Припомнился эпизод из студенческих лет. Осеннее ненастье. В аудитории Кировоградского пединститута студенты разложили свои мокрые зонтики. Один из них, как по тем временам — очень «крутой» (принадлежал сыну большого начальника), оказался прямо над профессорской кафедрой. Заходит наш любимый преподаватель, смотрит на этот «натюрморд с зонтиком» и говорит: «Характер человека познается по мелочам. Тот, кто повесил здесь этот зонтик, в жизни не пропадет!»
Не только характер человека, но и настоящий характер педагогической системы можно проследить по, казалось бы, мелким деталям.
Во время своих командировок за границу я прежде всего обращал внимание на несерьезные «мелочи». Их анализ давал определенные основания для серьезных выводов о реальном (а не только декларированном) характере системы школьного образования в целом и отдельной школы в частности. Обнаружив, например, что в Швеции традиционная оценка «два» означает «еще не удовлетворительно», а «двоечников» здесь называют «детьми со скрытым потенциалом», можно было не сомневаться: гуманистическая философия образования присуща подавляющему большинству шведских педагогов. Если в американской начальной школе директор говорит нам, гостям: «Простите, идут дети!», и мы (а не они) останавливаемся, чтобы пропустить учеников на урок физкультуры, — это, бесспорно, свидетельствует о ребенкоцентричном характере этого учебного заведения. Если японское министерство образования ставит перед просвещенцами задачи «усиливать у детей вкус к жизни» — можно надеяться, что в этой стране происходит реальная гуманизация школы. Фраза «помочь ученикам со скрытым потенциалом», которую используют наши западные коллеги, звучит значительно гуманистичнее, чем типичные для нашей постсоветской педагогики фразы о «помощи отстающим» или «работе с неуспевающими учениками», звучавшие еще на заре нашей пионерской юности.
Однажды моя дочь Яна прибежала из школы в очень радостном настроении. Оказалось, что в школе решили «закрепить» за каждым успевающим первоклассником по одному неуспевающему старшекласснику. Устроили шоу в актовом зале, во время которого не только публично «отчитали» почти «дядей, до сих пор не выучивших таблицу умножения», но и заставили их выйти на сцену, где уже стояла в роли «шефов» малышня... Одним словом, повеселились на славу. Только так никто и не осознал степень публичного унижения, которому подвергли этих детей. Так никто и не понял, какое «воспитательное» влияние это оказало на «хороших» учеников, ставших соучастниками акта публичной расправы над «неудачниками». В нормальной стране это привело бы к скандалу в прессе, отставкам и судебным искам. У нас же тогда (был 1990 год) все сошло с рук. Культурного шока не почувствовали ни педагоги, ни родители... Отголосок такой педагогики все еще дает себя знать во многих украинских школах.
Чтобы избавиться от большинства — как бы это помягче сказать? — «нюансов» школьного образования, полученного нами в наследство от советской педагогики, не нужны деньги. Нужно только понимание того, что, например, вместо надписи «Режим работы библиотеки...» уместнее был бы другой вариант вывески, скажем: «Добро пожаловать в библиотеку с ... до...». Кстати, нигде в мире образовательный дизайн не рассматривают как несущественную «мелочь». Может, поэтому у них не увидишь коридоров, выкрашенных в ядовито-зеленый цвет. Некоторые наши директора школ до сих пор где-то выискивают именно такую краску. Вероятно, для того, чтобы сразу отсеять у детей излишние иллюзии относительно будущего обучения. Зато там, например, могут позаботиться, чтобы даже двери кабинетов способствовали овладению географией (вместо номеров кабинетов могут нарисовать реки или повесить карту Израиля с внутренней стороны двери).
«Дьявол» тоталитарной педагогики действительно прячется в мелочах. В передовой гимназии вы можете побывать на замечательных открытых уроках и внеклассных мероприятиях (это еще одно слово, от которого стоит отказаться), но зимой, несмотря на то, что в классах температура может опускаться до низких отметок, детей все равно заставят быть в форме и сменной обуви. Так что тети на задних партах будут сидеть в шубах, а маленькие дети — синеть от холода в беленьких рубашечках, показывая очередное образцово-показушное шоу. Все будет красиво, и никто не задумается над тем, что на следующий день полкласса может заболеть и не прийти в школу.
Я не знаю, хорошо это или плохо, но нигде за границей не видел, чтобы дети дружно вставали и хором затягивали «До-бры-ы-ы-ы-й де-е-е-нь» в момент появления на пороге класса кого-то из взрослых. На тебя никто не обращает внимания, когда ты заходишь на урок, ни на Диком Западе (США), ни на Дальнем (Япония), ни на Ближнем (Израиль) Востоке.
Педагогическая специальность, как правило, делает людей лучше, чем они есть на самом деле (вспоминаю, как на учительском съезде тогдашний киевский городской голова А.Омельченко сорвал аплодисменты, когда искренне посочувствовал педагогам, которые не могут «ни лишней рюмки выпить, ни выругаться...) Это — правило, но и здесь не бывает без исключений. К сожалению, до сих пор можно привести немало примеров того, как именно учитель становится главным инквизитором новейшего времени.
Не верите? Спросите у мамы, которая растерянно стоит под дверью 3-го класса, поскольку у ребенка начался психоз после того, как учитель публично потоптал его достоинство: огласил неутешительные результаты контрольной и привел примеры «ужасных» ошибок, которые сделал этот ребенок.
Или поинтересуйтесь, почему взрослому человеку с внешностью Шварценеггера уже 20 лет накануне 1 сентября снятся обычные школьные кошмары (не могу решить задачку на контрольной, меня вызывают к доске, а я не могу вспомнить правило или забыл стих...)
Не представляю, что где-то в какой-то стране могут не выпустить ребенка в туалет или не позволить во время урока напиться воды... И, к сожалению, знаю не одну историю из нашей педагогической реальности, иллюстрирующую цинизм, жестокость и нелепость некоторых горе-педагогов.
Милый и общительный трехлетний ребенок неожиданно каждое утро начинает устраивать истерики: «Не пойду в садик!» В конце концов месяца через два дедушка обращает внимание на то, что мальчик всегда, когда его забирают из детсада, невыносимо хочет в туалет. Выяснилось, новая воспитательница категорически заявила: ты уже большой и нечего писать на горшок, нам санстанция запрещает их держать в туалетах! Поскольку ребенок еще не умел пользоваться унитазом, вынужден был терпеть аж до вечера. Что это такое, как не жестокое обращение с детьми, которое могло иметь роковые последствия?! В нормальной стране в таком случае был бы судебный иск и колоссальная сумма возмещения...
Мы до сих пор можем запросто, не задумываясь над последствиями, «пропесочить» кого-то из учеников на родительском собрании, публично цитировать какую-то ерунду из ученического сочинения, чтобы хохотал весь класс, сообщить всем частную информацию об успеваемости, а то и о состоянии здоровья того или иного ученика.
Уровень педагогической культуры наших учителей физкультуры — отдельная тема (физическая составная в названии предмета есть, а вот культурой в практике его преподавания часто и не пахнет). Для многих из них в порядке вещей — обозвать ученика, а то и прибегнуть к рукоприкладству... Им дела нет до того, что неосторожная фраза учителя (скольких учеников на уроке физкультуры называли «слабаками» или «сосиской»!) может привести к насмешкам, породить обидное прозвище на всю оставшуюся жизнь, а то и стать толчком к откровенной травле ребенка.
В январе 2007 года классик еще советской педагогики Поташник (он проводил мастер-класс по качеству образования для директоров школ г.Киева) рассказал, как ему пришлось стать свидетелем изощренных издевательств над детьми со стороны учителя, который сам пригласил его к себе на урок. Этот замечательный знаток своего предмета и «инженер человеческих душ» так проводил «опрос»: «К доске сейчас пойдет... Авдеев? Нет, не Авдеев. Пожалуй, мы послушаем... Иванова. Нет, Иванова мы сейчас трогать не будем! Так, а что здесь делается в журнале у Даниловой?..» Вот так он перебирал весь алфавит, пробегая по журналу снизу вверх. Что творилось с нервной системой учеников, его не волновало. Излишне доказывать, что такими методами ничего, кроме возникновения очередных школьных фобий, не достичь.
Кстати, американские педагоги давно уже перешли к использованию на уроках исключительно адресных вопросов. Ключевым положением педагогической этики там является такое: никогда не задавай вопрос, если не уверен на сто процентов, что именно этот ребенок знает на него ответ. Ведь если ты «подловишь» (школьный фольклор утверждает: слово «подловить» происходит от слова «подлость») ребенка на незнании, ты публично растопчешь его достоинство. Поэтому американский учитель сначала называет имя ученика и только после этого задает адресованный именно ему вопрос.
К сожалению, во многих школах так есть и так будет, пока мы не обеспечим последовательный переход к психологически щадящим технологиям преподавания и этим наконец реально будем гарантировать право ребенка на защиту от физического и психологического насилия в школе и дома.
Вы никогда не задумывались над тем, почему в школе так кричат и взрослые, и дети?
В течение всей своей педагогической жизни я вел отчаянную борьбу с криком. Помню, по окончании пединститута начал работать в Созоновской средней школе Кировоградского района на должности организатора внеклассной работы. Моим кабинетом стала «пионерская комната». Рядом был кабинет украинской литературы, в котором вела уроки молоденькая учительница. Конечно, дети принялись ее «испытывать», и в ответ чуть ли не на каждом уроке она начинала «наводить порядок в классе». Я вынужден был слушать, как постоянно звучали возгласы педагогического отчаяния: «Встать!», «Петренко, за дверь!», «Дневники на стол!» После таких «уроков» я проводил с учительницей свои сеансы «психотерапии». Я шутил: «Света, прекрати! Когда ты дико кричишь «Встать!», я тоже вскакиваю с места и оказываюсь перед угрозой получить энурез или начать заикаться...» Я и выслушивал монологи на тему: «Это не дети, это...», и советовал, как можно легко изменить стиль отношений с учениками. Она и плакала, и смеялась... В конце концов отучил.
В школьном образовании «мелочей» нет и быть не может, ведь любой — как бы это деликатнее сказать? — нюанс может стать той ложкой дегтя, которая испортит любую бочку меда. Проблема в том, что директор школы часто сосредоточивается исключительно на решении общих проблем, а до «мелочей», с которыми чуть ли не каждый день сталкиваются дети и их родители и которые часто граничат с педагогическим абсурдом, у него не доходят руки. Потом он искренне не понимает, почему ученики не любят школу, в которой якобы все «отдают сердце детям».
Проблема и в том, что наш учитель до сих пор стремится добиться от учеников «глубоких и прочных знаний», причем любой ценой.