ВОПРОС: РАЗВЕ ТОЛЬКО ИНОСТРАНЦЫ ВСЕГДА ВЫКЛАДЫВАЮТ СВОЕ ДЕРЬМО НЕ ТАМ, ГДЕ ПОЛОЖЕНО?

«Роман «Сестра сна», рукопись которого отклонили 23 издательства, стал составляющей частью мировой литературы, и его с восторгом приветствовали литературные критики и в Германии, и в мире», — с обложки романа «Сестра сна» Роберта Шнайдера.

Итак, брата или сестру сна имеют в виду в романе «Schlafes Bruder»? Автор предисловия к украинскому изданию, осуществленного издательством «Юніверс», Тимофей Гаврилив предлагает вариант «брат сна — Танатос». В этом он имеет шансы избежать украинско-немецких половых недоразумений, ведь братом сна по Шнайдеру является смерть, то есть маскулинизированный немцами (или феминизированная украинцами) der Tod. Единственная проблема: о Танатосе в романе не упоминается, потому название, выбранное переводчиком Николаем Кушниром, пожалуй, самый лучший выход из ситуации.

Вышеприведенная ремарка на обложке, вкупе с имиджем самой серии, в которой предварительно был издан перевод «Смятение воспитанника Терлеса» Роберта Музиля, мягко говоря, сбивает с толку. Поскольку порождает робкую надежду на то, что придется иметь дело с настоящей литературой, а не очередным бестселлером. Но надежда на этот раз, вопреки правилу, умирает первой. Ведь если первую треть романа еще, сцепив зубы, и можно читать под призмой «настоящей литературы», то к концу постоянное пережевывание основного мотива «кто спит — не любит» начинает напоминать заклинивший магнитофон. И хочется изо всех сил согласиться с рецензентом творчества Шнайдера, статья которого была опубликована в Neue Zuricher Zeitung еще в 1998 году: «И вот вдруг весь мир удивленно протирает глаза, осознавая то, что можно было понять еще в 1992-м: таланта Роберта Шнайдера хватит разве для уровня тривиального писателя». Или еще более отчетливее: «Роберт Шнайдер предлагает нам то, что мы, очевидно, всегда представляли себе под понятием австрийской антиотечественной литературы, но никогда не решались ожидать от нее, — постмодернистский напыщенный бидермайер».

Немного о сюжете. «Это история музыканта Иоганнеса Элиаса Алдера, в возрасте двадцати двух лет лишившего себя жизни, решив больше не спать. Поскольку воспылал он неимоверной, а потому несчастной любовью к своей кузине Эльзбет и с тех пор не хотел больше даже на какой-то один миг успокоиться, пока глубоко не разберется в тайне своей невозможной любви. Мужественно, до самого своего невероятного конца, придерживался он мнения, что время сна является расточительством, следовательно, — грехом, который когда-то, наверное, будет припомнен ему в чистилище, поскольку во сне не живут, по крайней мере живут ненастоящей жизнью. Не зря с давних пор сон и смерть называли братом и сестрой. Как, думал он, мужчина с чистым сердцем может утверждать, будто он всю жизнь любит свою женщину, но делает это только днем, да и то, наверное, всего лишь в течение одной мысли? Это не может быть правдой, ведь кто спит — не любит».

Роман «Сестра сна» после того как его в течение двух лет отклонили 23 издательства, в 1992 году выходит в свет в Лейпциге, и неожиданно становится супербестселлером: только на немецком языке продано 1,3 миллиона экземпляров, переводы более чем на 30 языков мира, фильм, балет, опера на основе книги, рецензии в самых влиятельных немецких и зарубежных журналах, многочисленные награды и премии. Настоящий бум, тщательно организованный и продуманный и издательством, и самим автором, любящим рассказывать, что «рекламные объявления для своей первой книги я макетировал сам на собственном компьютере и заставил издательство организовать рекламную кампанию на 20 тыс. марок», а также о том, что «я всегда был сообразительным в деле нахождения очередной стипендии, их существует, слава Богу, более 20 тыс., можно всю жизнь жить на писательские стипендии и ничего не писать». Кроме того, Роберт Шнайдер не особо высокого мнения об издательском бизнесе: «Вы полагаете, я верю хотя бы одному из издателей? Их любовь к автору растет соразмерно тиражу. Издательства заботятся не о книгах, а только о деньгах, литература им безразлична». Интересно, насколько литература была небезразлична самому Шнайдеру, когда он предлагал издательствам свою вторую книгу «Идущая по воздуху»? Историю эту он описывает так: «Первые 300 страниц романа я разослал в семь издательств. К этому приложил контракт на 11 страницах. В контракте детально указывалось, в каких отелях я хотел бы жить, какой водитель у меня должен быть, как должна выглядеть обложка и типы шрифтов в книге и какими должны быть карточки с моими автографами. К этому прилагалась смета на промоушн и право влиять на тексты рекламных объявлений». Аванс, полученный Шнайдером за свою вторую книгу, составлял почти миллион марок. Условия, которые предъявлял автор издательству во время организации авторских вечеров и поездок, напоминают желание некоторых отечественных и российских поп-звезд, отказывающихся выходить на сцену, пока им не подадут сок из свежей папайи во время гастролей в каких-нибудь Нью-Васюках, и о чем потом с готовностью пишет бульварная пресса. И хотя это естественно выглядит для каких-нибудь «Иванушек интернэшнл», трудно себе представить Томаса Манна или Гюнтера Грасса, которые снискали бы популярность такими, мягко говоря, недорогими методами.

Роберт Шнайдер был одним из четырех усыновленных детей семьи торговца пивом. К качеству полученного воспитания он, впрочем, имеет существенные претензии: «Меня никто не воспитывал, всем было безразлично, появился ли я за ужином. Когда мне было 17, я позвонил в книжный магазин и вполне серьезно спросил, стоит ли читать книги Ницше? Продавец меня отговорил, вместо того, чтобы сделать бизнес».

Бизнес, «успех превыше всего», слава и зависть конкурентов — это основное, о чем можно прочитать в многочисленных интервью со Шнайдером. «В своем городишке я известнее Марлона Брандо», — гордится он, и это, ясное дело, немалое достижение для писателя, а дабы усилить в себе это приятное чувство, заказывает для сада возле дома, в котором живет (дома покойных приемных родителей) скульптурные фигуры героев своих произведений величиной в 10 метров: «Мне безразлично, если люди скажут, что я увековечиваю сам себя. Это просто великолепно — выглядывать из окна и видеть фигуры героев своих романов».

Но хватит об авторе, возвратимся к самому тексту. «Мне кажется, одна из причин успеха Шнайдера заключается в том, что немцы любят читать постмодернистские истории с печальным концом, хотя в один ряд с Музилем его едва ли стоит ставить, это все-таки тривиальная литература», — написал мне знакомый немецкий литературный критик. И в этом есть смысл. Ни постмодернизма, ни грусти роману не занимать. Уже первая сцена рождения Элиаса Алдера весьма напоминает сцену рождения из другого не менее популярного современного немецкого романа «Парфюмер» Патрика Зюскинда. Описывая роды, Зюскинд представляет целую палитру вони тогдашнего Парижа и животный образ существования жителей рынка. У Шнайдера повитуха рассуждает над тем, за кого ей в ближайшее будущее выходить замуж и выходить ли вообще, а во дворе, равнодушный к крикам роженицы, отгребает навоз глава семьи. В обоих произведениях 21-летняя женщина считается «еще не совсем старой», а мысль убить больного или не совсем нормального ребенка — такая же обычная, как намерение утопить котенка. Тот, кто будет исследовать интертекстуальность и постмодернистский пласт романа, обнаружит здесь эхо латиноамериканского магического реализма в стиле Борхеса, Маркеса (городок Форарльбреу по своей изолированности и цикличности хронотопа весьма напоминает Макондо), порой Бйой Касареса. Позиция главного героя, решившего не спать, дабы доказать свою любовь, напоминает Оскара Мацерата из «Жестяного барабана» Гюнтера Грасса, решившего не расти, дабы доказать взрослым, что они живут неправильно. Постмодернистский романтизм, когда герой, противостоящий несправедливости мира, одинок не из-за своей «лучшести» от других, а благодаря собственной уродливости. Постмодернизма и интертекстуальности произведению не занимать, порой его даже многовато, а местами он похож больше на подражание, нежели на тонкую цитатную игру.

Общее впечатление от романа «Сестра сна» Роберта Шнайдера очень напоминает мне ощущение после прочтения «Алхимика» Паоло Коельо. Не из-за сюжетных схожестей — их нет, а из-за ощущения маскировки, когда литературу тривиальную и сознательно кассовую пытаются закамуфлировать под «серьезную», дабы таким образом увеличить количество проданных экземпляров. И получается эдакий стилизованный кич для интеллектуалов со снобистскими наклонностями, которые не опускаются до чтения откровенно массовой литературы, нуждаясь именно в таких манеристических суррогатах с неоправданной претензией на классику. Во время чтения этих текстов можно не напрягаться, а приятно расслабиться, как при чтении дешевых детективов или просмотре мыльных опер, но в чтении которых не стыдно сознаваться («это читают люди нашего круга»), в отличие от дешевых детективов или мыльных опер. Однако законы рынка отличны от законов литературы. Они демократичны, и на рынке имеет право на существование все, что находит своего покупателя. В литературе, творящей канон, отбор значительно строже. Пройти его больше шансов имеют те произведения, которые долго не находят своего издателя и читателя, а если и находят, то без особых финансовых успехов, нежели продаваемые миллионными тиражами. Хотя и это не критерий, а всего лишь признак.

Кроме романа «Сестра сна», в книге Шнайдера помещена еще пьеса «Дерьмо» на тему проблем эмигрантов в современной Европе, и которая, как мне кажется, значительно более интересна и талантлива, нежели роман. Главный герой этой пьесы говорит: «Меня называют Сэдом. Хотя на самом деле зовут меня Саддам. Саддам — это имя. Адольф — также имя, или Иисус (...) Я сформулирую сейчас этот вопрос иначе, при этом сразу же говорю, что задаю его на самом деле шутя. Вопрос: разве только иностранцы всегда выкладывают свое дерьмо не там, где положено? Я сказал: я задаю этот вопрос на самом деле шутя!»