Ваше время истекло. «Золушка», после бала

Чуда захотелось под Новый год — «обыкновенного»?.. Или какого иного — доморощенного? Так ищи не ищи его, уж все чудеса копперфилдами разоблачены. Или иными кудесниками скомпрометированы. Вот и скучно (порою). Неоткуда чудес-то ожидать. Карета стала тыквой, туфли — калошами. Розы не выросли сами. Ножка так и не стала миниатюрной, а сердца — ни большими, ни добрыми… Посему за чудом — по старому адресу! В уходящем году исполнилось 60 лет самому волшебному фильму нашего детства — «Золушке» Надежды Кошеверовой, Михаила Шапиро и Евгения Шварца.

Уж как не вытирают ноги о советский кинематограф, как не вешают на него всех собак идеологических… Политзаказы снимали. Под сталинские дудки плясали. Все так… И не так. И не повредило бы даже сегодня, во время «цифры» и гипербюджетов, кое-кому из активно творящих обратить взоры к старинным киноремеслам — к методу «чудотворчества». То есть хотя бы вспомнить о той непостижимой их способности в нищете, а порою и под «дулом» создавать подлинное, а не мнимое киноволшебство.

Та же «Золушка». 1947 год. Страшное время. Бесконечные «разборы полетов». Охота на космополитов (а в титрах, представьте, прекрасные «славянские» фамилии — Шварц и Шапиро). Над «Ленинградом» уже закат «Звезды» вручную — собственноручно Жданов старается.

…А на «Ленфильме» в разгромленных павильонах некие безумцы «чудесами» страдают. Партия, понимаешь, требует иных сказок — про кавалера Золотой Звезды и усатого горца. А эти, одержимые, из клочьев, из тряпок, из ошметков полинявших тканей (все равно фильм черно-белый) шьют якобы дорогие бальные наряды. Еще таскают из квартир и музеев изысканные кресла... Опустошают реквизиторские закрома в поисках эффектных кружев и париков… Фаина Георгиевна Раневская, одубев от холода, сидит злая и неприступная: «Роль не получается!» Это у нее-то… Тогда-то. (Зато сегодня у всех все «получается».)

На бал к этой «Золушке» все главные лица «проекта» приближаются в разных каретах...

Вот режиссер Кошеверова на горизонте. По сути, мать-вдохновительница легендарной картины. До этого у нее за душой не было ни одной приличной ленты. И после, кстати, не будет. Снимет в начале 60-х несостоявшийся хит «Осторожно, бабушка!» с той же Раневской. Так Фаина Георгиевна станет изничтожать ее всеми переливами своего неповторимого фольклора: «Гонорар растратила, а позор остался!» Еще в 1940 году выходит киночепуха Кошеверовой под названием «Аринка» — это о семье советских железнодорожников. А за год до Победы — в
1944-м — она же экранизирует оперу «Черевички». Но именно в это время она встретится с Евгением Шапиро, который тонко чувствовал литературный материал и все музыкальные направления. В работе над «Золушкой» этой паре помогал Николай Акимов, которого тогда гноила власть. Многие, кстати, склонны видеть удачу «Золушки» как заслугу исключительно Акимова. Но…

А вот и Евгений Шварц приближается. Великий сказочник советской эпохи, так и не уверовавший в то, что «чудо» может быть «обыкновенным», а «дракона» так-то просто «убить» (ведь все равно его руководящее место займет очередной «рыцарь» с драконовскими наклонностями…) Свою «Золушку» Шварц написал в первый послевоенный год. Возможно, как душевную компенсацию бедным детям за их опаленные годы. За время испытаний, когда желтоклювики не о сказочных балах грезили, а о том, чтобы просто выжить от голода-холода в блокадном Ленинграде или под бомбежками.

Шварц — сказочник-пророк. Во всех его историях всегда есть горькая мораль и грустное знание о людях и об их же «тенях». Он, кстати, всегда был придирчив к режиссерам — интерпретаторам своих сюжетов. Постоянно присутствовал на съемках. Запрещал проявлять вольности по отношению к авторскому тексту. Лишь одной даме было позволено лексическое излишество — Раневской (мачехе). Потому что у нее — что ни реприза, то сразу удар между глаз!

Фаина Георгиевна не в карете, а в поезде еще с 1943-го добирается на этот же бал из среднеазиатских мест эвакуации… Там таскала дрова, согревая околевшую Ахматову. Там раздаривала гонорары нищим коллегам. Там же снималась изредка (хотя тогда же потеряла желанную роль Ефросинии Старицкой в «Иване Грозном» Сергея Эйзенштейна).

Почти одновременно с «Золушкой» Раневская снимается и в «Весне» у Григория Александрова. Играет «Льва Маргаритовича» — еще один образ, реплики которого народ цитировал круглосуточно («И это ничтожество я почти любила!»).

Эти же «весенние» съемки (вместе с Орловой и Пляттом) помогают ей чудом оказаться в Праге, где встречает своих давно потерявшихся родственников — «из семьи бедного нефтепромышленника…»

Поэтому уже на золушкином балу Раневская во всеоружии импортного блеска! Она эффектна. Она ядовита на язык (впрочем, как всегда).

Ради мачехи актриса сильно худеет. А со своим лицом делает нечто невероятное. Крупный нос подтягивает с помощью кусочков газовой ткани и лака. За щеки толкает ватные тампоны. Даже И.В.Сталин на одной кремлевской «сходке» ее похвалит впоследствии: вот, дескать, артиста Михаила Жарова я во всех фильмах узнаю, а Раневская — эта всегда неузнаваема!

…После такой «рэцензии» Фаина Георгиевна в полной прострации бредет ночью к консьержу, просит у него «пол-литры» — и напивается. То ли с горя, то ли на радостях?

А ведь еще она придумывает своей мачехе-мегере особую пластику — то величественная, то суетная. Подлинная хозяйка бутафорского королевства, у которой «такие связи», что любой король-дурак позавидует. Почти все репризности Раневской из «Золушки» — действительно бессмертны. «А еще корону надел!» (и сейчас режет слух). «Жалко, королевство маловато, разгуляться мне негде! Ничего, я поссорюсь с соседями…» (актуально опять). «Какое сказочное свинство!» (это уже — foreve).

На съемках «Золушки» Раневская, кажется, влюбилась… В актера Василия Меркурьева. Он играл ее кроткого мужа-лесничего. Дальше милого общения дело не пошло. И поэтому всю свою злость и нерастраченную нежность она и вылила на него в этой роли: «Где ты, ядовитый змей? Изверг, а изверг?..»

А вот и Золушка трясется в своей разбитой «кибитке». Труден и тревожен этот путь к прекрасному балу. Янина Жеймо пока проехала свои злые версты, едва с ума не сошла. В прямом смысле…

До «Золушки» она была замужем за известным режиссером Иосифом Хейфицем. Началась война, и режиссер вместе со своей съемочной группой отбыл в Среднюю Азию.

Жеймо же военными дорогами добиралась к нему до Алма-Аты целых два месяца! Этот эшелон бомбили, неделями он стоял в тупике. В Алма-Ату уж долетела весть, будто актриса погибла во время очередной бомбежки. И Хейфиц, недолго страдая, женился на другой, помоложе Янины. Вдруг Жеймо является — как в сказке, но еле живая. И не на бал, а едва ль не на свадьбу к своему же супругу...

От этого шока и от предательства Хейфица у нее попросту мутнеет сознание. А ведь еще был и недавний ад блокады, и постоянное недоедание. У будущей Золушки развивается депрессия. Она напрочь теряет память. Даже буквы алфавита не может назвать. Видимо, только чудо возвращает ее к жизни. Потому что впереди ее ожидает то самое «необыкновенное чудо» — королевский бал, буквально через несколько лет…

Незнакомый доктор подсунул ей тогда в эвакуации пузырек с загадочным лекарством. И велел принимать микстуру ежеутренне. Через месяц актриса уже вспоминает некоторые буквы. Потом составляет из слогов отдельные слова. «Доктор, что за лекарство?» — «Глупенькая, это же просто вода из-под крана… Главное — самовнушение!».

Видимо, само небо тогда спасло от гибели актрису Жеймо. И даже подарило ей «принца» — скромных способностей польского режиссера по имени Жанно. За него она вскоре вышла замуж. И на «Ленфильм» вернулась в добром здравии, готовясь к главной роли всей своей судьбы.

Жеймо — 37. Золушке — 17. Съемочная группа ропщет: «Кошеверова сошла с ума! Надо и вовсе было на эту роль старуху пригласить»

Уже началась работа. А неугомонные студийцы «сватают» на Золушку некую 16-летнюю балерину. В итоге уже руководство студии охладило пыл внутренней борьбы коллектива: будет Жеймо, она хорошая актриса!

Актриса она действительно хорошая. До войны у нее были замечательные полудетские-полувзрослые роли в «Подругах», в «Горячих денечках». Сама Жеймо — из знаменитой цирковой династии. А если бы небесный режиссер однажды решил похулиганить, то в великой «Дороге» Федерико Феллини (это 1954 год) Янина могла бы запросто заменить Джульетту Мазину… Они очень похожи внешне. От обеих исходит что-то светлое, щемящее, незащищенное, надломленное, детское... Старинный критик М.Блейман однажды взялся сравнивать Жеймо и Мэри Пикфорд (голливудская звезда немого кино часто играла девочек-золушек). И дошел до очевидного открытия: американка воспроизводила лишь внешний контур детского поведения, а Жеймо — в своей роли жила… «Жеймо не играет ребенка, да ее Золушка и не ребенок. Но актриса играет с истинно детской непосредственностью, с детской логикой правды сказки. И поэтому ее земной, нигде не изменяющий реализму образ не контрастирует, а сливается со сказочными обстоятельствами…» (конец цитаты).

В том-то и дело, что «не сливается!» Она парит в этом фильме особым эльфом (не разрушая при этом волшебной среды). В ее Золушке — замарашке и красавице — спрятано и много-много других, скрытых от наших глаз, сюжетов… Все не расскажешь. Да и не стоит. Пусть останется тайна.

Говорят, самый большой проблемой на съемках этой картины в 1946-м был даже не холод-голод, а исключительно поиски хрустальных башмачков. У Жеймо — «минималистский» размер обуви. И группа «вышла из бюджета», заказывая спецобувь эксклюзивно для Янины Болеславовны. Туфельки пошили — да какие. До сих пор сверкают перед глазами…

***

Виталий Вульф назвал этот фильм «абсолютным шедевром, очень редким в искусстве кино». И, казалось бы, даже бессмысленно искать «рецепт» его вечной молодости. Разве хорошие сказки стареют? Они лишь «взрослеют». Вместе с нами, понятное дело. Когда нога уже не влазит в прежнюю «туфельку». Когда «крысы» везут твою «карету» совсем в ином направлении — уж точно не на «бал», а обратно с оного.

Уж давненько новый отряд лихих «золушек» ищет счастье не в волшебной стране, а исключительно в постели — с миллиардером желательно. И об этом все последующие вариации историй о золушках — «Красотка», «Принцесса на бобах», «Госпожа горничная» и т.д. и т.п. Но когда лишь вспомнишь, да за что ж той самой шварцевской героине счастье-то такое в свое время привалило, сразу и растеряешься от осознанности ответа. Да за то в первую очередь, что труд любила! Мораль-то очевидна… Сказочное счастье — как «нагорода за працю» «Грядки выполют зайцы, фасоль разберут мыши, кофе намелют кошки…» — лишь раз и воспользовалась посторонней подмогой. А так-то — все сама: «Прячу я печаль свою, я не плачу, а пою». Работала, любила, дружила, ждала — и дождалась таки.

И еще… Как заметил тот самый капризный Король, «связи связями, но надо же в конце концов и совесть иметь…» Совесть, Труд, Дружба, Чудо — совсем уж «дикие» и редкие вкрапления теперешнего лексикона. Лишь в «Гарри Поттере» и вспоминают об этом. (Да и то не в каждом томе.) Ну да чего там ныть: «Ваше время истекло! Ваше время истекло! Кончайте разговор! Кончайте разговор…»

«Крылатости»

· «Добрые люди, где же вы?! Добрые, а, добрые люди!» (Золушка)

· «Если вы не любите меня, я совершу множество подвигов и понравлюсь вам наконец!» (Принц)

· «Зачем мне смотреть на ножку, когда я и по лицу вижу, что это не она!» (Король)

· «Иди попрощайся с отцом, я выживу его из его собственного дома!» (Мачеха)

· «Как нехорошо обманывать старших!» (Король)

· «Крошки мои, за мной!» (Мачеха)

· «Марьяна, не реви! Король — вдовец, я и тебя пристрою» (Мачеха)

· «Не надо ссориться! Чтобы прекратить всякие споры, этот цветок я беру себе!» (Мачеха)

· «Старые друзья, конечно, штука хорошая, но, к сожалению, их знаешь уже наизусть» (Король)

· «Трусы! Лжецы! Льстецы! Ухожу! Ухожу немедленно в монастырь!..» (Король)

· «У вас нет других размеров?» (Мачеха)

· «Ужасно вредно не ездить на балы, когда ты этого заслуживаешь» (Фея)

· «Я не волшебник, я только учусь, но дружба помогает нам делать настоящие чудеса!» (мальчик-Паж)