Сомнительное завтра в зоне UA

Футурология никогда не считалась в Украине особенно модной наукой. Тем интереснее было посетить проведенный фондом В.Пинчука для своих стипендиатов форум «Завтра: Мир, Украина, Я». Тем более что к этому мероприятию был подготовлен серьезный аналитический том под интригующим названием: «Обзор актуальной научной дискуссии о перспективах развития мира в целом и Украины в частности».

Свободная тема, как и преисполненное житейской мудрости выступление экс-генсека ООН Кофи Анана (о житейской мудрости — безо всякой иронии), задали свободный ход дальнейшей дискуссии. Эксперты говорили о возможных преимуществах глобализации для Украины — в случае, если ими воспользоваться. И о необходимости переходить к инновационной модели развития. И о том, что безответственность политиков и их склонность к социальным подачкам мешают консолидировать собственные деньги для инновационного развития и отпугивают потенциальных инвесторов. О том, где найти ответственных политиков, эксперты, к счастью, промолчали. О том, как воспитать ответственность у имеющихся, — к сожалению, тоже. Некоторые эксперты порекомендовали «не спешить включаться в глобализационные процессы». Что именно имелось в виду — перестать продавать сталь и прокат на Запад, запретить «макдональдсы» или выбросить к черту все персональные и неперсональные компьютеры, — почему-то не уточнили. Такая милая сердцу академического сообщества широкая и ни к чему не обязывающая дискуссия оказалась действительно интересной — благо статус и регалии участников были наивысшими.

Футурология футурологией, но мероприятие, по версии организаторов, было направлено на то, чтобы помочь многочисленным стипендиатам пинчуковского фонда, которые и составляли большую часть аудитории, лучше осознать глобальные экономические тенденции. И, соответственно, лучше подготовиться к формированию своей научной или бизнес-карьеры.

Кстати, о стипендиатах. Это две сотни талантливых студентов разных специализаций, которые в течение прошлого года получили от Фонда Пинчука по 500 гривен ежемесячной стипендии. С одной стороны, не так уж много. С другой — это реальный стимул, повышающий интерес к занятиям наукой. И материальное подтверждение того, что такое занятие когда-то сможет прокормить. Ценность такого подтверждения для студента, безусловно, высока. Особенно на фоне однокурсниц, которые зарабатывают по пятьсот долларов на должностях офис-менеджеров и надобности в научных студиях не видят категорически.

И дискуссия о глобализации, с блеском проведенная приглашенными экспертами, кажется очень уместной в контексте формирования мировоззрения юных дарований. Только, к сожалению, не инновационное развитие государства и не трансформация экономики кажутся наиболее актуальными талантливым студентам-старшекурсникам, а совсем иной аспект глобализированного мира. В частности, международный рынок труда. И особенно актуален этот рынок, к сожалению, именно для будущих специалистов по естественным наукам. Талантливые экономисты и юристы смогут найти работу по специальности и в Украине. Пусть не совсем научную, но связанную с любимой специальностью. Гуманитарии будут вынуждены осваивать что-то смежное (от PR до переводческой деятельности) — но тоже не умрут от голода. Программисты могут спокойно работать в аутсорсинговых конторах — пусть и за меньшие деньги. А вот у тех, кто решил посвятить себя естественным наукам, выбор, к сожалению, небольшой.

Можно сколько угодно повторять мантры об «элите», «перспективах» и светлом будущем, но молодежь и амбициозные люди не могут и не хотят жить на зарплату украинского университетского преподавателя. Поэтому «при кафедрах», по многочисленным свидетельствам самих профессоров, все чаще остаются не лучшие из лучших, а те, кто по каким-то причинам не хочет делать другую карьеру и при этом имеет материальную возможность работать за символическую плату.

Фактически единственной нишей, в которой могут работать ученые естественных специальностей, реализуя свой научный потенциал и удовлетворяя моральные и материальные амбиции, является наукоемкий бизнес. Притом речь идет не о предприятиях ВПК, которые, в связи с отсутствием внутреннего рынка и возможности реально конкурировать на рынке внешнем, находятся в состоянии, близком к банкротству. Речь идет о небольших и чрезвычайно мобильных компаниях, которые могли бы создавать и администрировать собственно молодые ученые, которым удалось сгенерировать конкурентоспособную идею и которые надеются выстроить вокруг нее прибыльное дело или обкатать в реальных условиях с целью дальнейшей продажи.

Однако таких новых и крохотных хайтек-компаний, так называемых стартапов (от англ. start-up), в Украине фактически нет — несмотря на наличие высококвалифицированной рабочей силы, о которой так любят поговорить эксперты. На Западе был сформулирован довольно простой и четкий набор условий, при которых начинается активное развитие хайтековых стартапов.

Первое условие эффективного развития высокотехнологичного и наукоемкого бизнеса — существование мощных университетов. Образовательный сегмент в Украине традиционно считается достаточно успешным. Хотя, с другой стороны, и этот ресурс по очевидным причинам близок к исчерпанию. Желание нормально питаться самому и нормально кормить свою семью побеждает у многих относительно молодых профессоров. Представителям фундаментальных наук труднее переброситься в коммерцию, чем, к примеру, программистам, потому их отток, конечно, происходит медленнее. Зато этот отток бесповоротен — многие покидают Родину, кто-то стареет, а смена, как было указано выше, нередко приходит весьма специфическая.

Следующее условие — существование энергичного, открытого и склонного к определенному риску венчурного капитала, инвестирующего в инновационные стартапы. Если же маленькие хайтековые компании-стартапы не смогут получать небольшие деньги без чрезмерных бюрократических преград, они погибнут. И банковские кредиты здесь не подходят категорически — банки дают деньги под большой бизнес-план и под имущество, а не под идею. Венчурного капитала, тем более с ориентацией на хайтек-стартапы (а такая ориентация необходима, чтобы хоть приблизительно оценивать претендентов, не тратясь на дорогих внешних экспертов), в Украине нет.

Необходимым условием развития высокотехнологичных компаний является и правительственная поддержка инновационного бизнеса. Нет, речь не идет о вожделенной «государственной поддержке», «стратегических программах развития» или «технопарках» в украинском понимании этого слова. На Западе, в частности в Великобритании и США, льготы жестко связаны с объемами выпуска высокотехнологичного продукта (чем больше его — тем выше льготы) и резко сниженным налогом на прирост капитала, направленного на инвестиции в хайтек-компании. Таким образом, льготы получают только те, кто реально выпускает коммерчески успешный хайтек-продукт.

Еще один фактор, способствующий развитию высокотехнологичного бизнеса, — это внутрикорпоративный венчуринг. Он возник тогда, когда большие компании окончательно убедились, что скупать или инвестировать в малые проекты с хорошими хайтек-идеями намного выгоднее, чем держать собственные отделы разработки: неизвестно, разработают они когда-нибудь те идеи или нет. Именно на внутрикорпоративном венчуринге немало заработали Intel, Cisco, Siemens и многие другие.

Такого сектора у нас практически нет. Прежде всего, в Украине довольно мало собственно наукоемкого бизнеса. Отверточная сборка компьютеров украинскими «компьютерными брендами» наукоемким бизнесом считаться не может. Равно как и травка кремния по технологическим схемам тридцатилетней давности. Таким предприятиям инновации не нужны.

С другой стороны, бизнес, действительно требующий новых идей, делу не поможет. У машино- или самолетостроителей, которые сами что-то строят, а не скручивают китайские крылья с тайваньскими фюзеляжами, к сожалению, недостаточно оборотных средств для полноценного собственного функционирования, потому инвестировать они ни в кого не будут. Сырьевая и обрабатывающая промышленность, работающая на экспорт и имеющая средства, в новых технологиях заинтересована куда меньше.

В перечне факторов, способствующих развитию высокотехнологичного бизнеса, нет гигантских государственных инвестиционных фондов, занимающихся централизованным распределением государственных средств. На Западе они признаны неэффективными. Государственные деньги попадают там к молодым и перспективным исследователям или стартапам только под реализацию государственных проектов. Обычно это оборонные проекты высокой приоритетности, и американское агентство DARPA — яркий пример такого подхода. Взамен массированные государственные инвестиции в нанотехнологии пока что приводят к нанорезультатам.

А в Украине продолжают говорить о «недостаточной государственной поддержке» инновационного бизнеса. Как будто не реальный рынок, а исключительно чиновник может твердо определить, какие научные и технологические идеи перспективны для промышленности и бизнеса. И даже одаренных студентов, собранных Фондом Пинчука, интересовал преимущественно вопрос, «когда же возрастет государственное финансирование науки». Хотелось бы верить, что рано или поздно эти студенты попытаются сами распорядиться судьбой собственных изобретений. И реальный интерес для них будут представлять не только тенденции на мировом рынке труда. Но это уж совсем футурология.