Режиссер Владимир Тихий: "Думаю, третий Майдан будет"

В ближайшее время начнутся съемки одного из, пожалуй, самых ожидаемых украинских фильмов - "Брама" (режиссер Владимир Тихий). В основе ленты - популярнейшая украинская пьеса третьего тысячелетия "В начале и в конце времен, или Баба Прися" драматурга Павла Арье. Тема фильма - Чернобыльская зона. То есть зона отчуждения, в лоне которой живет, шутит и страдает не очень счастливая семья старой бабы Приси.

В интервью ZN.UA режиссер Владимир Тихий рассказал о своем ощущении Зоны, об актерах будущего кинопроекта, а также о Надежде Савченко, которая была героиней его документальной ленты "Наша Надежда".

- Владимир, ваш замысел экранизации "Бабы Приси", очевидно, связан с впечатлениями от театральной постановки, которая уже второй сезон подряд собирает переполненный зал киевского Молодого театра?

- Я давно дружу с известной актрисой Молодого театра Ирмой Витовской. Она меня постоянно приглашает на то, что "обязательно надо посмотреть". Конечно, так она меня пригласила и на "Сталкеров" в Молодой. Разумеется, я пришел… Ирма на сцене тогда необычайно поразила меня точным архетипом своего персонажа. Как поразил и сам спектакль.

Сама Ирма является модерновой актрисой. Да и другие образы в пьесе - модерновые, модернизованные. Хотя, формально, "баба" - старая женщина с трагическим прошлым. Потом - еще ее чудаковатый внук. И дочка, у которой не сложилась судьба.

И все это - словно набор клише, существовавших ранее, и ничего особого здесь нет. Впрочем, это оказалась настолько крепкая конструкция, что просто выбросила уже клишированные образы и влила в них и в саму историю в целом абсолютно свежую энергию. И образы заиграли и зажили новой светлой мощной жизнью.

- Пьеса Арье, в некоторой степени, это постапокалиптическая тема, которая в последнее время довольно популярна.

- Да, уже 15–20 лет во всем мире модно снимать постапокалипсис. Это традиционно развлекательный жанр, в котором можно поиграть в фэнтези. Но именно в таком аспекте - с точки зрения внутреннего, локального - эту тему почти никто не затрагивал.

Чернобыль ассоциируется с катастрофой. И в определенном культурном мировом поле Украина присутствует именно из-за Чернобыльской катастрофы.

Но, с другой стороны, Чернобыль - изменение алгоритма существования Украины. По этой причине данная ситуация и имеет мощный социальный запрос. Павел Арье свою работу выполнил блестяще. Потому она и взорвалась. И очень многие театры ухватились за эту пьесу.

- Значит, вам как режиссеру все же повезло с драматургическим материалом…

- Да, пьеса хорошо выстроена. Есть "взрыв" и изменение человека именно на уровне характеров, есть конфликт внутри этих характеров.

Это действительно замечательный материал.

"Сталкеры" театрального режиссера Стаса Жиркова - считайте, уже культовый спектакль для Киева. А вот во Львове есть свой спектакль - "Баба", попавший в десятку каким-то мистическим наполнением. Львовяне уловили в пьесе что-то такое, что очень актуально для осознания страны Украины. Их спектакль - ритуальный. Через ритуал - через осознание глобальных событий для страны (как Чернобыльская авария или Майдан) - на самом деле происходит "кончина" советской системы.

Наше будущее кино - это, в принципе, история об апокалипсисе, происходившем с постсоветским пространством.

- Какие кандидатуры на главные роли возникали еще на этапе подготовки проекта?

- В главной роли у нас - Ирма Витовская. Хотя предварительно на самом деле можно отметить несколько направлений поиска. Была даже идея, чтобы бабу Присю играл мужчина. Образ Приси для меня, вообще говоря, где-то рифмуется с кастанедовским Доном Хуаном. То есть это персонаж, вышедший на формат существования "вне времени". Когда энергетика не совпадает с возрастом.

Поэтому искать актрису, которая бы "по возрасту" подходила на бабу Присю (а ей за 80), - неправильный путь. К тому же Ирма Витовская на сцене Молодого достигает максимальной степени выразительности. Таким образом, история довольно условная. И благодаря условности берет за живое зрителя. Первая часть - комфортная, воспринимается как развлечение: зритель немного приоткрывается, расслабляется, а затем мы углубляемся и начинаем разговаривать иначе.

Поэтому в будущем фильме должна быть мощная актерская работа. По моему мнению, это будет работать на кинореализм того, что в кадре.

- Возможно, была идея пригласить на съемки реальную сельскую бабушку?

- И такая идея была. Мы поехали на Полесье, в Чернобыль. Общались с местными жителями.

Когда мы приехали на будущее место съемки, оператор достал камеру, и местная баба Оля заявила: "Нет! Меня снимать нельзя!".

И тут по неизвестной причине камера полностью перестала работать! Единственное, чего бабушка не поняла, - есть еще и айфон...

Актерская профессия - это прежде всего "язык", которым учишься разговаривать, общаться через экран, через сцену. Этот язык очень четкий относительно культурных, социальных изменений. Например, мы с оператором недавно смотрели фильм об аварии на ЧАЭС - "В субботу" Александра Миндадзе. Фильм облечен в четкую яркую художественную форму. Однако характер игры, который был в 2012-м популярным, теперь выглядит неуместным.

В будущем фильме должны быть сцены, сыгранные с четким ощущением "здесь и сейчас". И эту реальность может вызвать только профессиональный актер.

- Какие предусмотрены локации съемок? Это непосредственно Чернобыльская зона?

- Основная локация не в самой Зоне, а в поселке Лучанки Житомирской области Овручского района. Это место близко по энергетике к тому, о чем писал драматург. Вообще, в связи с Чернобылем ситуация в последнее время немного изменилась…

Знаете, Чернобыль стал очень популярным. И тамошние старушки-самоселы - уже просто "звезды"! Им живется даже лучше, чем в Лучанках.

В Чернобыле нормальная дорога, к ним регулярно ездят туристы, помогают. Словом, у них абсолютно цивилизованный формат жизни.

А что касается нашей локации - то в Лучанках цивилизация полностью отступила. Маршрутка идет в одну сторону утром и вечером возвращается назад. За полтора часа по поселку проезжает только одна машина.

Лучанки - это на 60% покинутые дома. Уровень радиации нормальный. Но село, в свое время, попало в зону отселения. И оно вымирает по другим причинам.

В принципе, мы познакомились в этом селе с местной властью, с жителями. Они сначала отнеслись к нам настороженно, потому что у них участились случаи мародерства... Со временем диалог сложился.

- А дом бабы Приси, где будут разворачиваться события, вы уже нашли?

- Покупаем домик, в котором уже три года никто не живет. Немножко его "поднимаем". Да, должно быть запустение. Но надо понимать, что в этом доме живут довольно деятельные люди.

Именно в доме будет происходить много игровых моментов. Например, искали образ "перехода". Когда Слава вспоминает, как они оказались на выселении. Хотелось найти аутентичный по сюжету коврик, который можно было бы использовать для этого. Чтобы войти в саму мизансцену. Заходим в дом - и видим: висит именно такой коврик, масляные краски на ткани.

- Сколько, примерно, времени займет съемочный период?

- Активные съемки - сентябрь, октябрь, ноябрь. Уже есть некоторые идеи. Например, съемки животных. Но это отдельная история…

Наше кино начинается с аллегории. Дескать, существует мир, в котором господствуют животные, а не люди. Где урбанистика полностью проиграла природе.

Поэтому естественно, что животные - более органичные партнеры бабы Приси, чем сталкеры, туристы или люди, приезжающие работать в Чернобыльскую зону.

Да и чудаковатого мальчика Вовчика пугают - дескать, это плохие люди, и, вообще, хороших людей не бывает.

Вовчика у нас будет играть Ярослав Федорчук, актер театра Леся Курбаса. Дочка Слава - Виталина Библив (она тоже играет в спектакле "Сталкеры"), мент - Дмитрий Ярошенко. Оператор - Слава Цветков, а композитор - Антон Байбаков.

Самих "туристов" не будет, будут только их "следы присутствия".

В целом эта история довольно камерная, но эпическая. Работаем, чтобы эпика была не только как развертывание событий, а чтобы еще и визуально существовал определенный образ.

- Если представлять будущего зрителя, то это больше фестивальная аудитория или широкая масса?

- Нет, мы надеемся на определенный зрительский успех. На основе материала пьесы невозможно снять украинское "поэтическое кино". Хотя драматург говорит, что в связи с этой пьесой видел разное. Были даже попытки сделать "Бабу Присю" в традициях классического украинского театра. Русалка - значит, русалка. Хорошая девушка на ветвях висит. И тому подобное.

В нашем случае буквалистики почти нет. Это будут не поэтические образы, а, скорее, определенные элементы бурлеска. Но не бурлеск для элиты, а такой, который будет понятен человеку из Европы или Америки.

- Поймет ли европейский зритель тему маленького украинца и его большую драму в зоне Чернобыльской катастрофы?

- В наше время все это - тот же постапокалипсис, о котором мы говорили ранее. То есть история выживания. Когда приезжаем в наши Лучанки (а это 5 км до границы с Беларусью), то там даже радио украинского нет. Связи - тоже. Ты попадаешь в абсолютно другую реальность. Вдохновляешься этим. И эта реальность намного действеннее, чем самый мощный фильм.

Полесье, вообще, уникально! Приехав в эту местность, сразу увидели всех наших героев - и Вовчика, и местных баб Прись, и Славу.

Мы с Арье хотим запустить картинки в Сеть. Помните, были комические истории о бабе и коте? Так само хотим сделать шаржи о бабе Присе, иллюстрировать картинками. Но опираясь на полесскую культуру.

- Если отойти от будущего художественного проекта… Почти два года как вышел ваш документальный фильм "Наша Надежда". Как за это время изменился (или не изменился) ваш взгляд на фигуру бывшей пленной Надежды Савченко?

- В целом, тот фильм - о добровольческом движении. И Надежда как персонаж воплощала много выразительных моментов. Тем более женщина. Поэтому все
более акцентировано.

Когда я снимал это кино, еще не был лично знаком с Надеждой. Она уже находилась в плену. Но, в сущности, это кино - о добровольцах.

Изменилось ли мое отношение к фигуре Надежды Савченко?

Кстати, я никогда не относился к Надежде Савченко как к политическому деятелю. В принципе, для меня осознание того, насколько это манипулятивно-спекулятивный персонаж, уже сложилось. Я увидел политическую машину, которая начала эксплуатировать ее образ.

Но, в сущности, скажем, для политической традиции сейчас не время. Она не является актуальной. Но то, что в эту машину попала Надежда Савченко, как по мне, не столько ее беда, как ее неудача.

Например, тот же Олег Сенцов максимально не шел на эксплуатацию его образа. Ему тоже были предложения - и в партии вступать, и участвовать в выборах.

Я считаю Надежду искренним человеком. Но ее жизненный принцип - надо все и сразу - непригоден для нашего времени. Этот подростковый максимализм создает кучу проблем, а не решает эти проблемы, которые поднимаются за счет стратегии.

- Все же, какова сегодня главная роль Надежды Савченко для Украины?

- Трудно сказать. Роль, которую ей рисовали в России и в Украине, она не сыграет. Это роль Жанны д'Арк. Дескать, она возвращается, и происходит социально-политический взрыв. И в этом не вина Савченко. Ведь социальные и культурные процессы сложные. Эти процессы, какими бы они ни казались политикам и советникам, в сущности, почти неконтролируемы в Украине.

На данном этапе в Украине произошла социально-культурная революция. Но не на политическом уровне, а на уровне общественного осознания.

И возвращаясь к Надежде: элементы популяризации ее как носителя определенной идеи просто исчерпались. Возврата к этому уже нет. Условно говоря, Жана д'Арк не приживется: ни в США, ни в Канаде, ни в Польше. Это невозможно. Эти общества переросли такой максимализм…

Но стратегический шаг с ее депутатством сыграл для Надежды положительную роль - она вышла на свободу. Однако ставка на нее как на политика ошибочна. Не потому, что те, кто "ставил", ошиблись с Савченко, а потому, что они перестали понимать, "что именно" происходит в стране.

С другой стороны, я понимаю: на освобождении Сенцова и Кольченко Россия поставила точку. Только смена режима будет таким шагом. Либо Медведчук с Путиным придумают, как использовать этих двух узников, чтобы получить политические дивиденды.

- Вы много времени провели на Майдане в напряженные периоды. Интересно, остался ли еще отснятый материал, не вошедший в ваши проекты?

- Да. У объединения Вавилон'13 куча отснятого материала. Вскоре будет завершен фильм "Первая сотня". Это уникальное кино, впечатляющий проект. Наши ребята-операторы жили на Майдане с Первой сотней, снимали почти все с самого начала. Первая сотня - подразделение, удержавшее свои позиции на Институтской, когда там была толкотня. И, в принципе, закалился. Операторы - Слава Пилунский, Юра Грузинов - "прожили" с Первой сотней два года. То есть Майдан, постмайдан, АТО.

Есть герои, изменившие свой статус от положительного до негативного. Есть наоборот. Это изменение - серьезное, мы находимся, буквально, внутри этой истории. У главного героя рождается ребенок, а он с женой прошел весь Майдан. И любовь у них возникла именно во время Майдана, позже она ездила с ним в АТО.

Сейчас происходит монтаж. Есть определенные нюансы, связанные с финансированием. Проект выиграл 50% государственного финансирования. Монтируют "Первую сотню" Юля Шушкова и Юрий Грузинов. То, что они работают уже полгода, позволяет, в принципе, сделать интересные открытия. Они отходят от стереотипного представления об известных событиях.

Ведь, вопреки всем плюсам фильмов о Майдане, эти картины в общем и целом являются манифестами. Даже фильм Сергея Лозницы "Майдан" - тоже, в сущности, художественный манифест. А "Первая сотня" местами будет выглядеть как приключенческое, а местами - как художественное кино. Однако жанр - документальный.

- Остался ли у вас из тех времен отснятый материал, который бы вы никогда и ни при каких обстоятельствах не показали?

- В сущности, в фильме будет много эпизодов, до сих пор нигде не показанных. Поскольку мы понимали, что на тот момент они могут вызвать недоразумение в обществе. Например, разборки с тем, что ребята в сотне бухают. Но это срез общества. А то, что они с этим борются в своих рядах, - позитив. И это не воспринимается как что-то вырванное из контекста.

- Сегодня в обществе не спадает напряжение. Есть ли у вас как у кинодокументалиста ощущение третьего Майдана?

- Думаю, третий Майдан будет. Площадь победила морально и культурно. Но системно - не победила. Система осталась. Этот конфликт не исчерпан. Здесь советская коррумпированность сжирает сама себя. Она все равно умирает.

Я знаю, еще полгода назад в Киеве оставался буквально шаг до серьезной кровавой беды. Но прошла вторая годовщина Майдана, появилось осознание - а что будет потом, когда пойдем снова с оружием? В принципе, это закономерно, когда человек доходит до пикового момента и в нем происходит внутренний конфликт. Он осознает последствия и не совершает этот поступок.

- Мимо каких социальных тем (проблем), на ваш взгляд, сегодня, к сожалению, проходит украинское документальное кино, и по каким причинам?

- Документалистика сегодня, как и все медийное пространство, переживает довольно мощный кризис. Документалисты работают. Это априори не аналитика. Но все же работа с реальностью. И здесь важно осознавать свое место.

А вот благодаря мощным сдвигам и событиям часть кинематографистов перешла в сферу волонтерства, в форму агитации. Они вдруг почувствовали свою исключительную социальную важность. Свою сверхвостребованность.

В принципе, сейчас переживаем ситуацию, когда четвертая власть переоценивает себя.

Например, тот же конфликт на Общественном… Это, скорее, трагедия лиц, которые рассматривают себя не как профессионалов в журналистике, а как общественно-политических деятелей. И думают, что их влияние на события в Украине столь же мощное, как влияние президента или премьер-министра. Они себя немного переоценили. И эти конфликты приведут к определенной депрессии и психологическим травматическим моментам.

В документальном кино тоже существует личный кризис авторов. Многие люди ждали от своих фильмов других результатов, более резонансного взаимодействия с обществом. Но каждый документалист должен понимать, что, в сущности, он не Гагарин, а человек, рассказывающий о Гагарине.

А мысль, что если я рассказываю о героях, то и могу вести себя как герой, - ошибочна. Любая самогиперболизация не может идти на позитив. Последствия потери адекватности всегда скандальные. Мы должны вернуться в те времена, когда Мустафа Найем был не "вершителем судеб", а искренним человеком, который старался изменить страну к лучшему.

- Вы когда-то в интервью сказали, что против "художественного пижонства". Что для вас это словосочетание?

- Вообще, "пижонство" - окультуренный формат понтов, которые, в сущности, мощным корнем вылезли из позднего совка. И которые хорошо начали цвести в 90-х, а в 2000-х - буйным цветом.

Кто такой Янукович? Человек, накупивший себе дипломов, кто-то за него написал книжки, и сам он верит в этот вульгарный образ. И это, фактически, понты.

Формальная сторона - пыль в глаза, ощущение превосходства. Эти ощущения провинциальные. И эта провинциальность есть во всех сферах жизни, в творческой - также.

Обособление себя и попытки с помощью литературы, кино возвыситься над тем, что происходит в стране. Традиция неуважения к наименее социально успешным прослойкам общества - в сущности, сокрушительная для творческого человека вещь.