Яркий представитель «новой волны» российского кино

Первая пресс-конференция, посвященная ХХХIV Киевскому международному фестивалю «Молодость», который традиционно проводится в последнюю неделю октября, прошла в самом старом, но обновленном стараниями его нынешнего директора Людмилы Горделадзе уютном кинотеатре «Жовтень». Конкурсная программа фестиваля неизменно состоит из трех категорий — студенческие фильмы, первые профессиональные короткометражные картины хронометражом до 45 минут (вне зависимости от жанра) и дебютное полнометражное кино. Внеконкурсные показы, которые пройдут на экранах Дома кино и лучших киевских кинотеатров, будут тематическими. От уже известных «Фестиваля в фестивале» и «Панорамы украинского кино» до ретроспектив фильмов с участием Жана Габена и приуроченное к проходящему в Украине Году Польши — «Современное кино Польши». Хотя до начала «Молодости» осталось не так много времени, программа еще верстается и фестиваль открыт для общения с ценителями кино, которые готовы его поддержать в качестве спонсоров. А пока официальным партнером выступила Stella Artois, зарекомендовавшая себя надежным партнером многих ведущих международных кинофорумов, включая знаменитые Канны.

Одним из членов основного жюри «Молодости», опять же по традиции, станет прошлогодний обладатель ее Гран-при, автор великолепных «Старух», режиссер Геннадий Сидоров.

— Гена, прошел год, сделавший вас триумфатором. Ваш дебют удался, вы утвердили себя в профессии. Как прошел этот год?

— За этот год была масса поездок по стране и миру. Картина получила около 30 призов — и зарубежных, и отечественных. Уже пора заниматься делом, написано два (третий еще не дописан) сценария. И пытаемся запускаться со следующей картиной «Веселый солдат» по Виктору Астафьеву.

— В военной прозе Астафьев стоит особняком. Почему выбрали именно его?

— Это мой любимый писатель с детства. Осмысление войны у него негосударственное. Без пафоса. Победа — какой ценой?! И вопрос: мы победили или Гитлер проиграл? У меня ответа на этот вопрос нет. Мы победили — мясом. Море крови, море человеческих жизней. Это совершенно иной взгляд.

— С одной стороны, прошлая война — не самая популярная тема сегодня, с другой — грядет 60-летие Победы, не боитесь упреков в попытке создания «датского» кино?

— Нет, это не на злобу дня. Каждый художник должен осмыслить то, что происходило тогда, какой ценой эта победа досталась. И мне как молодому человеку, не испытавшему войны, включая современную войну, — повод попытаться понять все это, осмыслить. Это совпадение, что в следующем году 60-летие Победы, к этому времени не успею закончить картину. Не это главное. Обидно, что с каждым праздником, с каждым годом эта победа становится лакированее. Понимаю, вспоминается только хорошее, но за праздничной мишурой забывается цена победы. Красноярская Дума в свое время лишила военной пенсии Виктора Петровича за то, что он написал роман «Проклятые и убитые», его чуть ли не костылями ветераны били, наверное, и меня кто-то огреет костылем. Потому что будет по возможности та правда, которая, на мой взгляд, была там, я верю Виктору Петровичу. Конечно, при написании сценария все меняется, но Астафьев — нравственный камертон — остается и звучит.

— У Астафьева очень специфический язык. Вам удается его сохранить?

— Да. По возможности.

— В «Старухах» и в этой картине — вы автор сценария, хотя в последней есть первооснова. Вы же — режиссер-постановщик и продюсер тоже. Это очень трудно? Как все сочетается, и нужно ли это сочетать?

— Я не работал никогда наемным режиссером. Продюсер — это ведь не тот, кто привлекает деньги, находит их. Продюсер — тот, кто стоит у истоков идеи, участвует в написании сценария, в процессе съемок, монтажа и так до конечного варианта картины. Это гармонично сочетается, и я прекрасно знаю, на что тратятся деньги. С одной стороны, конечно, тяжело, с другой — я контролирую поток денег, которые идут только на кино, а не кому-то в карман.

— Будучи продюсером «Старух», сделав картину, вы полностью отдали на откуп ее прокат.

— Это совершенно разные вещи: прокат и дистрибуция.

— Вас ничему не научил провал в прокате «Старух»?

— Согласен, фильм плохо прошел в прокате. Но ведь это совсем другая профессия — прокатчик: знать конъюнктуру, четко рассчитывать, когда, что пустить на экраны. Если заниматься этим, нужно забыть и о режиссуре, и о сценарии, и о продюсерстве, заниматься только дистрибуцией. Это что-то другое, мне неведомое. Может, со временем и займусь, но к этому не готов.

— Каждому человеку хочется разобраться в том, что происходит сегодня. Нет ли планов художественно осмыслить нашу повседневность? И каким образом вы бы попытались это сделать?

— Не знаю. В «Старухах» была попытка понять, куда мы идем и как живем. На мой взгляд, что-то удалось… Какие-то вещи при просмотре становятся понятны. Очень сложно говорить о сегодняшнем дне. Например, никогда не взялся бы за картину о чеченской войне. Никогда! Для меня эта война — гражданская. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, когда россиянин убивает россиянина. Не могу принять какую-то сторону. В любой войне нет победителей и проигравших. Есть кровь, боль, утраты.

— Российское кино сдвинулось с мертвой точки в сторону производства. Уже существует поток. Как оцениваете его?

— Очень хорошо оцениваю, потому что 2003 год — дебютный прорыв молодых ребят с совершенно разным взглядом на жизнь, кино. И кино очень разное. Его можно принимать или не принимать, но оно существует. Радует то, что идет смена поколений. Пока нельзя сказать, что это «новая волна», но кино омолаживается, и, наверное, в скором будущем она будет. Я оценил героический поступок В.Тодоровского на прошлом «Кинотавре», когда предпочтение было отдано «Старухам». Именно жюри, возглавляемое им, стало прародителем нового поколения в кино.

— Советский период кинематографа — очень мощная школа. Существует ли сегодня школа?

— Нет.

— Что произошло?

— Не знаю. Может, страшный период 90-х породил такое тяп-ляпство, но школы как таковой нет. От ВГИКа осталось одно название. Там нет мастеров, чье преподавание можно было бы назвать школой в том понимании, что было в Герасимовской школе, школе Ромма и т. д. Надеюсь, со временем это все возродится, и ВГИК станет тем ВГИКом, которым когда-то был.

— В первую очередь пропали сценаристы.

— Сценарий — первооснова. Мне кажется, что существует кризис идей. И это не только у нас — в мире. Сейчас на фестивалях не борьба эстетических воззрений, а просто борьба кризиса идеи — однозначно чувствуется.

— Как вы оцениваете «Дебют-Кинотавр» этого года, ведь некоторые из фильмов обязательно попадут в конкурс на «Молодость»?

— Сложилось впечатление, что меня хотят чем-то удивить. Как у плохих юмористов, когда они пытаются рассмешить, а не удается. В маленький короткий метр стремятся «вбабахать» все, что можно и чего нельзя. Понимаю, издержки возраста. Есть любопытные картины, но в целом такое ощущение. Возвращаясь к вопросу о школе и профессии: точно не хватает школы и в монтаже, и в режиссуре. Хотя это очень сложный жанр — короткий метр. И я бы с удовольствием попробовал бы себя в нем.

— Должна ли быть у художника, человека творческого, гражданская позиция?

— Смотря, что понимать под «гражданской позицией»… Наверное, должна быть…

— Никогда об этом не думали?

— Нет. Я вот о чем думал. Никита Михалков часто произносит такую фразу, с которой трудно не согласиться: «Делай что должен, и будь что будет». В этом есть своя философия. Если художник будет себя загружать гражданскими позициями, ничего не получится. Какой нравственный камертон у художника должен быть?.. Сложный вопрос вы задали, на него трудно ответить, потому что Бог всем судья. Бог дал талант, а как ты им распорядишься — другой вопрос. Талант — не благо, тяжелый крест, который нужно нести. Собственное отношение к этой данности — в этом вся позиция, гражданская или антигражданская. Можно жить в обществе и быть в антогонизме и к нему, и к власти, ко всему миру. Время рассудит, кто прав и кто виноват. Надо нести этот крест и быть жестоким… К себе прежде всего, разумеется.

— В «Старухах» намешано все, как в жизни, но все-таки я бы отнесла этот фильм к высокой трагедии... Следующая ваша работа еще более «накалена» в этом плане. У вас легкая и счастливая жизнь, что вас тянет к трагедии?

— Нет, жизнь не веселая и не легкая. Можно снять комедию, над которой зритель будет рыдать. «Веселый солдат» ближе к этому. Смех сквозь слезы. Иначе невозможно было бы выжить в то время.

— А бывают чистый смех или чистые слезы?

— Нет. Картина не будет трагедийной. Те, кто выиграл войну, были 19-летними пацанами. И моя мама вспоминает этот период как самые счастливые и самые светлые годы своей жизни. Хотя по сути это, конечно, будет страшно.

Меня к трагедии не тянет. Попытаюсь осмыслить то поколение, которое попало в страшную мясорубку. Интересно рассматривать людей в такой ситуации. Они находятся в точке кипения, поэтому и поступки их, проявления конкретные и яркие.

— В кино ходит молодой зритель, не знающий ту войну. Каков должен быть язык для разговора с этим поколением о той боли?

— Мне один человек как-то сказал: «Говори тихо — тебя услышат». Думаю, это применимо и к языку моей картины.

— Будут ли какие-то знакомые, известные лица в вашем фильме?

— Боюсь, нет. Может быть, все-таки получится моя давняя мечта снять художественное кино с неактерами. Актеры все же будут, но малоизвестные.

— А артист Сидоров?

— Не знаю. Может, в какой-то маленькой эпизодической роли. Я разочаровался в актерской профессии еще во время учебы. Но у друзей иногда снимаюсь, иногда у себя. Скорее из-за лени. Лень искать актера — влезаю сам.

— Вы — в жюри на «Кинотавре», будете в жюри на «Молодости». Что легче — делать или судить?

— Судить очень сложно. Лучше делать. Как когда-то Тарковский сказал Хуциеву на обсуждении «Зеркала»: «Марлен, кино надо делать!». Наше дело снимать кино, а зритель рассудит. Мое мнение о какой-то картине — совершенно субъективно, всегда возможны ошибки.