ВИЛЕН КАЛЮТА: «МОЙ ЯЗЫК — ЭКРАН»

«Делай, что должно, и пусть будет как будет», — почти медитативно произнес Никита Михалков в камеру, получая в Лос-Анджелесе свой «Оскар» за лучший заграничный фильм «Утомленные солнцем».

С ним была его дочь Надя, сыгравшая главную роль в фильме, и не было оператора Вилена КАЛЮТЫ, без мастерства которого фильм не был бы зачислен в киношедевры...

В 1971 году фильм «Белая птица с черной отметиной» Ю.Ильенко (главный приз МКФ в Москве в 1972 году и премия МКФ в Сорренто в 1973 году) открыл нового оператора, который, прекрасно чувствуя режиссерский замысел и драматургическую задачу, сумел органично выразить их средствами подлинной киноживописи. Этим оператором был скромный и неразговорчивый 40-летний человек с лицом амура с дореволюционных открыток — Виля Калюта.

За 25 лет он снял 20 фильмов, среди которых такие известные, как «Полеты во сне и наяву», «Бирюк», «Поцелуй», «Смиренное кладбище», «Урга» и многие другие.

Вилен Александрович Калюта стал одним из ведущих операторов мирового кино.

Он почти не давал интервью, даже тогда, когда в 1984 году на ВКФ в Киеве получил специальный диплом за лучшую операторскую работу в фильме «Легенда о княгине Ольге» Ю.Ильенко.

Ну, а сейчас... «Оскар»! И все равно договориться с Вилей об интервью было совсем не просто. Но благими намерениями не всегда выстелена дорога в ад. Все-таки на операторской «кухне», куда так стремились, мы побывали.

— Виля, чем для тебя является кино вообще и конкретный фильм как таковой?

— Кино — это как бы сотворение чувств... любви, ненависти, страха, радости, разочарования, обиды... Но создает эти чувства... свет, цвет, звук. А фильм? Наверное, ребус! Такой, знаете, из отдельных картинок: сначала снимаешь небольшой кусок отсюда, потом оттуда, но в голове их надо держать по-другому.

— Для чего ты двигаешь камеру на площадке?

— Ну как мы делаем в жизни, если хотим понять что-то или кого-то? Рассматриваем лицо. Вот и камера моя, приближаясь, улавливает то, что с расстояния не уловить. Но лучше, если актер будет двигаться на камеру, а не камера на актера. А свет и цвет — это мои инструменты. Только с их помощью я могу выжать слезы, смех, сострадание у людей.

— Но, говорят, уровень оператора определяется тем, как он «пишет светом», т.е. как он «светит».

— Возможно. Для меня важно уловить блеск глаз. И «свечу» я, чтобы выявить особую форму взгляда, фактуру глаз. И еще: в кадре ничего не должно раздражать зрителя. За это «ответственный» тоже свет. Поэтому освещение я приближаю к естественному свету, оправданному, конечно, с художественной точки зрения. В «Двух гусарах» Криштофовича — помните, обед при свечах в доме отставного генерала? Я держал колеблющийся желтоватый тон. Стол и персонажи мы светили ярким светом, а в большей части декорации был полумрак. Это давало возможность зрителю следить за лицами и предчувствовать, что вот-вот что-то произойдет. В других сценах я не применял прямой направленный свет, а пользовался итальянским «оконным» светом — неярким, рассеянным, мягким. Нужна была атмосфера загадочности...

— Виля, объясни ты нам просто: зачем такая сложная работа со светом?

— Для цвета! На зрителя в основном влияет цвет. Хотя он воспринимается оптически, но переживается психически. Этим для меня интересен цвет. Люблю в одном фильме использовать цветную и черно-белую пленки. «Бирюка» и «Поцелуй» Р.Балаяна я старался снять под живописные полотна голландцев — с более выраженным рисунком главного и размытым, глухим вторым планом. Я вообще предпочитаю мягкие, приглушенные тона, как в «Утомленных солнцем». Они действуют на чувства, а не на органы чувств. Хотя, может быть, темные тональности и красный цвет создали бы атмосферу более угадываемой, что ли, тревоги. Но я не люблю слишком много красок на экране...

— Для тебя имеет значение — снимать звезду или неизвестного актера?

— Конечно! Для каждого персонажа должен быть свой, индивидуальный стиль освещения. Актеров-звезд лучше снимать при фронтальном свете. Надо, чтобы ничего не отвлекало от них внимания.

— Что сложнее снимать: портрет или натуру? И что ближе твоему сердцу?

— Не знаю... Портрет? Но там сложно снять, например, глаза с блеском, чтобы они не получились неестественно прищуренными от мощных дуговых прожекторов. Здесь уравнение с четырьмя неизвестными: свет, цвет, объектив и как будет двигаться камера. Решишь это уравнение — будут лица выразительными.

Любой фильм для меня — это фильм о лицах...

— В фильме «Утомленные солнцем» тебе удалась потрясающая коллекция лиц... Как ты достигаешь того, что они все такие разные? Потом одинаковые и потом — опять разные.

— Есть тут свои законы. В «Утомленных солнцем» портрет самого Никиты долго остается одинаковым, т.е. не меняется. Человек ведь осознает ужас происходящего только через какое-то время... Поэтому мгновенного изменения быть не может. Это закон.

Но иногда меня вела интуиция, и я не задумывался, где установить свет. Я настолько ощущал свое родство, какое-то духовное родство с фильмом, что...

— Можно сказать, что эту картину ты снял в романтическом стиле? У тебя и дым, и дождь, и пыльца в воздухе, и зной. А это бабье лето в деревне, этот цветущий луг, этот фантастический дачный пейзаж — все это как из волшебной сказки, какие-то необыкновенные золотистые тона.

— Зной? Минус шесть было на термометре, когда мы снимали этот зной. Усилия все уходили на то, чтобы не был виден пар изо рта Олега Меньшикова. Все были синие и дрожали от холода.

— С режиссерами бывают у тебя конфликты? И вообще, что для тебя режиссер?

— Конфликтов не бывает. Я для себя изначально решил: да, я «продаю» свое умение режиссеру. Ну и что? Но я решил для себя и то, что должен уметь ежесекундно отстаивать свою профессиональную индивидуальность. С Юрием Ильенко я начал работать (вторым оператором) на «Прощайте, голуби». Потом «Вечер на Ивана Купала». Он любит творческий конфликт. Но умеет предоставить тебе возможность защищать свою точку зрения. Роман Балаян — другой. В «Полетах во сне и наяву», например, он поставил задачу: сдержанность, скромность, простота изображения. И я ее выполнил. Чего конфликтовать? У Михалкова — культ актера на съемочной площадке. Я и сосредотачивался на актере. Никита любит «тактичную камеру» — чтобы она была незаметна, бесшумна, она не должна подавлять интерьер и актера. Слава Богу, я не работал с теми режиссерами, которым нравятся спринтерские забеги оператора с камерой в руках... И с теми, для кого «новый стиль» — превыше всего.

— Как должен работать идеальный оператор?

— Существует некий стереотип: плохой оператор, если он быстро работает. Якобы страдает качество. Если он много помогает режиссеру, его будут считать «внештатным режиссером». А это чревато... Надо быть дипломатом, давать всем работникам съемочной группы возможность сотрудничать с тобой. Если возник спор с режиссером — уступить.

— Виля, ну вот — «Оскар»... Вершина. А что за ней? Планы, начинания, мечты, наконец.

— Мечтать, конечно, можно... Но есть работа, которую надо делать, которой надо жить!.. Мы с Никитой разрабатываем сейчас проект постановки фильма о Дмитрии Донском. Это будет новая страница в его творчестве, и в моем тоже. Это, если хотите, моя мечта. Костюмы, конница, вооружение XIV века, орда — гигантский объем работ!

— Поэтому тебя в Киеве не застать?

— И не только поэтому. По заказу французского телевидения мы сделали небольшой фильм «Россия в год 50-летия Великой Победы». Так что, видите, не получается даже обжить новую квартиру. Вот привез с собой сценарий — Марчелло Мастрояни написал о своем отце и предложил нам снять фильм.

— Виля, что ты еще так любишь, как свою работу?

— Все, что ей способствует. Я часто ловлю себя на мысли: вот это надо так снять, а это — так, здесь нужен такой объектив и такой свет, а там — можно без света. Жизнь с ее рассветами, закатами, морями, лугами, дорогами, лесами входит в меня как бы через кино. То кино, которое у меня в голове. Внутри меня камера не выключается никогда. Вот и получается: все, что я люблю, она фиксирует. А люблю я жизнь. Со всеми ее оттенками.

— Виля, почему ты не снимал «Первую любовь» Р.Балаяна? Уж не кончилась ли твоя (пусть не первая!) любовь?

— Р.Балаян — моя постоянная любовь. Так же, как и Никита Михалков. Мы одной группы крови. Я просто делаю то, что мне положено.