ВОСТОК: ДАЛЬНИЙ И БЛИЗКИЙ

«На Запад! В Европу!» - слышно у нас отовсюду. Причем определение «западный» как бы само собой подразумевает эталонно передовую технику, высочайшие образцы духовной культуры, совершенное устройство общества и т. п. За Восток становится обидно, милостивые государи, за Азию-с! Ведь древностью и величием культуры да и в технических достижениях она вряд ли поступается старушке Европе. И что любопытно: ни одна передовая европейская страна, как сегодня независимая Украина, никогда в своей истории и не думала бороться за звание «европейской». Напротив, вторая половина уходящего века для Старого Света ознаменовалась непреходящей ориенталистской модой. Достаточно взглянуть на списки призеров самых престижных кинофестивалей в Канне и Венеции - Япония, Китай, Казахстан, Иран, Гонконг тут постоянно упоминаемы. Украина же, почти десятилетие бесплодно блуждающая кругами вокруг своего исторического перепутья, высокомерно воротит взгляд от Азии. Хоть и наши ритуальные шаровары, и даже национально культовое слово «казак» (по Д.Яворницкому, от тюркского «кай-сак») родом именно оттуда, из той самой Азии. В общем, если гора не идет к Магомету…

Седьмая неделя японского кино, которая с 24 по 29 сентября с. г. прошла в киевском Доме кино, еще раз засвидетельствовала общеизвестное: слева от нас по карте, на самом что ни на есть Дальнем Востоке существует и процветает высокая и самобытная кинокультура. И хоть японское кино на три года моложе украинского, их нынешние достижения, думаю, даже отдаленно сопоставлять грешно. В программу, которую представил посол Японии в Украине господин Хитоси Хоида, были включены два документальных видовых фильма («Императорская вилла Кацура» и «Бонсай») и два анимационных блока (полнометражная сказка «Солнечный принц Хорс» и мультсериал комиксов «Манга»), а также пять игровых картин классических для японского кино жанров.

«Отважный Сандзюро» (1962) - неизвестный у нас фильм гениального Акиры Куросавы с бесподобным Тосиро Мифуне в главной роли. Эта внешне традиционная самурайская историческая драма с многочисленными фехтовальными сценами («тямбра») и движимая кодексом самурайской чести («бусидо») у Куросавы получилась тем не менее весьма неортодоксальной. Во-первых, он изгнал из действия обычную атмосферу мрачновато-деловитого насилия и привнес многочисленные элементы простодушного фольклорного юмора. Во-вторых, и по сюжету мудрый автор сосредоточился отнюдь не на мечном сечении, а на гуманистической идее тому противоположной: «Лучший меч - тот, что в ножнах».

«Мелкий снег» (1983) снят тоже весьма известным японским режиссером, Кон Итикавой, по одноименному роману Танидзаки Дзюнициро. Фильм может быть отнесен к другому классическому жанровому разряду японского кино - «семейным драмам». Действие происходит в угасающем ответвлении древнего аристократического рода Макиоко. Четыре сестры, мужья двух старших и приемный сын без остатка погружены в дела друг друга и внутрисемейные коллизии: никак не найти жениха средней из сестер, кроткой Юкико, а без того ни мужа, ни своей доли приданого не видать младшей, Таэко. Фильм изысканно красив и сменяемыми сезонными ликами природы в окрестностях Осаки, и женскими ликами, тоже представляющими четыре поры жизни, от нежной юности до первых примет увядания. За порогом семейного гнезда, в случайных обрывках сообщений - свидетельства надвигающейся сокрушительной бури в виде второй мировой: японские войска захватывают один за другим китайские города, вводятся какие-то ограничения военного времени и т.п. Но семейство живет как бы вне истории, по законам уже отошедшей эпохи. Их жизнь и хлопоты, как мелкий снег, падающий на воду и вмиг исчезающий (есть близ финала и такой символический кадр). Лента овеяна воистину чеховской атмосферой ностальгического прощания с уходящим более консервативным, но и более одухотворенным веком.

Есть в японском кино целый жанр - «хаха моно» - фильмов о матерях. К нему относится и «Самое короткое письмо матери» (1995) Санидзиро Саваи. Респектабельная дама бальзаковских лет некогда оставила своих сына и дочь вместе с мужем ради нового брака. Восемнадцать лет спустя она пытается вернуть себе детей, вымолить их прощение. Это не просто, ибо повзрослевшие молодые люди верны памяти безвременно умершего отца, который их вырастил в одиночку. Украинский зритель, судя по его резкому убыванию в зале на просмотре этой слезоточивой мелодрамы, все же предпочитает латиноамериканские средства сентиментального самовозбуждения.

Примирение, людское согласие, взаимопонимание и солидарность - это ведущие мотивы и фильма «Угорь» (1997), удостоенного два года назад Гран-при Каннского кинофестиваля. Постановщик картины Сехей Имамура известен у нас своим брутально-эротическим и возвышенно-философским одновременно шедевром «Легенда о Нараяме» (1987). Этот уже маститый в отечестве автор считается приверженцем «морали выживания», согласно которой важнее прожить жизнь спокойно, чем настаивать на принципах. В «Угре» мы наблюдаем как бы бытийный эксперимент на подобную тему.

История благопристойного клерка Ямасито (Кодзи Якусе), который из ревности зарезал супругу, отсидел 8-летний срок и решил остаток жизни «отбыть», ничем себя не связывая и потому более не страдая, завершается опровержением такой мизантропической программы. От связей с другими людьми - дружб, любовей и ненавистей - никуда не деться. Жизнь одного человека осуществляется исключительно через жизни других людей, а не сама по себе. Даже у морского угря, оказывается, это так.

Наконец, был показан фильм «Сонатина» (1993), снятый «японским Тарантино» Такеси Китано. По виду - традиционная гангстерская драма о «якудза», по сути - постмодернистский ее парафраз. Обытовление и эстетизация процедур бандитских разборок у Китано настолько гипертрофированны, что не остается сомнений в том, что перед нами фильм о кинотрадиции, а вовсе не о реальной жути доподлинной жизни.

Итак, не на вожделенном Западе, а далеко на Востоке украинские кинематографисты, при желании, имели шанс узреть блистательный пример сотворения сугубо национальной и всемирно авторитетной кинематографии. Хватило бы пороху в пороховницах на ученичество у этакой-то «Азии». Что же касается «азиатчины» в худшем смысле этого слова, то, к сожалению, за таким добром нам ходить за три моря нужды нет. Она, увы, всегда при нас, что и бросило некоторую тень на первые просмотры. Дело в том, что общепонятные русскоязычные титры, которыми были дублированы все японские картины, вызвали решительное неприятие у представителей фонда «Дальний Восток», которые участвовали в организации смотра и решили синхронно дублировать их на украинский. Устный «дубляж дубляжа» всегда запаздывал относительно титров и оказался в литературном отношении весьма комичным. Смех и протесты зрителей вынудили не в меру патриотичных местных «дальневосточников» прекратить уродующую фильм потеху, но они пообещали на следующий раз вручную перекрывать русские титры… К счастью, картонка, с помощью которой предполагалось утверждать приоритет государственного языка, имела свойство воспламеняться. Думаю, от срамоты.