«Я ОЩУЩАЮ СЕБЯ ПРЕЕМНИКОМ... »

...Уже его дипломная работа 1977 года, представленная им по окончании Киевского художественного института, — иллюстрации к роману А.Толстого «Петр І», прошла как настоящее художественное событие, новый этап в развитии отечественной книжной графики. И дело было не столько в мастерском владении сложной техникой офорта, блестящих знаниях истории классического искусства, отраженных в самой манере рисования, культуре штриха, трепетных, живых соотношениях черного и белого, которые и составляют главную драматургию графического листа, а прежде всего в напряженной, взволнованной и многозначной образности, не только раскрывающей коллизии литературного произведения и «дух эпохи», но и продолжающей, дополняющей его темы, вступающей в диалог с самим писателем, предлагающей свою трактовку исторических персонажей. Так в украинской графике появился новый художник — Сергей Якутович, чьи имя и произведения стали значительным явлением отечественного искусства последней трети ХХ века.

С того времени Сергей Якутович «перерисовал» фактически всю мировую литературу, по крайней мере ту ее часть, которая причислена к категории классики. После «Петра І» были созданы блестящие офорты к «Полтаве» А.Пушкина, иллюстрации к эстонскому народному эпосу «Калевипоэг», «Трем мушкетерам» А.Дюма, «Обломову» И.Гончарова, «Севастопольским рассказам» Л.Толстого, «Легенде об Уленшпигеле» Де Костера, к произведениям Шекспира, Достоевского, Голсуорси... Только за последние три года он создал циклы иллюстраций и выполнил книжное оформление новых изданий «Тараса Бульбы» Н.Гоголя в издательстве «Дніпро» (2003), «Песни о Роланде» («Либідь», 2003), историко-энциклопедического исследования «Герби України» («Брама», 2000)... Разнообразные по техникам исполнения, образным решениям и стилистике, они отличаются выразительным «присутствием автора», тонким чувством особенностей литературного стиля, а самое главное — своим собственным, личностным восприятием времени и исторического образа.

Следует сказать, что в отечественной книжной графике достичь этого не очень легко. Ведь на протяжении ХХ века, и в частности в советский период, несмотря на все ограничения, идеологическое давление, эстетические догмы, возможно, именно вопреки им, отечественная иллюстрация вышла далеко за пределы утилитарного «книжного оформления», превратилась в большое и значительное явление художественной культуры, в сферу искусства, где лелеялись высокие критерии художественного качества, интеллектуальность творчества и мастерство. В определенной степени книжная графика была одной из тех ниш, куда «убегали» художники от плоской соцреалистической доктрины. Великая Литература давала возможность общаться с мыслителями и писателями прошлого, размышлять и высказываться «о главном» — настоящих проблемах человеческого бытия, истории, искусстве, культуре. Многообразие литературных произведений требовало знания исторических стилей, стимулировало поиск разных формальных решений, средств выражения и интерпретации. Во второй половине ХХ века в книжной графике так или иначе работали почти все значительные отечественные художники. Но не для всех она стала «делом жизни». В истории искусства вообще не так много имен, которые получили признание исключительно благодаря работе в иллюстрации. Сергей Якутович — один из них.

Однако и его станковые графические серии открывали новую страницу в украинском искусстве, занимали свое место и значение в его развитии. «Аккорды войны» (1980), «Предчувствие того, что происходит» (1982), «Время» (1983) отражали изменения в искусстве и творческом сознании, которые принесло с собой его поколение: острое ощущение мировоззренческого кризиса в обществе, вызревание перемен, напряженный и болезненный поиск своего собственного места в развитии искусства, «выяснение отношений с прошлым», где пиетет перед классикой мирового искусства пересекался с новым видением мира и реалий жизни. Неслучайно в художественном пространстве графических серий С.Якутовича как будто перекликаются между собой Калло и Гойя, Дюкер, Эрнст и Сикейрос, совсем неожиданно подключаясь к новому тогда тяготению к гиперреализму, придававшему его работам особую метареальность... В те же годы им были созданы еще две серии, достойные отдельного внимания, — «ТV» (1979) и «Снимается кино» (1981). И если в «TV» он чуть ли не первым в украинском изящном искусстве обратился к теме, которая станет одной из главных для нового искусства 1990-х, — фантомной реальности экранных образов, через телевидение назойливо входящих в каждый дом, влияющих на человеческое сознание, образ жизни, мировоззрение, то вторая — «Снимается кино» — оказалась в его творческой жизни почти пророческой: в 2000 году он сам выйдет на съемочную площадку как художник одного из самых фантастических фильмов украинского кино — «Молитвы за гетмана Мазепу» Юрия Ильенко.

Именно благодаря участию С.Якутовича критики назвали этот фильм «нарисованным кино», подчеркивая огромную роль художника в его фантасмагорической образности. И действительно, всего того, что нарисовал, вырезал, склеил и слепил для этого фильма Якутович, хватило бы для многих экспозиций. Здесь он как будто вернулся к своей любимой теме — эпохе барокко, начавшейся в его творчестве еще с иллюстраций к «Петру І», «Трем мушкетерам», «Тилю Уленшпигелю», «Полтаве».., а вместе с тем и к своей детской мечте — стать режиссером. Кстати, профессия художника-иллюстратора очень близка к режиссуре: в книге он тоже выстраивает свой зрительный образ по ее литературному сценарию, раскрывает его постепенно, во времени и пространстве, оживляет литературных персонажей, строит мизансцены отдельных действий... Но, в отличие от графики, кино — чуть ли не самое жестокое из искусств. Об этой его черте сказал и сам художник в своем графическом цикле 1981 года, где настоящие живые люди, их стремления и силы, а вместе с ними — вещи и пространство выступали только орудием режиссерского замысла, только средством в достижении его цели. Хорошо, если эти замыслы окажутся удачными, а если нет?.. От декораций С.Якутовича для «Мазепы» ничего не осталось.

Но появилось другое — огромная графическая серия «Мазепиана» (2002), своеобразный итог многолетних раздумий художника над украинской и мировой историей, смыслом ее побед и потерь, блеска и отчаяния, над великой эпохой барокко в украинской культуре, ставшей для нее и эпохой национального взлета, и «эпохой руины», которая на долгие века ввергла ее в безысходность колониальности. И еще — об одном из наиболее неоднозначных персонажей нашей истории — меценате и воине, шляхтиче и казаке, любовнике и авантюристе, бунтовщике и державнике — гетмане Иване Мазепе. В метафористике сложных динамических композиций, переплетении образов разворачивает художник удивительную и захватывающую картину исторического Времени, которое творит своих героев и само создается ими. Хорошо ощущая метафизику исторического движения, художник иллюстрирует его события и персонажей, наделяя их живой плотью и кровью, и вместе с тем исследует, анализирует внутреннее содержание исторического движения, которое, как лавина, захватывает людей и страну, перемешивает судьбы, сталкивает между собой разные жизни, ломает и создает новое... «Мазепиана» Сергея Якутовича ждет издания отдельной книгой-альбомом, с авторскими текстами и комментариями, где слово и изображение, автор и его герои, а вместе с ними и читатель станут участниками захватывающего повествования-исследования.

...В одном из интервью Сергей Якутович высказал мнение, наверное, наиболее точно передающее главный смысл его творчества: «Идея преемственности мне очень импонирует, поскольку я ощущаю себя преемником... Я чувствую ответственность, и именно это, пожалуй, сформировало меня как художника». В разнообразии современного искусства, в пестроте новой «графической продукции» нашего времени творчество С.Якутовича действительно отличается особенной ответственностью за то, что он делает, чрезвычайной профессиональной культурой и настоящей классичностью, которая выдерживает жесткую проверку временем и сравнение с выдающимися произведениями прошлого. Его искусство продолжает великую традицию Г.Нарбута, В.Фаворского, Г.Якутовича... Она вырастает из пространства Великой Литературы и Великого Искусства, где художник выступает их стражем и преемником, способным осуществлять тот бесконечно новый синтез между словом и изображением, который доступен только художнику-графику.