- Завтра встретиться не удастся, - сказал мне Александр Георгиевич Данчин. - У меня сложная операция. Давайте перенесем разговор на послезавтра.
А на другой день уже в Институте урологии и нефрологии я стал невольным свидетелем одного телефонного разговора. Звонили из-за границы. Знакомый профессора, у которого я брал интервью, интересовался состоянием здоровья их общего друга. «Он в Главном военном госпитале, - сообщил хозяин кабинета. - К сожалению, положение тяжелое: опухоль мозга. Но сегодня его будет оперировать блестящий хирург. Так что надежда есть...».
Мир, поистине, тесен. Так я случайно узнал, из-за какой операции была отложена наша встреча. Но, согласитесь, подобная оценка из уст врача - известного киевского специалиста чего-нибудь да стоит. Как правило, сами медики лучше других знают истинную цену искусства своих коллег.
...На рабочем столе Данчина лежал человеческий череп. И хотя в отличие от Гамлета я не мог воскликнуть: «Бедный Йорик!», подобная деталь интерьера сразу же привлекла внимание. «Что это, символ профессии?» - спросил я у хирурга. «Что вы, вполне утилитарная вещь, - улыбнулся Александр Георгиевич. - Наглядное пособие, без которого трудно объяснить многие особенности нашей работы...».
В Киеве несколько нейрохирургических центров, но клиника нейрохирургии и неврологии Главного военного клинического госпиталя Министерства обороны Украины, которой руководит Александр Данчин, существенно отличается от других лечебных учреждений. Во-первых, тем, что здесь в 1996 году объединены два подразделения, бывшие до того времени раздельными, - нейрохирургическое отделение и неврологический центр. Так что теперь в клинике лечатся все больные с патологией нервной системы.
Второе отличие в самом характере оказываемой тут помощи. В клинике практически занимаются всей патологией нервной системы у больных, которых предстоит оперировать. И наконец, третье отличие (пожалуй, наиболее важное) заключается в научном подходе. А проще говоря, клиника нейрохирургии и неврологии Главного военного клинического госпиталя первой и пока единственной не только в Киеве, но и в Украине освоила все виды оперативных вмешательств на центральной и периферической нервной системе с применением новой эндоскопической и микрохирургической техники.
И еще одна особенность: современные медицинские технологии разрабатываются тут на самом высоком мировом уровне. Более того, киевляне не догоняют других, а во многих отношениях сами ушли вперед, став в некоторых областях общепризнанными лидерами.
Это началось в 1995 году, когда начальник военно-медицинского управления, главный хирург Министерства обороны, генерал-лейтенант медицинской службы, профессор Владимир Белый и директор Института нейрохирургии, вице-президент Академии медицинских наук, академик АМН, профессор Юрий Зозуля разработали специальную программу и предложили Данчину и его коллегам заняться эндоскопической нейрохирургией, рождение которой вызвало в мировой медицине настоящую революцию.
В 1996 году клиника нейрохирургии и неврологии Главного военного клинического госпиталя получила самую современную эндоскопическую технику, выпускаемую одной из американских фирм. Здесь, естественно, возникает вопрос: на какие средства ее купили? Ведь ни Минздраву, ни Министерству обороны такие расходы, к сожалению, не по карману. Кто те самаритяне, которые решили истратить столь внушительные деньги? Они заслуживают того, чтобы их назвать поименно. Это Украинский фонд социальных гарантий военнослужащих и ветеранов Вооруженных сил, открытое акционерное товарищество «Добробут», а также акционерное товарищество «Укртатнафта» и его руководители Владимир Демехин и Виталий Нагорнюк.
Благодаря их помощи клиника, руководимая Александром Данчиным, получила возможность развивать новое направление и за три года достигла высокого уровня. Речь идет прежде всего о травматических повреждениях, например, таких, как субдуральная гематома - кровоизлияние под оболочки головного мозга. Чтобы ее убрать классическим методом, необходимо сначала выполнить трепанацию черепа. Данчин и его хирурги от этого отказались. В их клинике избрали другой путь.
Перед операцией на поверхность черепа наносят проекцию кровоизлияния и точно рассчитывают, где сделать два (либо три) небольших отверстия - диаметром всего 6-8 миллиметров. Затем между ними с помощью отсоса убирается часть гематомы. В полученную полость вводят эндоскоп, благодаря которому она оказывается прекрасно освещенной. А через другое отверстие специальными инструментами, захватывающими сгустки крови, удаляют всю гематому.
Александр Георгиевич берет в руки череп с двумя небольшими отверстиями правильной формы.
- Представьте себе, что такое распилить 60 квадратных сантиметров костного лоскута, - он извлекает заранее выпиленный, а затем вставленный на прежнее место фрагмент. - И сравните эту более чем внушительную дыру с вот таким сантиметровым отверстием. Не правда ли, разница весьма существенная? К тому же в первом случае приходится сделать 25-сантиметровый разрез кожи и скальпировать рану на площади 100 квадратных сантиметров. А во втором - на черепе остаются только два двухсантиметровых разреза...
- Благодаря вашему наглядному пособию преимущества нового направления в нейрохирургии, действительно, налицо, - говорю своему собеседнику. - Но в операции самое важное, наверное, не разрезы, а все-таки конечный результат. Какому методу можно отдать предпочтение именно в этом плане - традиционному или тому, который в клинике применяют сейчас?
- Начнем с того, что качество самого оперативного вмешательства в обоих случаях одинаково, - ответил на мой вопрос начальник клиники. - И там, и тут достигается главная цель - удаление гематомы. Но в отношении «разрезов» вы совершенно неправы. При классическом варианте ткани травмируются намного больше. А сегодня вся хирургия как раз и направлена на то, чтобы с минимальными разрезами и доступами, с максимальным щажением тканей добиться того же уровня, которого мы достигали, используя прежние - классические оперативные вмешательства.
- Иначе говоря, ваш новый девиз: «Хирург, пощади больного!».
- Можно сказать, что так, - соглашается Александр Георгиевич. - Поэтому и разрабатываем новые операции, стараясь свести травмирование тканей к минимуму. Проводим минимальные инвазивные оперативные вмешательства, при которых эндоскоп поистине незаменим. Так же удаляются и эпидуральные гематомы. Сегодня мы научились совершенно по-новому справляться с внутримозговым кровоизлиянием. Этому посвящена, в частности, моя докторская диссертация...
Сейчас во всем мире бьют тревогу в связи с резко участившимися внутримозговыми кровоизлияниями у людей, страдающих гипертонической болезнью, особенно в некомпенсированной форме. Как ни странно, вопреки высокой продолжительности жизни и прекрасному медицинскому обслуживанию, на первом месте здесь мы видим Японию, а за ней США.
Так вот, при классическом варианте эта операция сопряжена со значительным травмированием тканей. А в клинике Данчина освоили, как ее теперь называют, минимальную трепанацию. Александр Георгиевич и его коллеги умудряются удалять гематому из 2,5-сантиметрового разреза. В спорте такое достижение назвали бы рекордным. Но в медицине рекорды не ставят. Здесь за этими цифрами стоит самое ценное - здоровье доверившихся хирургам людей.
Впрочем, как недавно выяснилось, и два с половиной сантиметра - отнюдь не предел. В клинике научились удалять гематому через совсем крохотное отверстие. Его диаметр всего 14 миллиметров. Если опять же сравнить подобное «чудо» с классической операцией, то хирург, выполняющий ее традиционным способом, открыв головной мозг, делает 3-4-сантиметровый разрез. При новом методе рана мозга не превышает 15 миллиметров. В клинике разработаны оперативные вмешательства, при которых до гематомы доходят одним шпателем. Затем часть ее отсасывается и вставляется эндоскоп. А дальше хирург работает, видя все происходящее на экране монитора. Это пример операции с так называемой эндоскопической ассистенцией.
В клинике Александра Данчина впервые в Украине применяют оригинальный метод оперативного вмешательства при гематомах размером от 20 до 40 кубических сантиметров, которым пользуются также нейрохирурги Японии и Америки. При этой операции просверливается лишь одно небольшое отверстие, через которое вводят особое вещество, растворяющее гематому. Через три дня ее уже нет...
Александр Георгиевич увлеченно рассказывал о преимуществах малоэнвазивной эндоскопической ассистенции. Его объяснения были столь убедительными, что даже мне, человеку без специальной медицинской подготовки, становились понятными довольно сложные нюансы нейрохирургических операций. «Удаляя обширную опухоль головного мозга, мы также стремимся к тому, чтобы не выпилить ни одного лишнего миллиметра кости, не сделать ни миллиметра лишнего разреза мозга, - говорил мне начальник клиники. - Ведь череп - не только кость. Это целая сеть сосудов, повреждение которых не проходит для организма бесследно. Но самое главное, безусловно, заключается в том, что при удалении новым методом, скажем, субдуральных гематом в нашей клинике не погиб ни один больной, у нас практически нет осложнений. А при классическом способе, увы, и то, и другое случается.
Эндоскопическую ассистенцию в клинике Данчина применяют и в оперативных вмешательствах при дискогенных радикулитах, - удаляя грыжу диска. Эндоскоп и здесь обеспечивает прекрасное освещение. Кроме того, он позволяет в 10-15 раз увеличить оперативное поле. И, наконец, дает возможность все этапы операции записать на видеопленку. В кабинете руководителя клиники видеокассетами заставлена целая полка. На них запечатлены десятки выполненных здесь операций. Нейрохирурги готовы хоть завтра работать в условиях страховой медицины.
Когда я попросил Александра Георгиевича вспомнить о самых сложных и наиболее драматичных случаях в его практике, он только развел руками: «Человеческая жизнь уникальна - мы приходим в этот мир лишь один раз. У нас в клинике не бывает так называемых «типичных» больных. Каждый отличается от всех остальных. Возьмите те же самые грыжи дисков. Там столько различных нюансов, что почти любое оперативное вмешательство становится маленьким научным исследованием».
- Но ведь первые операции с эндоскопом вы, наверное, все же запомнили, - подсказываю начальнику клиники.
- Конечно. Одним из таких пациентов стал человек, который по неизвестной причине вдруг исчез: сначала не пришел на работу, потом не явился домой. И только через три дня его обнаружили на даче. Как потом выяснилось, все это время он пролежал здесь без сознания. Его привезли в клинику в очень тяжелом состоянии - с большой субдуральной подострой гематомой, в основном состоящей из сгустков. Мы ее удалили всего через два отверстия.
- Эту операцию вы считаете рискованной, ведь опыта еще не было?
- Пожалуй, нет, - отвечает на мой вопрос Александр Георгиевич. - Если ты почему-либо не справился, применяя эндоскопический метод, продлеваешь разрезы дальше и делаешь классическую операцию. Но за три года нам пришлось прибегнуть к ней только однажды. У больного плохо свертывалась кровь. И когда мы стали удалять гематому, она начала заливать ткани, не давая возможности работать с эндоскопом.
Мне запомнился еще один сложный случай, - рассказывает нейрохирург. - Пациенту было 89 лет. Его привезли с подострой субдуральной гематомой, которая располагалась от лба до затылка, занимая полностью все полушарие. Представляете, какую бы раньше пришлось делать трепанацию, чтобы ее убрать? Мы осуществили это с помощью четырех отверстий...
Операция - процедура длительная. И хотя хирурги, работающие с микроскопом или оптическим аппаратом, в основном не стоят, а сидят в специальном кресле, напряжения это требует огромного. Ведь каждое движение должно быть выверенным и ювелирно точным. Не дай Бог, чтобы у хирурга в такой момент дрогнула рука.
Много лет назад вместе с моим приятелем - известным в городе нейрохирургом мы у него дома устанавливали розетку. Когда осталось привинтить крышку, я обратил внимание, что его рука, в которой была отвертка, чуть-чуть дрожит. «Слушай, а ты вчера часом не хлебнул лишнего?» - пошутил я, абсолютно не думая, что этими словами могу как-то задеть очень симпатичного мне человека. Он ничего не ответил. Только взглянул в мою сторону и тут же отвел глаза. Но я успел заметить в них такую боль, что понял: невинная подначка попала в самое уязвимое место. Вскоре мой товарищ перестал оперировать. Это было для него огромной трагедией...
- Легко ли, - спрашиваю у Данчина, - постоянно поддерживать хорошую форму?
- Чертовски трудно, - признался он. - Все время приходится себе в чем-то отказывать. Совершенно не пью и не курю. Спать стараюсь, сколько положено. Бегаю кроссы, играю в футбол и теннис. Но это уже занятия приятные.
С 1996 года Александр Георгиевич и его коллеги неизменно участвуют во всех международных конгрессах, связанных с малоинвазивной и эндоскопической нейрохирургией. Сегодня киевские хирурги уже хорошо знают, на каком уровне мировой медицинской науки они находятся. И этот уровень, как признают их зарубежные коллеги, достаточно высок. Во всяком случае многие операции, которые выполняют сегодня в клинике Данчина, не освоены пока ни в одной другой стране мира.
Здесь нужно сказать доброе слово о военно-медицинском управлении Министерства обороны Украины и о самом Главном военном клиническом госпитале, которым руководит генерал-майор медицинской службы Михаил Бойчак. По технической оснащенности его клиники и отделения не уступают многим зарубежным медицинским центрам.
Благодаря совершенной диагностической аппаратуре можно с точностью до миллиметра определить, где расположены опухоль или патологический очаг, какого они размера, на какой находятся глубине. Но, конечно, хорошему нет предела. Как рассказали мне в клинике, в мире существует техника, о которой здесь пока могут только мечтать. Например, созданный в Германии так называемый навигационный прибор, за который нужно выложить 400 тысяч марок. Да и эндоскопов у киевских нейрохирургов, честно говоря, пока еще маловато - всего четыре, в то время, как им нужно минимум 20: с различными диаметрами, углами зрения и освещенностью. А сколько новых идей могли бы реализовать нейрохирурги, будь в их распоряжении гибкие эндоскопы. Но в клинике понимают: не все сразу. К счастью, есть организации и люди, готовые идти навстречу. Их добрая воля - это уже полдела.
Чтобы картина была достаточно полной, нам придется коснуться еще одной темы. Кроме самого современного оборудования, клиника нейрохирургии и неврологии Главного военного клинического госпиталя отличается от других аналогичных киевских центров очень приличными бытовыми условиями. Многие больные лежат здесь в одноместных палатах с отдельным туалетом, душем и персональным телевизором, что на фоне других больниц выглядит почти неправдоподобно. Более того, больным не приходится приносить с собой лекарства, даже самые дефицитные и дорогие.
Вы спросите, откуда же берутся подобные блага? Какой Дед Мороз дарит клинике деньги? Ларчик, как всегда, открывается просто. Обслуживание военнослужащих в госпитале - дело святое. С них, само собой разумеется, не берут ни копейки. А вот что касается остальных... Вы хотите воспользоваться высоким мастерством врачей и самой совершенной в Киеве медицинской техникой? Милости просим, говорят вам, но учтите, что койко-день в отделении (вместе с любым, даже самым сложным оперативным вмешательством) стоит 80 гривен...
Несколько месяцев назад, когда в неврологическом отделении другой киевской больницы лежала моя жена, приходилось покупать и лекарства, и шприцы, и капельницы. Так что общая сумма набежала довольно приличная. Гривен 400-500 у нас на лечение ушло. Но чтобы деньги за лечение брали совершенно открыто, официально! Тут, на первый взгляд, было чему удивляться.
Однако, с другой стороны, стоит ли, услышав об этом, делать обиженное лицо: вот, мол, до чего дожили? О страховой медицине у нас, как известно, пока только говорят. Официальные платные услуги частных медицинских фирм по карману очень немногим. А бесплатное обслуживание хромает на обе ноги.
Казалось бы, за десять дней лечения в клинике, которой руководит Александр Данчин, берут внушительную сумму - целых 800 гривен. Но за эти же деньги человеку здесь могут сделать (на самом высоком уровне!) сложнейшую нейрохирургическую операцию. Будем говорить откровенно, разве за аналогичную операцию в «бесплатном» лечебном учреждении родственники больного не передают хирургу конверт, содержащий целую пачку зеленых купюр? Что же честнее?
К слову заметить, за некоторые операции подобные тем, при которых цивильные пациенты Главного военного клинического госпиталя вносят в его кассу, скажем, 800 гривен, в Германии больные совершенно официально платят 10 тысяч долларов. Право же, тут есть над чем поразмыслить.