Владимир Крайнев: «НАША ЖИЗНЬ — СПЛОШНОЙ КОНКУРС»

В течение 7 дней - с 18 по 24 октября Владимир Крайнев принимал киевлян «у себя» - на фестивале фортепианной музыки в колонном зале им.Лысенко. Имя этого музыканта давно и хорошо известно: он был вундеркиндом и с тех пор не исчезает из поля зрения «знатоков и любителей». Достаточно было бы сказать, что его учителем был Генрих Нейгауз, признававший в своем ученике великий талант. Владимир Крайнев, ставший выдающимся пианистом-исполнителем, полностью оправдал слова своего учителя. Но теперь к этой грани своей славы он прибавляет еще одну - он профессор Высшей школы музыки и театра в Ганновере. С этой гранью его творчества - с его учениками - мы имели возможность встретиться на прошедшем фестивале.

- Сейчас наша культура стала очень богата фестивалями. Причем многие из них просто неинтересны. Что кроме имени Владимира Крайнева, является гарантом нетривиальности вашего фестиваля?

- Во-первых, гарантом являются сами юные таланты - здесь сразу такой букет собран. И, во-вторых, программы, которые они исполняют. Я не уверен, что на многих фестивалях звучат сразу все концерты Бетховена, три концерта Рахманинова или 12 трансцендентных этюдов Листа. Все программы абсолютно нетривиальные, все как бы трансцендентной трудности. Я бы лично обязательно ходил на такие концерты. Это интересно и с творческой стороны, и просто любопытно, как же справятся дети 11-13, даже 17 лет с такими серьезными произведениями.

- Вы сознательно подобрали программы, состоящие из признанных и довольно популярных классических произведений?

- Во-первых, здесь играет роль коммерческая сторона фестиваля. Я не хотел бы, погнавшись за индивидуализмом программ, не показать публике на шедеврах уровень подготовки участников. Я мог бы набрать, конечно, Хиндемита, Пуленка, Мессиана - это несложно. Но ведь то, как ребенок играет Пуленка, - совсем не показатель выдающегося дарования и не показатель работы педагога. То есть тоже показатель, конечно, но я считаю, что прав был Генрих Нейгауз, когда говорил: вы мне покажите, как этот пианист играет Шопена и Бетховена, и я вам расскажу, какой он музыкант. Потому что Хиндемита, Орфа и прочих многие могут хорошо играть, и вы получите удовольствие от знакомства с новым материалом. А вот чтобы вы получили удовольствие от Бетховена - не каждому дано так сыграть.

- Как вы считаете, до каких пор исполнитель властен над произведением - я имею в виду интерпретацию. Должен ли исполнитель стремиться как можно полнее выразить мысль автора, или в первую очередь свою мысль?

- В этом вопросе я апологет учителя, который говорил: нужно держать не голову в партитуре, а партитуру в голове. Имеется в виду: быть предельно выразителем идей композитора. Предельно. Между прочим среди русских исполнителей лучшим выразителем идей композитора был Рихтер. В его репертуаре всегда были разные имена - и вы слышали разную музыку, в основном потому, что он идеально выражал то, что, как я говорю своим ученикам, «хотел сказать дядя». А как только ты дошел до предела в выражении того, что хотел сказать композитор, если ты имеешь свое лицо, если ты имеешь свою сущность - она обязательно выразится. Исполнение должно быть таким сочетанием, но основное в нем - преклонение перед композитором. Если ты перед ним не преклоняешься - ты играешь самого себя. А я не уверен, что любой из исполнителей интереснее, чем композитор. Уж во всяком случае, чем Рахманинов, Скрябин, Шнитке. Они гораздо гениальнее, чем все исполнители вместе взятые. Так давайте их сначала покажем, а потом уж себя. Поэтому я всегда возмущаюсь, когда говорят: «это гениальный исполнитель». Это конгениально - да. Но гениально - нет. Исполнитель не может быть гением, потому что он не создает - он воссоздает. А это совсем другое дело. Вы в любом случае будете играть через себя, свою душу, свое мироощущение. Есть, например, огромное количество потрясающих Бахов - Рихтера, Гульда, Соколова - все они совершенно разные и при этом предельно близкие самому Баху. Преломление Баха шло через личность, через ХХ век - огромная концентрация жизни, философии, переживаний - от этого никуда не денешься. И с другой стороны, если звучит только то, что написано в нотах, - этот исполнитель пустой, как моя жизнь, и ему сказать нечего, и он, в таком случае, не выражает и того, что сказал Бах.

- Еще одна особенность современного исполнительства состоит в том, что техничность становится как бы самодостаточной. Важно уже не то, что хочет сказать исполнитель, а как он это делает.

- Безусловно, с этим надо бороться. Потому что публика - опять я цитирую Генриха Нейгауза - публика дура, она ничего не понимает, но все чувствует. И она во второй раз на этого блестящего и трескучего не пойдет - ей скучно. Если уж ты вышел на сцену - ты должен что-то сказать. И все, что написано - написано во имя выражения эмоционального и душевного состояния. Все идет через эмоции, что бы там ни говорили.

- А насколько исполнитель должен руководствоваться вкусами публики?

- Ненасколько. Он должен исходить только из композитора, стиля, эпохи. Если он идет на поводу у публики - он очень быстро заканчивается. Вкусы-то у публики меняются. И мы должны их воспитывать, а не публика должна воспитывать нас. Публику не проведешь. То есть до тридцати лет еще можно морочить слушателя, а после - нет, тут все вылезает, ничего не скроешь. И очень немногие исполнители проходят этот рубеж.

- Александр Скрябин как-то раз презрительно высказался о пианисте: «он нюхает клавиши», имея в виду его некрасивую посадку. Для вас важна эстетика исполнителя или вполне достаточно эстетики исполнения?

- Гленн Гульд, фактически, сидел под роялем - ну и что? Вот старые мастера все сидели идеально. Безусловно, я за это. Но сам я этого не умею. Конечно, публика если уж идет на концерт - она идет смотреть на человека, который создает образы, не только слушать - это же не пластинка. Но Скрябин, я думаю, имел в виду музыканта, который кроме этих экспрессивных движений ничего не делает. Если бы он даже лежал лицом на клавишах, но создавал бы при этом невероятные образы, я не думаю, что даже Скрябин обратил бы внимание на его посадку. Если этот музыкант меня захватил - я просто слушаю, я с ним вместе. А если нет - то я смотрю: а, он шаркнул ногой, повел бровью, рот раскрыл - то есть я уже не слушаю музыку, раз визуальный ряд у меня превалирует над слуховым - этот исполнитель мне ничего не говорит.

- Что для вас неприемлемо в исполнителе и в исполнении?

- Неприемлема ложь. Она как отрава. Музыкант делает вид, что чувствует, сопереживает - и это слышно сразу. Пускай он лучше чего-то недодумывает, но остается искренним. Как-то на конкурсе Чайковского один исполнитель играл очень легкую, радостную музыку. На обсуждении кто-то из комиссии говорит: глубины нет, проникновенной философии. Где, говорю, вы пытаетесь найти проникновенную философию в этом произведении? Он такой исполнитель, несущий радость своей блестящей виртуозностью. И он не лезет туда, где ничего не понимает. А когда он попытался сыграть произведения, требующие философского подхода, - все, ничего у него не получилось, он не смог остаться честным.

- Кроме того что вы замечательный исполнитель, вы стали также, судя по вашим ученикам, замечательным педагогом.

- Я сам не ожидал, что так увлекусь преподаванием. У меня это получается. Еще мои педагоги говорили, что во мне есть это умение показать, рассказать, убедить, могу привести массу примеров, сам много читаю, люблю все видеть, все знать и поэтому могу приводить детям длинные ассоциативные ряды. А если и это не помогает, приходится тыкать их в книги, в музеи. У меня замечательные дети, все разные. Я очень в них заинтересован. Моя задача сейчас - оставив их лица, приумножить то, что они уже могут, дать то, чего у них еще нет.

- В разное время появлялись дети, удивительно музыкально одаренные, но потом многие из них куда-то пропадали. Может, просто не стоит тянуть детей на большую сцену, пока их души не окрепнут?

- Дело не в психике ребенка. К сожалению, это имеет отношение только к психике его родителей. Поэтому я всегда говорю, что должен быть талант - залог будущего развития ребенка - и не должно быть головокружения по этому поводу у родителей. Потому что именно оно и губит талантливого ребенка. Сам ребенок еще не может всего понять, поэтому: талантливый педагог и умные родители - вот залог успеха одаренного ребенка. Исполнитель - это личность, которая выходит на сцену (иначе зачем ему туда выходить), и становление этой личности идет с двух сторон - от педагога и от родителей. И вот вам вундеркинды - Кисин, Репин, и я был вундеркиндом. У меня умнейшая мама и замечательные педагоги.

- Вы говорили о том, что одна из ваших задач - воспитать в учениках качества бойца. Зачем?

- А для драки в жизни. Наша жизнь - сплошной конкурс. Например, на фестивале, который длится полтора месяца, приходится играть каждый день. Как это выдержать не будучи бойцом? Кроме того, что в оранжерее, в принципе, таланты не создаются, когда он выходит из оранжереи и попадает в бесконечный стресс и напряжение гастрольной практики - он гибнет. Даже на бытовом уровне: борьба с носильщиками, с билетами, с дорогой - когда ты выходишь на сцену, в зале никого не интересует, что ты прямо с самолета, который опоздал на сколько-то часов. Все ждут музыки, и ты должен сыграть так, как будто сидишь здесь уже неделю. Для этого всего нужно иметь качества бойца. Нужно бороться за себя с обстоятельствами.

- С какими же обстоятельствами приходилось сталкиваться Владимиру Крайневу в своей гастрольной практике? Из цикла «Музыканты смеются»: «Однажды Владимир Крайнев...»

-...ехал в Талды-Курган. Вместо того, чтобы сыграть 12 концертов за четыре дня в Караганде. Меня уговаривали - а я был очень честный, комсомолец (я так и остался честным, но не комсомольцем) - и поехал я в этот Талды-Курган. Ехал Бог знает сколько, приехал - картина Репина «Не ждали», узнал, где гостиница, прихожу - какой-то длинный барак, спрашиваю: а номера в этой «гостинице» есть? «Конечно, - отвечают. - Вас ждут. Вам номер-люкс». Отвели меня в люкс, открыли дверь, смотрю - восемь коек и рукомойник. «Не волнуйтесь, - говорят мне, - все эти койки ваши». А вообще, если вспоминать эти гастрольные поездки... Меня в 67-м году научил очень опытный гастролер Юрий Казаков - был такой знаменитый баянист: когда выходишь из подъезда собственного дома, принимай антиреагин, иначе не выдержишь. Прожить жизнь артиста-гастролера без антиреагина невозможно. С тех пор я так и делаю.

- Что бы вам хотелось вложить в учеников кроме умения принимать антиреагин?

- Преданность. Неугомонную преданность своему делу. И своим примером в том числе. Они бывают у меня на концерте, видят, как я отношусь к исполнению - никогда не отбываю время на сцене. Как говорил Артур Рубинштейн, в каждом исполнении надо пролить каплю свежей крови. Пока они еще юные, они хотят, они горят - вот это надо сохранить.

Я никогда не акцентирую внимание учеников на своих достижениях. Даже примеры всегда привожу «из великих» и никогда - «из себя». Но дистанция, безусловно, есть, хотя я с ними со всеми за панибрата. Они боятся - я даже не знал. Я не держу дистанции, но ее никто никогда не нарушал. Видно, есть во мне что-то, хотя я могу шутить - шутить над всем, включая меня самого. Пока я не жалуюсь... Ну а в случае чего - по башке и все. Очень просто!