Национальная опера прозрела

Недавняя премьера «Иоланты» П.Чайковского на сцене Национальной оперы Украины (режиссер Николай Третьяк) навеяла некоторые воспоминания. В свое время Ирина Молостова (безупречный авторитет оперной режиссуры) пыталась поддерживать своего молодого коллегу - Николая Третьяка. И видела в нем едва ли не продолжателя оперных режиссерских традиций в Украине. Но шло время… Давно нет Молостовой. И Третьяк - по каким-то причинам - практически ничего не ставил в главном музыкальном театре страны (хотя ни для кого не секрет, что с современной отечественной оперной режиссурой в этом коллективе очень большие проблемы…). Теперь, наконец, «Иоланта» - «от Третьяка». Постановка, свидетельствующая о том, что и у нас появился крепкий мастеровитый оперный профессионал - с ощущением традиций и желанием вдохнуть новую жизнь в классическую форму.

Режиссуру Третьяка можно назвать органичной и по-добротному оперной. Что имеется в виду? То, о чем всегда следует помнить: для зрителя, приходящего в оперу, важнейшими приоритетами являются музыка и звучание голосов. И если режиссер на пути своих исканий уйдет в крайность экспериментов (слишком далеко уводящих спектакль от музыкальной сути), быть непониманию... Не стоит экстраполировать на оперный жанр все методы режиссуры, характерные для драматического театра. Это тупиковая задача. И, возможно, не нужно укладывать Иоланту в барокамеру, а Роберту давать в руки автомат Калашникова (подобное вполне возможно на некоторых европейских сценах). В данном случае это не сильно поможет выполнению общей художественной задачи. К счастью, Николай Третьяк это понимает.

Режиссеру удалось найти для каждого персонажа свой рисунок роли, который ни в чем не препятствует решению вокальных задач. Ведь «Иоланта» - это, по сути, «драма настроений». В нее спорно привносить надуманную динамику.

Кстати, буквально за шесть дней до киевской премьеры Третьяк выпустил еще один спектакль - «Сельскую честь» П.Масканьи (в Баку).

Напомню, что главная героиня «Иоланты» - слепая принцесса. Уже по этой причине исполнительницам главной партии (Ольге Нагорной и Лилии Гревцовой) приходится непросто. Образ предполагает особую пластику: не допустимо долго фиксировать взгляд на одной точке и т.д. Киевскому зрителю в принципе повезло. Две певицы различны по актерской психофизике. И режиссер выстраивал работу с каждой индивидуально. Поэтому советую не лениться - и смотреть (слушать) «Иоланту» дважды.

Иоланта Нагорной - трогательное и доверчивое создание. В сцене «прозрения» она пробивает на слезу: у половины зала блестят глаза. Причем говорю не только о вокальной стороне - об актерской тоже.

Иной предстает в партии Иоланты Лилия Гревцова. Ее голос, пожалуй, «более лирическое» сопрано, чем голос Нагорной. И это правомерно, ведь истории известны исполнительницы Иоланты с различными голосовыми окрасами. Иоланта Гревцовой полна скрытой энергии, которая прорывается наружу после «прозрения». По ходу событий рыцарь, не знающий о слепоте Иоланты, просит подарить ему красную розу. Девушка три раза подряд ошибается, срывая белую… Но сказка продолжается - совершается чудо. И уже в финале Иоланта, прозрев, уверенно вручает своему жениху именно красную… Не важно, проистекает ли эта деталь из ремарки, или это находка режиссера. Но сделано хорошо.

В сценографии и режиссуре «Иоланты» есть особая линия - некая находка. Пока на сцене присутствует главная героиня, всегда рядом с ней четыре бесполые фигуры в колпаках, задрапированные в черное. Они прикасаются к Иоланте. Во время ариозо даже подхватывают ее на руки. Временами совершают несколько па или старательно делают «гимнастику» (как, например, во время арии лекаря Эбн-Хакиа). Это не ужасные духи тьмы. Это - символ мрака, который окутывает слепую героиню. Они «сосуществуют» с ней. Они для нее привычны и даже в чем-то ей помогают. Находка логична. Ибо как иначе напомнить зрителю о слепоте героини? Ведь вокруг - райский сад, роскошная обитель, много цветов, прочих красот… Кстати, уже при открытии занавеса зал взорвался аплодисментами. Они, разумеется, адресованы художнику постановки Марии Левитской. Естественно, заслужил в этом спектак­ле овации и дирижер-постановщик Владимир Кожухарь.

Но вернемся к главным героям... Отец Иоланты (король Рене) - Тарас Штонда. Этот исполнитель был, пожалуй, самым звездным и титулованным на киевской премьере. Триумфы в Западной Европе и в Большом театре России давно закрепили за Тарасом статус своеобразного «Федора Иваныча» из киевской оперы. В партии Рене певец убедителен. Он обладает особой харизмой, когда даже привычный жест становится для зрителя волнующим откровением. Ария Рене - одна из самых трудных страниц басового репертуара. Штонда справился, арию он выучил еще во время обучения в консерватории. Костюм Рене задуман как платье знатного рыцаря (по сюжету, от Иоланты скрывают, что ее отец - король). Хотя возникает некоторое недоумение: если Иоланта слепа и не видит, кто как одет, а ее отец - все равно король, то почему бы ему не одеваться, как королю? Эта «тонкость» остается загадкой.

Удачной можно признать работу художников по костюмам Наталии Кучери и Марии Левитской. Женский хор (подруги Иоланты) одет с невероятной изобретательностью. Разнообразные высокие головные уборы выполнены в духе средневековых колпаков, хорошо известных по многочисленным примерам из живописи. Здесь нет и намека на однообразную «униформу», в которую иногда облекают хор. Един­ственный пример «унификации» являет собой форма гвардии Роберта. Уместно сказать о приеме, к которому невольно прибегает Мария Левитская. В театре существует понятие «световая партитура», а в «Иоланте» получилась как бы «цветовая партитура». Та же гвардия, появляясь в судьбоносный для Иоланты момент, концентрирует на себе внимание чеканным ритмом красно-бело-черных фигур… В аскетическом духе решены только два костюма - короля Рене и Марты.

Поначалу казалось, что черный цвет «работает» в спектакле однозначно: духи символизируют тьму, в которую погружено существование главной героини. Поэтому возник вполне закономерный вопрос: почему же, кроме них, одна только Марта (кормилица Иоланты, меццо-сопрано Татьяна Пиминова) тоже одета в черное? Не является ли это каким-то просчетом? Левитская считает, что черный костюм кормилицы означает лишь одно: Марта, как и «черные персонажи», символизирует ближайшее окружение главной героини, которое позволяет ей чувствовать себя комфортно, постоянно ее сопровождает и защищает от превратностей судьбы. Не сомневаюсь, что у киевского зрителя этот спектакль обретет ожидаемую популярность.