэтики в сегодняшней Украине определяют взаимоотношения врачей и больных, экспериментаторов и животных? Увы…

За большие деньги сегодня можно лечиться в стационаре без тараканов, покупать нужные, а не доступные лекарства, выбирать хирурга, которому доверишь свою жизнь, вызвать скорую помощь, которая приедет оперативно и с полным набором необходимых средств и аппаратурой. И врачи волей-неволей делают ремонты в «своих» отделениях за кровные — заработанные и необлагаемые налогами, носят в карманах ключи от «своих» палат, ради заработка иногда позволяют себе экспериментировать на больных, забывая, что успех достигается не только вложенными в околонаучный прогресс деньгами, но и порядочностью исполнителей, честностью в достижении поставленных целей, н замалчиванием своих ошибок и заблуждений. Но и об этом — молчок…

Не пора ли разделить государственную и частную медицину решительно и навсегда и назвать вещи своими именами — частная для тех, кто может лечиться за свои деньги, государственная — для неимущих или желающих поправлять здоровье в не столь комфортных условиях. А для начала ввести хотя бы выборочно страховки — руководителей обязать изыскать средства для их хотя бы минимального покрытия, а остальное — доплатят люди, если увидят от этого пользу медицине и самим себе. Но начинать нужно было еще позавчера.

...Когда мы демонстрировали американским врачам наше отечественное медицинское «ноу-хау» — электросварку живых тканей, сопровождавший нас менеджер наставлял: «Вы им больше рассказывайте о том, что время операций этим методом сокращается, то есть можно сделать больше операций, а значит, и больше зарабатывать…». А потом признался: «Мы боимся за свою хирургию, ведь больше — не значит лучше!».

И это при том, что американский врач головой отвечает за свои действия, перед судом его не защитят ни купленные адвокаты, ни беспринципные чиновники, ни заинтересованные коллеги.

Давайте остановимся — позади у нас отличные примеры самоотверженных земских и военных врачей, профессоров от медицины — культурных и преданных своей специальности, медиков по призванию, а не потому, что обучение было престижным или просто была возможность легче поступить, а потом и заработать на больных.

Может, пора что-то предпринять на правительством уровне, а не решать вопросы оплаты труда за счет внутренних резервов нищих больниц и институтов, покупать медикаменты не те, за которые щедро отстегивают руководству, а доступные и полезные пациентам, не продавать больным хрусталики, протезы и прочее как «наше» — подешевле и импортное — за бешеные деньги?

Как много грязного и несправедливого делается именно по умолчанию…