ОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ДОКТРИНА: СТРАТЕГИЯ РАЗВИТИЯ ИЛИ ТАКТИКА ДВИЖЕНИЯ ПО КРУГУ?

В конце концов Украина присоединилась к государствам, которые признают верховенство образования в национальном и международном развитии. Вслед за «старшим братом» и у нас появилась Национальная доктрина развития образования, правда, пока что в виде проекта.

Начиная читать проект этого документа, я надеялся, что он отвечает понятию «национальная доктрина». То есть в нем должна быть определена сущность будущей системы образования в общегражданском (общенациональном) контексте с учетом возможных и неминуемых общественных изменений как внутри нации, так и в глобальном масштабе. Любые программы, планы, этапы реализации доктрины должны быть уже приложением к ней, а не ее сущностью, логически вытекать из ее положений и утверждений.

Прежде всего доктрина должна была провозгласить новую философию образования, какой ее видят современные реформаторы и которая обеспечит достижение мегацелей и решение мегазадач, установленных этим документом. Доктрина должна обосновать необходимость именно такого предполагаемого реформирования образования. И наконец, в доктрине следовало бы определить хотя бы схематично, какой должна стать система образования в результате решения поставленных задач и какое положительное влияние она окажет на развитие нации.

К сожалению, в документе нет серьезного анализа недостатков, присущих современной системе образования. А жаль, потому что это, во-первых, сделало бы его более логичным в изложении мероприятий, которые необходимо осуществить на протяжении четверти столетия, и, во-вторых, помогло бы его читателям и реализаторам реформ (а это должны быть одни и те же люди, поскольку развитие образования — всенародное дело, как утверждает доктрина) определиться с позицией относительно конкретного воплощения ее положений.

Как именно доктрина проектирует нашу систему образования на следующие четверть века?

Первое. Цель национального развития была сформулирована в одном из выступлений Президента Украины Л.Кучмы в ноябре 2000 года, и пока что ни одна политическая сила не опровергла ее. Цитирую: «Долгосрочная стратегия... должна обеспечить крепкие устои утверждения Украины как высокоразвитого, социального по своей сущности государства, ее интеграцию в цивилизационный процесс не второстепенным придатком, а страной с конкурентоспособной экономикой, способной решать самые сложные задачи своего развития».

Во вступительной части проекта доктрины названы приоритеты новой мировой динамики: демократия, культура мира, толерантность и рыночные отношения и, следовательно, тем самым определены и приоритеты для национального (извините, государственного) развития Украины.

Я недаром разграничил два термина — «национальный» и «государственный», поскольку они хоть и взаимосвязаны между собой, но не тождественны. Теория определяет государство как механизм обеспечения целостности и развития нации, и какой бы она ни была могущественной, всех аспектов жизни нации, в том числе сферы образования, не охватывает. Соответственно и государственная политика не является политикой национальной, поскольку, например, в демократических странах значительный вклад в развитие нации делает гражданское общество. С приходом к власти новых политических сил государственная политика неминуемо изменяется, а следовательно, если отождествить государство и нацию, то все общество будет лихорадить после каждых выборов от переориентации на новые приоритеты, устанавливающиеся новой государственной властью. Этого не произойдет (или эту лихорадку можно существенным образом смягчить), если разделить национальные и государственные интересы, то есть интересы всего общества и действующей государственной власти. Поэтому или необходимо изменить название доктрины, определив ее как «государственную», или отказаться от термина «государственная политика», отдав приоритет национальной политике.

Что от этого изменится? Во-первых, государство становится не единственным, а одним из действующих лиц в формировании и реализации политики, в том числе в области образования. Теряя абсолютный приоритет в принятии решений, государство взамен перекладывает часть своего бремени на плечи общества, предоставляя ему, то есть его представителям в лице общественных организаций, профессиональных объединений, коллективов, семьи да и просто отдельных лиц, возможность участвовать в принятии решений и, что самое важное, в их реализации.

В доктрине несколько раз говорится о роли гражданского общества в развитии образования. Правда, кроме деклараций в этом документе нет ничего конкретного относительно будущего партнерства государства и общества в развитии образования за исключением, возможно, финансирования, которое должно осуществляться также из различных внебюджетных источников.

Второе. Весь текст доктрины пролонгируется на молодое поколение, которому будут создаваться когда-нибудь равные возможности в получении качественного образования (для старшего поколения с определенного возраста эти возможности будут, очевидно, неравными), которое будут учить основным принципам поведения в системе социальных отношений, и в особенности на рынке труда. Обидно, конечно, осознавать свою принадлежность к другому поколению. Ведь украинская система образования только должна «создать условия» для «формирования поколения, способного учиться на протяжении всей жизни». Следовательно, снова живем «ради завтрашних дней», как пелось в советской песне.

Листаю текст в поисках того, каким образом будут обеспечиваться «равные возможности» хотя бы для молодежи. Конечно, на первом месте, как записано в нашей Конституции, бесплатное обучение, а для общего среднего образования — еще и обязательность его получения.

Откуда у государства деньги, которые оно будет расходовать на обучение? По-видимому, от налогов и доходов от деятельности экономического сектора государственной собственности. В одинаковом ли положении будут платящие большие и платящие маленькие налоги? Исследования в области экономики образования показывают, что во всех странах, где образование финансируется из государственных или общественных бюджетов, прослеживается большое неравенство в использовании общественных затрат на образование группами населения с различным социально-экономическим статусом. Даже в высокоразвитых странах на 20% наименее обеспеченного населения приходится 7—8 % общественных затрат на образование, а на 20% наиболее обеспеченного — около 40%. В развивающихся странах эта диспропорция значительно больше: в среднем в государствах Латинской Америки свыше 60% всего населения пользуется только 22% общественных затрат на образование. Валовой национальный продукт на душу населения в Украине ниже, чем, например, в Чили, а стратификация населения по социально-экономическому уровню еще более разительна. К сожалению, никто не проводил экономических исследований распределения расходов государства на образование среди различных социальных групп. Любопытно, какими были бы результаты этих исследований?

Следовательно, понятие бесплатного среднего образования требует дополнительных пояснений, поскольку на самом деле равные возможности неминуемо обернутся неравноправностью: дети богатых будут реализовывать одинаковые с детьми бедных права на образование со значительно высшей эффективностью, а следовательно, по логике документа, чтобы достичь равенства, необходимо будет или устанавливать неравенство доступа к образованию в зависимости от социально-экономического статуса, или расходовать дополнительные большие общественные средства.

Еще менее понятна ситуация с высшим образованием. Метод «план по валу — вал по плану» отразился и в доктрине, и в выступлении министра образования и науки Украины в «Зеркале недели» в начале июня нынешнего года. Государство (а точнее — налогоплательщики) платит за подготовку специалистов из детей и обеспеченных родителей, и неимущих, причем платит одинаково. Равенство? Да. Равноправие? Категорически — нет.

Относительно равенства и равноправия мой американский коллега Ричард Наннили, профессор Университета Миннесота, привел такую аналогию. За обеденным столом сидят отец и 10-летний сын, и мать спрашивает у них: «Вам обоим давать равные или равноправные порции?». Разумеется, что при условии равенства отец получит меньше, чем он требует, а сын не справится с тем, что получит. Следовательно, термины «равные возможности» и «равенство» нуждаются в дополнительном уточнении, в особенности если речь идет об образовании. Бесспорно, мероприятия, предусмотренные проектом доктрины, такие как адресная помощь неимущим семьям, беспроцентные кредиты на обучение и т. п., направлены на решение этой проблемы, и необходимо, по моему мнению, провести честные и непредубежденные расчеты, разработать модели финансирования, на самом деле обеспечивающие равноправие, компенсирующие социально-экономическое расслоение.

Разговор о равенстве хочу завершить одной цитатой: «Ликвидация бедности не требует равенства в обществе… Вся история этой страны свидетельствует, что невозможно сделать бедного человека богатым, делая богатого бедным. Можно лишь сделать бедных более богатыми, делая богаче всех, в том числе и богатых». Эти слова принадлежат Кейту Джозефу, министру образования в правительстве Маргарет Тэтчер. К ним можно лишь прибавить, что бедняка невозможно сделать богатым, его можно научить, как им стать.

Третье. Если мы говорим о перспективах образования на ближайшие 25 лет, то должны прежде всего указать, что образование стало отдельной самостоятельной производственной областью и к разработке стратегий ее развития надлежит подходить с учетом огромного негосударственного сектора образовательных услуг. Любая система образования составляется из формального компонента — учебных заведений, учреждений, институтов, то есть «официальной» части, а также неформальной, куда относятся средства массовой информации, семья, общественные организации и т. п. Когда мы говорим о национальной образовательной доктрине, то абсолютно логично ожидать по крайней мере учета этого неформального компонента, не говоря уже об определении перспектив ее развития.

В США на протяжении последних 15 лет проводились исследования по определению зависимости уровня успеваемости учеников, развития их индивидуальных возможностей и подготовки к будущей карьере от качества и обеспечения школ материальными, финансовыми и человеческими ресурсами. Выводы исследований были шокирующими — никакие дополнительные финансовые вливания или организационные улучшения в школе не сказывались на качестве выпускников. Вместе с тем самые большие отличия между учениками прослеживались в зависимости от социально-экономического статуса семей. На втором месте по силе влияния было ближайшее окружение молодежи (то, что мы называем «улица», а американцы — «neighborhood», или «окраина»). Влияние школы на формирование личности, как засвидетельствовали исследования, оказалось очень незначительным.

Учитывая это, стоило бы ожидать, что доктрина будет учитывать общественную ситуацию, предусматривая определенные мероприятия социального характера, а не исключительно учебного. Качество образования, эффективность деятельности учебных заведений в значительной мере зависят от работы с родителями — не лишь просветительской, а и социальной, если хотите, политической. В тексте имеются отдельные упоминания об ответственности родителей за образование детей, и все. Следовательно, опять-таки можно сделать вывод, что доктрина направлена на развитие почти исключительно формальной, официальной, управляемой государством составляющей образования.

Четвертое. Туманно изложены перспективы реформирования управления образованием — расширения доступа общественности к принятию управленческих решений. Можно понять так, что совершенно приемлемо оставить и в дальнейшем все как есть, стремясь руководить всеми звеньями вместе и каждым в отдельности. Но можно же и иначе — как стремление разработать совместно со всеми участниками образовательной деятельности «правила игры» и организовывать работу на общее благо. Первый вариант — то, к чему мы все привыкли и что очень трудно изменить, пребывая внутри закрытой управленческой системы. Второй вариант — цивилизованный путь разработки и реализации скоординированных политик, предусматривающих открытость системы. Кажется, что в доктрине выбран второй вариант — открытой и демократической государственно-общественной модели управления. Но почему тогда в одном абзаце речь идет об «учетах тенденций в децентрализации управления» (учитывать можно не только для использования, а и для эффективного противостояния), тогда как во втором уже должны учитываться «тенденции централизации, деконцентрации и децентрализации»? Закон единства и борьбы противоположностей в действии?

Высокий уровень свободы учебных заведений необходим, если речь идет о неизбежности создания и развития «рынка образовательных услуг» и стремлении к надлежащему качеству обучения. Только конкуренция способна стимулировать учебные заведения к улучшению своей деятельности, повышению эффективности (в том числе и экономической) и созданию разнообразия образовательных услуг.

Пятое. Из текста доктрины не понятно, от чего будет зависеть величина бюджетного финансирования — от количества студентов/учеников, стоимости обучения одного среднего студента, количества преподавателей или все-таки прежде всего от эффективности деятельности каждого конкретного учреждения? Не окажется ли будущая система образования «черной дырой», в которой будут скрываться из виду бюджетные средства без существенных результатов для каждого отдельного студента/ученика и для общества в целом? Как при предложенных в доктрине схемах финансирования и нормирования деятельности учебных заведений может достигаться высокое качество образования, если эти схемы фактически исключают любую конкуренцию среди государственных учебных заведений?

И, собственно, почему экономическая деятельность учебных заведений должна быть неприбыльной? Образование создает прибавочную общественную стоимость — повышает производительность жизнедеятельности каждого субъекта общества, обеспечивает возрастание благосостояния отдельных индивидов и в итоге — всей нации, создает рыночно ценный продукт — квалифицированную рабочую силу, и вдруг это оказывается неприбыльной деятельностью. Может, мы просто не знаем, как оценить доход от этой деятельности? А как быть с научной продукцией, которую создают и будут создавать впредь ученые, трудясь в учебных заведениях? В конце концов, как быть с предоставлением дополнительных образовательных услуг желающим? Отсылать их к репетиторам или отдавать в жертву Интернету? Это ж какие огромные деньги в виде налогов с этих видов услуг могли бы пойти на развитие хотя бы той же системы образования! Ну и опять же доктрина предусматривает создание рынка образовательных услуг. Где вы видели неприбыльный рынок?

И наконец, непонятно, в чем состоит новая политика финансирования образования, если все остается, как и было: количественные и качественные показатели, структура затрат и услуг, стандарты инфраструктурного обеспечения, дифференцированные нормативы затрат на деятельность учебных заведений... Не хотел бы я быть руководителем «автономизированного» учебного заведения. Хотя почему бы и нет — намного проще выполнять указания свыше, а если возникают разногласия между потребностями развития и нормативами — подавать прошение наверх и ждать решения.

Шестое. В особенности печально стало мне, когда прочитал раздел о международном сотрудничестве и интеграции в сфере образования. Будто и нет никакой глобализации, заставляющей реформироваться даже хорошо обустроенные системы образования развитых стран, и не нужно заботиться об авторитете отечественных ученых в мировом научном сообществе, и нет и не будет в Украине иностранных учебных заведений. Общий дух раздела свидетельствует о серьезном застое в международных делах, а главное — об отсутствии видения возможных путей утверждения украинского образования как равноправного партнера в глобальной образовательной сети.

Ну а положение о том, что «украинское образование... использует возможности тех международных институтов и организаций (я полностью сохраняю стилистику и грамматику документа. — Авт.), призванных по роду своей деятельности привлекать педагогов...» и т.д., вообще откровенное до непристойности. До каких пор мы будем захребетниками у международных организаций? Я старался обнаружить хотя бы небольшую, символическую государственную программу, направленную на подготовку за границей кадров для украинского образования. Зачем? Есть Соединенные Штаты, есть дедушка Сорос, есть ТЕМПУС-ТАЦИС, пусть они платят, а украинское образование еще хорошо подумает: а стоит ли потом использовать тех педагогов, которые стажировались за границей? Стоит ли приравнивать доктора философии из США к нашему хотя бы кандидату наук? Можно ли вообще пускать молодого человека за границу, ведь он может там и остаться?..

И в заключение (седьмое) о языке документа. По моему мнению, недопустимо в одном документе придерживаться стиля противоположных социальных теорий и подходов. Рыночный стиль отличается от стиля социалистической идеологии так, как деловые кабинетные переговоры отличаются от многолюдного митинга на площади. Модернизационный стиль не стоит смешивать со стилем теории зависимости и высвобождения. И уже совсем не годится употреблять в неуместном контексте выражения типа «неполноценные черты характера», «гражданский авторитет индивидуальности», «максимально новые и мощные каналы информационного обмена»... Термин «инновация» пестрит, как прежде при Леониде Ильиче «эффективность и качество», причем иногда в значении, которое ничего общего с этим термином не имеет. Ну а «мобильность мировоззренческих экспектаций» вообще не требует комментариев.

И несмотря ни на что, я положительно отношусь к принятию этого стратегического образовательного документа даже в таком виде. Жизнь столь быстротечна, что не успеют доктрину принять, как нужно будет ее существенным образом изменять. Всемирный банк богат, деньги на подготовку новой доктрины у него найдутся. Тогда снова поговорим...