Как избавиться от «бумажного» статуса языка

Все чаще не только ученые-лингвисты, но и политики, социологи, парламентарии поднимают вопрос об экологических условиях существования малых языков. Современный немецкий исследователь Г.Гарман приводит точную цифру — 6417 языков, только 300 из них представлены более 1 млн. носителей; более половины имеют несколько тысяч носителей, почти 2000 — менее одной тысячи. Если цивилизованное сообщество стремится сохранить даже малые языки, то что уж говорить об украинском, который признают родным около 50 млн. жителей планеты Земля?

Мы должны наконец-то выработать системную программу внедрения украинского языка в качестве государственного, не выдергивая отдельные проблемы и навязывая общественности для употребления. Лингвистический диктат еще никогда не давал положительных результатов.

Конечно, язык является наиболее очевидным идентификационным признаком нации. И хотя еще нигде, по крайней мере в Европе, не удалось реализовать лозунг «Одна нация — один язык» (разве что в изолированной Исландии), реальность оставляет доминирующее пространство лишь для одного языка. Еще известный социолингвист Ч.Фергюсон убеждал в том, что в ситуации диглоссии статус двух языков различен; это преимущественно обусловлено тенденциозностью их употребления в различных сферах жизни. Например, язык А употребляется на профессиональном уровне, язык В — в быту. Тогда язык В постепенно теряет престижность, доминирующий язык А вытесняет В, и от В отказываются носители. Добавлю к этому: первым типологическим отличием между языком и диалектом является, собственно говоря, полное доминирование языка в сфере профессиональной коммуникации, в сферах науки и техники.

Языковая политика создает предпосылки для того, чтобы языковое планирование могло реализоваться полноценно. Нельзя забывать при этом об основоположном шаге языковой политики — его должно сделать каждое суверенное государство, и он должен быть направлен на решение вопроса, какой язык и в какой языковой сфере должен употребляться в качестве служебного. Если, например, это легко было сделать в странах Западной Европы, «огнем и мечом» наводивших свой порядок в собственном государстве, то сейчас видим, как непросто реализуется данное решение в странах Прибалтики, не говоря уж об Украине.

Выдающийся специалист по языковой политике Айнар Гоген делит процесс языкового планирования на четыре фазы:

1. фаза отбора: принимаются определяющие решения по наработанным нормам;

2. фаза кодификации, когда устанавливаются окончательные правила для грамматики, орфографии и лексики;

3. фаза имплементации — меры, направленные на воплощение в жизнь предварительно выбранных и кодифицированных норм. Это касается, прежде всего, образования и средств массовой информации, а также урегулирования языковой практики посредством канонов, постановлений, предписаний;

4. фаза развития — дальнейшее перманентное развитие и адаптация языка с целью его соответствия общественным требованиям; тут особая роль отводится актуализации терминосистемы.

Теперь становится понятно, почему цивилизованные демократические страны большое значение придают языковой политике и языковому планированию, сферам, где роль лингвистов является авангардной. По известным причинам и в бывшем Советском Союзе языковая политика базировалась на трех сбалансированных факторах — образовании, средствах массовой коммуникации и профессиональных субъязыках. Именно в реализации этого треугольника заключается успешная реализация языкового вопроса в процессе государственного строительства.

Сужая проблему, подчеркну: роль терминологии, терминосистем, а следовательно, и терминологов на этапах реализации языковой политики неоспорима и ответственна. Поэтому я априори решительно отвергаю заявления вроде «о неуклюжих попытках навязывания украинизации, тотальном вытеснении русского языка из некоторых сфер общественной жизни Украины, особенно из образования, в т.ч. научно-технического» (см. статью в «Зеркале недели» №43 за 2003 год). Два языка не могут быть равноценными на служебном уровне. Речь идет о выживании языка коренного населения. Другое дело — шаги по спасению часто бывают действительно неуклюжими.

В нашей языковой политике можно предложить два этапа. Первый — возрождение и всестороннее утверждение украинского языка в качестве единственного государственного. При этом предоставляется использование, в т.ч. и официальное, другим языкам в местах компактного проживания меньшинств. Второй — отдельное решение языковой ситуации в регионах спустя 15—20 лет, где решения будут приниматься с учетом этнической картины (возможно и посредством референдума), а потом закрепляться конституционно. Это соответствует мировому опыту создания государства, Европейской хартии о местных языках и меньшинствах, а также Конституции Украины. С другой стороны, упомянутые два этапа не могут воплощаться нашей страной синхронно, в отличие от других государств с их длительным историческим, нередко жестоким опытом создания государства, которые уже обеспечили себе все преимущества и стабильность на всех уровнях языкового употребления. Нам еще предстоит пройти тернистый путь возрождения и утверждения конституционно декларированного украинского языка.

Как и политика вообще, языковая политика — тоже искусство компромиссов, тем не менее и она должна быть в государстве единой. Поэтому фиксирование или реализация региональных особенностей, как и принципа федерализма, были бы по крайней мере несвоевременными в наших условиях «бумажного» статуса государственности украинского языка.

Одним из наиболее весомых факторов, объединяющих нацию, является литературный язык, но вместе с тем его богатство зависит также от разнообразия народных вариантов, диалектов, говоров. Последние служат источником пополнения литературного языка. Однако ошибочным было бы с целью «очищения» массово навязывать говорящим искусственные образования. Хуторянские или патриархальные потуги, хотя и отдают теплым романтизмом, в сфере литературного языка, прежде всего в области профессионального общения, могут нанести непоправимый вред.

При наличии синонимической пары «заимствование — слово родного языка» предпочтение следует отдавать собственной лексической единице. Что касается нынешней ситуации в Украине, следует иметь в виду и использовать определенный парадокс: формирующаяся украинская терминология оказалась в выгодной ситуации. Поскольку существует возможность учесть опыт других национальных терминологий и избежать их ошибок. Убежден, украинская терминология должна формироваться с учетом трех факторов: опыта наиболее распространенных языков развитых стран мира, прежде всего — языков продуцентов той или иной терминосистемы; положительной практики последних десятилетий терминологической школы бывшего Советского Союза и опыта украинского терминообразования различных регионов Украины и зарубежья последних ста лет.

Понятно, что количество терминов-интернационализмов будет возрастать. Увеличение их количества в современном языке науки и техники также отражает тенденции международного кооперирования, интеграции многих отраслей, объединения усилий ученых и специалистов различных стран с целью высокоэффективного обмена опытом и профессиональной коммуникации. Такая тенденция особенно характерна для молодых областей науки, таких, например, как терминосистема информатики. Поэтому и напрашивается общий вывод: языковой патриотизм следует рационально сочетать с достижениями всей мировой культуры.

Центростремительные тенденции в Советском Союзе проявлялись не только в экономике, но и в сфере лингвистической деятельности. А особенно — в процессах терминообразования. Не принижая определенной роли русского языка как посредника в межъязыковых контактах, с одной стороны, и критически оценивая значительную односторонность украинско-русской языковой интерференции — с другой, замечу: русский «подарил» вместе с новыми терминами других языков и немало погрешностей субъективного характера. Случалось неудачное калькирование, конструирование терминов-монстров, наблюдался искусственный отход от устоявшихся образцов большинства европейских языков, были лакуны (пропуски) в терминосистемах, и т.п.. Если добавить еще отсутствие принципов стандартизации и собственных стандартов на украинские термины, то станет понятной ситуация, когда российские стандарты превращались в своеобразное прокрустово ложе для украинских терминосистем. В результате чего нередко наталкиваемся на уродливые с точки зрения норм культуры, орфоэпии и т.п. слова украинского языка. Необходимость формирования собственных украинских терминологических стандартов очевидна. Впрочем, желательно, чтобы им предшествовали многоязычные толковые терминологические словари.

Особого внимания заслуживает проблема нормализации научно-технической терминологии, составляющей львиную долю общелингвистического фонда (к тому же эта величина имеет тенденцию к постоянному росту). Поэтому терминологи должны не только регистрировать, отбирать, рекомендовать уже существующие термины, но и направлять все процессы терминообразования соответствующих наук. Тут нужно базироваться на тезисе известного лингвиста Юрия Апресяна о том, что «понимание текстов человеком состоит из трех вещей — знания языка, знания логики и знания действительности». Конечно, границы между этими тремя видами нормализации нечеткие и зависят от многих вопросов практического характера, но вместе с тем они взаимосвязаны. И лингвист не имеет права окончательно решать, правильно или неправильно построен термин, поскольку его функции реализуются в сфере языковых особенностей терминологической единицы, играя вспомогательную роль в реализации содержательных характеристик конкретного термина.

Непросто согласовать рыночные основы с языковым патриотизмом. Пример — фармакология. Замдиректора Госфармкомитета В.Чумак считает, что наши предприятия потеряли от полного перехода на названия компонентов на украинском языке, дескать, экспортный рынок на это отреагировал отрицательно. Но, с другой стороны, если не учитываются возможности украинского языка и достижения украинского исторического терминоведения, это может выставить на посмешище отечественную терминологическую шкалу. Пожалуйста: русское «масло» — это и собственно масло, и растительное масло, и жидкие продукты переработки нефти — масла. Однако слово «масло» в украинской терминологии — это твердый продукт переработки молока. Оно самодостаточно и не нуждается в определениях типа «сливочное». За полтора века отрасль нефтепереработки уже дала украинской терминологии единицы «мастильні матеріали», «олива», «мастила» и т.п. Так кто дал право в 70-е годы в произведениях И.Франко, М.Коцюбинского заменять термин «олива» на «олія»?! А сейчас слышим везде вроде бы литературное «мастило» с определениями «пластичне мастило», «рідке мастило», «моторне мастило»... Отдав собственное языковое пространство на поругание иноязычным образцам, мы теряем не только часть собственной культуры, но и толику национального естества.

Подытоживая, замечу, что в Украине нет единой концепции практического терминоведения, в т.ч. и терминографии. Учитывая специфику и важность этой науки, актуальным было бы обращение в ВАК с предложением предоставить ей отдельную специальность для защиты диссертаций (хотя бы на определенный период). Вторая опасность, подстерегающая отечественное терминоведение, кроется в неконтролируемом наплыве диссертаций, которые были популярны еще лет 20—30 назад и имеют чисто описательный, констатирующий характер. Сегодняшняя наука нуждается в исследовании терминосистем с позиций процессов стандартизации, функционирования терминологических единиц в текстах, в дискурсе. Причина этого — отсутствие единой концепции терминологических исследований, согласования научными школами.

Весьма целесообразно было бы создать комиссию оперативного языкового реагирования, в полномочия которой входил бы анализ и социально-научная оценка новейших языковых явлений и лексических единиц, стихийно возникающих в современном украинском языке. Такая комиссия могла бы взять под контроль издание отраслевых словарей, официально рекомендуя их к печати. При отсутствии такой рекомендации словари считаются авторским трудом и нормативно-рекомендательного действия не имеют.

Наконец, властные структуры должны подать пример последовательных, принципиальных, неконфликтных шагов всестороннего утверждения украинского языка, добиваться его интенсивного, а не экстенсивного распространения. Поскольку сами организационные меры — директивное введение украинского языка, уменьшение количества русских школ и классов, сокращение учебных часов, отведенных на изучение русского языка, переведение его в категорию иностранных языков, изучение русского за отдельную плату — в общем отрицательно воспринимаются населением, усугубляют социальное напряжение. Целесообразно разработать совместно с российской стороной согласованную программу действий с целью предметного обеспечения языковых нужд украинцев в России и русских в Украине.

К практическим мерам по утверждению государственности украинского языка стоит причислить практику формирования украиноязычных государственных стандартов, создание компьютерного терминологического банка данных, основание государственного Фонда создания украинских словарей и пр. Наши лингвисты должны предложить властным структурам, с учетом мирового опыта (например, языковой реорганизации Чехии, Румынии 20-х годов прошлого века, Израиля после 1949 года), поэтапный алгоритм таких возможных и целесообразных шагов. Все это можно обсудить, объединив усилия специалистов, на общегосударственной максимально прагматичной конференции.

Пора предложить детальную последовательность действий во времени и пространстве в отношении реальных акций языковой политики в Украине. На лингвистов возлагается большая социально-политическая задача: создать систему механизмов для реализации постулатов ст. 10 Конституции Украины. Без чего государственнические процессы в нашей стране становятся опасной общественной фикцией.