В украинском обществе понемногу утихает не всегда здоровое оживление вокруг «демифологизации» фигуры Тараса Шевченко. Несмотря на то, что культурную среду время от времени лихорадит от посягательств на «наше все» (алаверды российскому утверждению относительно Пушкина), сакральность этой фигуры в украинской культуре пошатнуть не удается. В действительности продолжается нормальный процесс «разгула» демократии, характеризующийся выходом в информационное пространство как новаторских исследований, так и грязной пены. Но ни эпатажные затеи псевдоисследователей, которых большая часть общества благополучно не замечает, а ревностные защитники национальной святыни бьют (в прямом и переносном смысле слова), ни глубокомысленные исследования тех, кто озабочен истиной, а не одержим славой Нерона, не меняют отношения рядовых украинцев к Шевченко: наше знакомство с творчеством гения исчерпывается прочтением школьной программы, а в сельских хатах он висит в рушниках рядом с образами...
Дело государственного значения
Украинское общество консервативно, в этом есть свои недостатки и свои преимущества. Этим философским выводом можно было бы ограничиться, если бы не одно «но»: знание украинцами своего гения и пророка не становится более глубоким, мы не стали понимать его лучше, а среднестатистическое восприятие Шевченко как революционера-демократа и неутомимого, хмурого борца за судьбу народа в традиционной смушковой шапке практически за последние 15 лет не изменилось.
Очевидно одно: нам нужен живой, обновленный, если хотите, осовремененный Шевченко. Нам нужен тот, кем Шевченко и был — творцом такого масштаба, что далеко не каждой нации выпадает счастье иметь такового — сомневающимся, непостоянным, часто парадоксальным, блестяще образованным и феноменально эрудированным. Человеком с чрезвычайно сложной судьбой, которая для нас символизирует саму Украину.
Но как же Шевченко «оживить»? Как заставить украинцев его читать, понимать, пытаться постичь? Ответом на этот вопрос могли бы быть пространные размышления в духе: необходимо всестороннее обсуждение жизни и творчества Шевченко в обществе, которое базировалось бы на новых научно обоснованных академических исследованиях, показывавших нам не советскую модель Шевченко, а человека колоссального масштаба и колоссального, разностороннего дарования. Нужны сотни программ на радио, телевидении, статьи в прессе, дискуссии и круглые столы, литературные чтения. Необходимы обновленные школьные программы и экскурсии в современные музеи с интересными экспозициями, которые проводили бы люди, влюбленные в свое дело. Но для того, чтобы это в принципе стало возможным, должна быть живой, активной и современной академическая наука, ведь в основе каждой интерпретации должен лежать факт, оригинал, рукопись.
Казалось бы, речь идет об очевидных вещах. И лучше всего их должны видеть те, кому эта рубашка ближе всего к телу, — шевченковеды — литераторы, искусствоведы, историки. Они должны собраться и сделать что-то большое и важное.
Следует заметить, что собрание это априори весьма не многочисленно: если в России количество ученых-пушкинистов приближается к тремстам, то у нас число тех, кто изучает творчество Шевченко, примерно в десять раз (!) меньше. И преобладающая часть этого собрания — ученые-текстологи. Чтобы перечислить тех, кто сегодня серьезно изучает наследие Шевченко в области изобразительного искусства, хватит пальцев одной руки. А это серьезно влияет, если не на глубину научных исследований, то на масштаб научного контекста.
Но все же эти три десятка научных сотрудников собрались, чтобы подготовить академическое издание творческого наследия Шевченко в 12-ти томах. Собственно, они собирались еще в 1989 году. Благодаря усилиям коллектива отдела шевченковедения Института литературы были подготовлены и изданы первые три тома литературного наследия Шевченко. На большее не хватило средств. В 2000 году к этой идее вернулись. Поскольку комментарий к изданию требовал обновления, да и полиграфический уровень изданных томов не соответствовал уровню академического издания, было решено издать 12-томник заново.
Вопреки национальной традиции, великий замысел на этот раз не был похоронен в зародыше — под него удалось раздобыть государственное финансирование, предоставлявшееся в рамках государственной программы. 1 августа 2000 года появился соответствующий указ президента.
Основу редколлегии академического издания, возглавляемого академиком Николаем Жулинским, составляли научные сотрудники Института литературы. Поскольку в издании равное внимание уделяется литературному и художественному наследию Шевченко (первые шесть томов — литературное наследие: поэзия, проза, дневники; следующие пять — художественные произведения, последний, 12-й, том — справочный), то к работе были подключены Национальный музей Тараса Шевченко и Институт искусствоведения, фольклористики и этнологии им. М.Рыльского НАН Украины. И спешить надо было не в последнюю очередь по объективным причинам: возраст авторитетнейших представителей школы художественного шевченковедения уже более чем почтенный. Еще лет десять, и готовить к изданию Шевченковское художественное наследие будет просто некому...
«Не минайте ані титли, ніже тої коми…»
Работа проделана колоссальная: уровень изданных первых шести томов, репрезентующих литературное наследие Шевченко, действительно академический. Тексты представлены по авторитетнейшим источникам, преимущественно автографами, авторскими копиями или прижизненными публикациями. В полном объеме и без сокращений опубликованы даже дарственные надписи на книгах и фольклорные записи Шевченко. Это академическое издание может стать основой для всех последующих изданий и шевченковедческих исследований. Так считает Сергей Анастасиевич Гальченко, известный в Украине текстолог и исследователь украинской литературы, приложивший немало усилий для возрождения академического издания.
С июня 2000 года и по апрель 2005-го Сергей Гальченко возглавлял Национальный музей Тараса Шевченко. То, что музей был привлечен к работе над академическим изданием, не в последнюю очередь обусловлено желанием реализовать давно назревшую потребность объединить Институт литературы им. Т.Г.Шевченко и Национальный музей Тараса Шевченко, которые с 1926 года составляли единое целое — Институт Тараса Шевченко. Со временем два отдела института — рукописный и мемориальный — разъединили: отдел рукописей стал базой для Института литературы, а мемориальный — Музея Тараса Шевченко.
Планы у Сергея Гальченко были масштабные: хотелось переделать старую и «побронзовевшую» экспозицию, сделать ее динамичной и современной, уравновесить литературную и художественную составляющие музея, представить залы, которые бы экспонировали исключительно художественные произведения Тараса Шевченко. Поскольку графика и акварели могут экспонироваться в течение пяти лет лишь один месяц, то планировалось ежемесячно частично обновлять экспозицию, чтобы показать оригиналы всех произведений Тараса Шевченко, хранившиеся в запасниках. Был издан в факсимильном варианте альбом 1845 года, в дальнейшем планировалось издать все художественные альбомы Шевченко. Также Музей Шевченко должен был стать настоящим культурным центром с презентациями, музыкальными и литературными вечерами, приглашением политической и культурной элиты государства, представителей дипломатических представительств — собственно, тем, чем и должен быть в цивилизованном государстве музей человека, имя которого в мире — синоним Украины. Кстати, именно благодаря усилиям С.Гальченко музей получил статус национального, а также статус научного учреждения, которым он по сути лишь должен был стать в будущем.
В государственном бюджете нашлись средства на ремонт музея, который и начали. Но новаторским замыслам осуществиться не удалось: внутри музея начались междоусобицы, и Сергей Гальченко вынужден был оставить пост директора музея. К этой истории мы еще со временем вернемся.
То, что в проекте академического издания касалось литературного наследия, сделали оперативно и качественно: в течение 2000—2003 годов было издано шесть первых томов. Сергей Гальченко: «Для того, чтобы иметь право называться шевченковедом и готовить переиздание наследия Шевченко, нужно исследовать оригиналы его произведений не год, не пять и не десять лет. Иногда существенные уточнения текстов делаются после того, как текстологи готовят по два-три переиздания «Кобзаря»! В украинской литературе до сегодняшнего дня не было академического издания ни одного писателя, таковым нельзя считать и шеститомное полное собрание сочинений Шевченко 1963—1964 годов. С того времени шевченковедение пошло далеко вперед.
Школа текстологического шевченковедения берет свое начало еще с дореволюционных времен. Несмотря на цензуру и репрессии в течение ХХ века, сохранились шевченковедческие исследования, что дало возможность этой школе не прерываться. Чем больше погружаешься в поэтический мир Шевченко, тем яснее понимаешь, что это бездонный колодец: постоянно находятся новые оригиналы, приходит новое прочтение текстов. У Шевченко каждая буква, не говоря о слове, может изменить смысл предложения и даже мысль поэта. Например, у него есть стихотворение: «Ми в осени таки похожі Хоч крапельку на образ Божий…» Именно так — «в» как предлог, с твердым знаком (то есть «в кого»). Но встречаем даже в полном собрании сочинений: «Ми восени таки похожі хоч крапельку на образ Божий», что искажает мысль Шевченко, ведь речь идет не о том, что ежегодно осенью (то есть «когда») мы становимся похожи на образ Божий, а про осень человеческой жизни...
Иногда ошибки, вышедшие из-под пера какого-то не слишком добросовестного текстолога, кочуют из издания в издание сотни раз, искажая авторскую мысль. Нынешнее же издание мы можем считать полным, оно включает все варианты и разночтения».
За деревьями не видно леса
Когда вышел указ президента, возобновилась работа группы сотрудников Музея Шевченко над частью многотомного издания, касающейся художественного наследия. И когда очередь дошла до составления 7-го тома (и первого, представляющего художественное наследие Шевченко), между науковедами-академистами и представителями Музея Шевченко начались трения. Дискуссии по поводу авторства текстов и комментариев наиболее проблемных произведений были столь остры, что, по словам очевидцев, доходило просто до оскорблений.
Сначала спор возник вокруг того, какой принцип подачи материала применять: хронологический или жанрово-хронологический. Мы не будем выяснять, какой принцип использовать целесообразнее. Тем более, что этой теме было посвящено не одно заседание редколлегии. Заметим только: академическим считается именно хронологический принцип, который, кстати, и был задекларирован еще в первом томе, что должно было бы автоматически перечеркнуть всевозможные обсуждения этой темы.
Структура тома по решению редколлегии разрабатывалась по принципу хронологии. Но на этом расхождения во взглядах музейных работников и основной части редколлегии не были исчерпаны. Более того, когда дело дошло до составления «художественных» томов, они усилились. Когда же, вопреки требованиям представителей музея оставить сделанные ими комментарии без изменений и учесть их предложения относительно организации 7-го тома, все-таки вышел сигнальный экземпляр, ситуация перешла в стадию открытого противостояния. Не стало аргументом для примирения и то, что решение спорных вопросов было принято не волюнтаристскими методами, как утверждают в музее, а путем голосования редколлегии, которая является единственным органом, уполномоченным принимать такие решения.
Что стало предметом расхождений во взглядах? Дело, в частности, было в том, что первым в 7-м томе стал рисунок Шевченко «Жіноча голівка». По мнению ряда научных сотрудников Музея Шевченко, и прежде всего старшего научного сотрудника Владимира Яцюка, том должен был бы открывать рисунок «Портрет батька» с надписью «Се мій батько», но авторство Шевченко пока что вызывает сомнение. В.Яцюк также настаивает на авторстве Шевченко в более чем десятке работ, которые из-за недоказанности авторства ученые-академисты относят к разделу «Дубіа» («Сумнівні»).
Еще одним предметом расхождения во взглядах стала акварель, известная под названием «Циганка-ворожка». На этот раз речь идет о разной трактовке названия произведения. В.Яцюк настаивает на названии «Ворожіння», его мнение поддерживает руководство музея. Другие искусствоведы — член редколлегии Ирина Вериковская и Валентина Судак из Музея Шевченко отстаивают название, близкое к тому, под которым работа была представлена Шевченко в Петербургской академии искусств, — «Цыганка, гадающая по руке малороссиянке».
Мы обратились за разъяснением к Владимиру Яцюку — исследователю художественного творчества Шевченко и идеологу высказанных от имени музея замечаний по составлению 7-го тома. Он убежден, что 7-й том «испохабили»: «Мы три года занимались этой работой, в результате все было перечеркнуто. Том был составлен, все обсудили, комментарии были утверждены в печать редакционной коллегией. Потом шесть работ Шевченко из него были просто изъяты — из основного корпуса в раздел «Приписуване». Фактически в комментариях отсутствует какое-либо толкование содержания произведений, а есть только чистая атрибуция: где, когда написано произведение. В комментариях аппарат ссылок ограничивается трудами, опубликованными еще в 50—60-е годы. Более поздние научные изыскания, посвященные исследованию отдельных произведений, не упоминаются, словно их и не было. Иначе как научным бандитизмом я не могу это назвать. Если я и буду об этом писать в прессе, то лишь для того, чтобы в следующих томах такие «ляпы» не повторялись, поскольку они не достойны не только любого научного издания, но и памяти Шевченко.
Проблема в том, что в Институте искусствоведения, фольклористики и этнологии Академии наук сегодня практически нет искусствоведов, специализирующихся на исследовании творчества Шевченко. И по моему мнению, людям, готовившим полное собрание сочинений 1963—1964 годов, сегодня трудно отказаться от определенных стереотипов в восприятии Шевченко».
Владимира Яцюка поддерживает Наталия Клименко, нынешний директор Музея Шевченко. Она убеждена, что мнение специалистов музея, работающих над составлением 7-го тома, было просто грубо проигнорировано.
В письме на имя председателя редколлегии Николая Жулинского, подписанном директором Музея Шевченко Н.Клименко и заместителем директора по научной работе Т.Чуйко, в частности, сказано: если, несмотря на изложенные замечания, издание 7-го тома в настоящем виде не будет приостановлено, то «научные сотрудники музея оставляют за собой право обсудить вопрос о прекращении работы над следующими томами, будут требовать возвращения текстов уже написанных комментариев и будут инициировать альтернативное издание художественного наследия Шевченко».
Сергей Гальченко, который во времена своего директорства в Музее Шевченко прислушивался к аргументам коллег-музейщиков, в ходе обсуждения спорных вопросов с учеными-академистами пришел к убеждению, что академическое издание — не место для научных баталий: «Я не могу объяснить этот конфликт иначе, как амбициями некоторых работников музея там, где нужен глубокий научный подход. Дело в том, что комментарии, сделанные сотрудниками музея, в окончательном варианте готовили академические науковеды-искусствоведы. И это нормально, ибо из 45 работников музея нет ни одного профессионального искусствоведа, ни одного человека с научной степенью. Академисты были против однозначных трактовок и безапелляционных утверждений в комментариях и подали в каждом из них все существующие на сегодняшний день взгляды у шевченковедов, а также ссылку на все научные исследования, существующие по поводу той или иной работы. Оппоненты же настаивали на своих версиях комментариев и собственном, единственно правильном, по их мнению, взгляде.
В науке не может быть тупиковых ситуаций, всегда возможен консенсус. Могут быть в чем-то различные взгляды, но есть научная истина, и она одна. Академическое издание — не место для высказывания гипотез и собственной интерпретации».
Может возникнуть вполне естественный вопрос: зачем так детально рассказывать о сугубо рабочих моментах, которые должны быть предметом научной дискуссии, пусть даже для этого придется созывать не одну научную конференцию и написать не одну статью для научного сборника? Именно для того, чтобы понять: что-то очень нездоровое происходит в современном художественном шевченковедении, если такие сугубо научные споры выносятся на уровень работы над академическим собранием сочинений Шевченко.
По состоянию на сегодняшний день подготовка этого издания не остановлена, работа продолжается, но серьезная угроза если не срыва, то задержки существует: уже есть основания сомневаться, что руководство музея позволит своевременно и без бюрократической волокиты произвести фотографирование шевченковских оригиналов для следующих томов. Впереди еще издание четырех томов, а конфликт далек от улаживания.
Почему так категорически звучат требования со стороны Музея Шевченко? Если, по утверждению научных сотрудников, консенсус в академической науке всегда возможен, то почему к нему не приходят, провоцируя открытый конфликт между людьми, делающими большое и, без преувеличения, государственного масштаба, дело? Если авторство произведения все еще вызывает сомнение и результаты двух проведенных экспертиз диаметрально противоположны, то что означает требование воспринимать какое-то одно мнение как единственно правильное?
Известный, и не только в Украине, искусствовед и многолетний исследователь творчества Шевченко Дмитрий Горбачев не видит в научных спорах оснований для радикализма: «Считаю, что хронологический принцип подачи материала — это правильный подход, он дает представление о развитии Шевченко как художника. Но, по-моему, было бы уместно сделать в комментариях какие-то акценты на работах, определяющих Шевченко как художника мирового уровня. Думаю, наши исследователи еще вообще не готовы серьезно говорить о мировом уровне Шевченко-художника. А то, в каком разделе будут опубликованы те или иные работы, не принципиально: если сегодня еще есть сомнения, то не стоит эти вопросы заострять. Главное, чтобы эти работы были опубликованы. Абсолютно все. Окончательная истина — это Господь Бог, а человек не может быть ее носителем. Родятся новые шевченковеды и на базе этого 12-томника будут проводить свои исследования. Некоторые из работ, авторство которых еще до недавнего времени считалось сомнительным, безусловно принадлежат Шевченко, например, автопортрет из Музея украинского искусства: в первом издании он попал в раздел «Дубіа», поскольку был менее известен, чем автопортрет 1860 года, хотя эта работа сильнее с художественной точки зрения. И только сейчас доказано, она принадлежит кисти Шевченко. Когда же есть сомнение в авторстве, то работа попадает в раздел «Дубіа», и это нормально. Такова международная практика. А что-то категорически утверждать, агрессивно бороться «за справедливость» — это признак
«совка».
Необъявленная война
Первая из двух проблем, которые рельефно выявил конфликт двух шевченковских институтов: широкий научный контекст, тот, который бы сделал возможными научные конференции, дискуссии, круглые столы и многочисленные исследования на тему художественного наследия Шевченко, просто отсутствует — конфликт идей происходит на уровне нескольких персоналий, придерживающихся различного мнения.
Вторая проблема, которую, на наш взгляд, нельзя отделять от позиции, которую сегодня заняло руководство музея — это нынешнее состояние самого Национального музея Тараса Шевченко. Неудивительно, если вы давно ничего о нем не слышали. В музее уже два года нет экспозиции, посвященной жизни и творчеству Шевченко. Фактически сегодня музей не выполняет свою основную функцию: в нем давно не ведется научная, поисковая работа, а новую экспозицию формировать, похоже, просто некому.
И за всем этим стоит давно тлеющий конфликт внутри самого музея. Мы уже упоминали о периоде руководства Сергея Гальченко, который год назад был вынужден «под давлением обстоятельств» оставить свою должность. Это время стало началом кризиса музея, который на сегодняшний день далек от своего разрешения.
О ситуации в Музее Шевченко мы беседовали с Ириной Александровной Громовенко, старшим научным сотрудником музея: «Лично я участия в подготовке академического издания не принимала, но, по-моему мнению, ситуация с изданием — часть одной большой проблемы. Эта проблема возникла не сегодня, мы о ней пытались говорить, в частности и в прессе, и на собраниях нашего коллектива.
На мой взгляд, музей сегодня просто гибнет. Мы уже почти два года на ремонте, и неизвестно, когда откроется экспозиция. Руководство рассказывает, что ремонт не завершен, но это не так. Все залы практически отремонтированы и могли бы принять экспозицию — придите и посмотрите! Но у нас работает только выставка из двадцати масляных работ Шевченко в одном из 22-х залов. Убеждена, сегодня власть в музее захватили люди, которые не соответствуют занимаемым должностям и не способны подготовить экспозицию, ведь нужно понимать, что деятельность такого музея — это колоссальный труд и четкая работа сложнейшего механизма.
Незадолго до того, как были назначены новые руководители музея, в сентябре 2005 года, им высказал недоверие коллектив. Есть протокол этих собраний, происходили они в присутствии заместителя министра культуры О.Бенч и руководителя отдела музеев министерства Л.Нестеренко. Но это почему-то не помешало через два месяца, в декабре 2005 года, этим людям возглавить музей после назначения министром культуры Игоря Лихового. Мы уже дважды имели встречу с Виктором Ющенко, просили обратить внимание на ситуацию в музее. Он обещал все выяснить, но до сих пор так ничего и не сдвинулось с места. Почему так происходит, трудно понять...
Наш бывший директор Сергей Гальченко, человек, безгранично преданный делу, за время руководства музеем пополнил его фонды уникальными экспонатами, в частности и оригинальными документами. Известно, что он заметно обогатил библиотеку музея шевченковедческой литературой. Были получены государственные средства для ремонта музея, хотя сам ремонт при Гальченко был только начат. То, почему Сергей Гальченко был вынужден уйти с должности директора музея — отдельный вопрос со своими «за» и «против». Но уже после его увольнения в прессе появились публикации, в которых на «черное» говорили «белое», Гальченко поливали грязью, обвиняя в нецелевом использовании средств и едва ли не в доведении музея «до ручки», а нынешнее руководство выступало в образе «истинных музейщиков», пытающихся спасти музей. Причем писал эти материалы нынешний ученый секретарь музея Василий Портяк, ни одного дня не работавший вместе с Гальченко.
Многие люди уже ушли из музея — штат заметно сократился. Многие просто боятся потерять работу и кусок хлеба. Немало людей подали судебные иски, в частности по поводу незаконного увольнения, ведь понятно: оппозиция руководству не нужна.
Что же касается 7-го тома, могу привести интересный факт: на праздновании дня перезахоронения Шевченко 22 мая руководство музея дарило этот том почетным гостям как творческое достояние музея».
«Приватизируемый» Шевченко?
В конце концов, детально анализировать конфликт между нынешним и прежним руководством музея в этом материале нет ни возможности, ни потребности — желающие могут ознакомиться с перипетиями конфликта на сайте «Музейний простір України» по адресу www.ukrmuseum.info (подборка материалов за август 2005 года). Поскольку дело даже не в конфликте как таковом, а в том, что сегодня музей фактически не действует: нет экспозиции, не проводятся экскурсии. А главное — это ощущение пустоты, овладевающее вами в стенах, которые должны были бы быть храмом Шевченко. Зайдите в музей на бульваре Шевченко, 12, и убедитесь.
А где же Шевченко? Где он, обновленный, современный, настоящий? Где научное и просто человеческое наслаждение от того, что уже можно наконец показать Украине и миру настоящего Шевченко, а не удобный персонаж большой идеологической игры?
И самое интересное: все, что происходит — и в самом Музее Тараса Шевченко, и в перипетиях вокруг академического издания, прикрывается, как ширмой, именем Тараса. Все — ради Шевченко и во имя Шевченко.
Кстати, хотелось бы спросить у уважаемого господина министра, устраивает ли Министерство культуры и его лично, бывшего директора Музея Шевченко в Каневе, ситуация вокруг киевского музея? Нормально ли то, что немалое государственное финансирование выделяется на содержание одного из самых больших и общественно значимых музеев не только столицы, но и Украины, который сегодня фактически не действует? Не вызывает ли беспокойство, что значительная часть коллектива музея уже бесповоротно утрачена, а в способности другой его части сформировать полноценную и современную экспозицию возникают закономерные сомнения? Если устраивает, то чем объяснить такую лояльность? А если нет, то почему ни Министерство культуры, ни президент не реагируют на призывы разобраться, что же на самом деле происходит в Музее Шевченко?
И еще один факт. Не является секретом и то, что Владимир Яцюк, специализирующийся на изучении художественного наследия Тараса Шевченко, является профильным коллекционером шевченкианы. Не касаясь его заслуг как исследователя наследия Шевченко, нельзя не спросить: почему сегодня нормальным является то, что еще «советским» законодательством было запрещено? Человек, который обязан заботиться о сохранении и приумножении культурного наследия для государства и потомков, нести Шевченко и его произведения людям, собирает собственную частную коллекцию. И, по свидетельству людей осведомленных, коллекцию замечательную. Не кажется ли это глубоко символическим в контексте разговора о сегодняшнем состоянии художественного шевченковедения?
Конфликт вокруг академического издания и нынешнее плачевное состояние Музея Шевченко — это разные стороны одной огромной и сугубо украинской проблемы. Эта проблема возникает всегда, когда идея подменяется амбициями, когда важен не Шевченко, а ты в шевченковедении. Все это вещи трудно уловимые — их часто проще почувствовать. Как сказала одна из моих собеседниц: Шевченко — это не математика...
Возникает подозрение, что великий, разный, неохваченный и непознанный, парадоксальный Шевченко нужен далеко не всем. Нужен удобный и приватизируемый.
Думаю, что за тем, какого Шевченко получит свободная независимая Украина, стоит банальный человеческий фактор. Так не стоит ли внимательнее присмотреться, в чьи руки попал Шевченко и большая часть того, что он оставил после себя потомкам? Не просматривается ли здесь желание по давней украинской традиции «прихватить» то, что «общее, а следовательно, ничье» и подать обществу — порционно, а главное, от своего имени?
Не преодолев эту «сугубо украинскую» проблему, мы никогда не станем свободными, заявления о том, что мы — европейская нация, будут ласкать слух тех, кто их провозглашает, а Шевченко не перестанет быть для украинцев хмурым пророком в смушковой шапке...
Комментарий министра культуры и туризма Украины Игоря Лихового:
— Не претендуя на всеобъемлемость проблем современного шевченковедения (а возникли они не сегодня, и даже — не год или пять лет назад) сразу отвечу на заданные мне вопросы как министру культуры и туризма Украины и как многолетнему работнику Шевченковского национального заповедника в Каневе.
Прежде всего, меня также не устраивает ситуация, сложившаяся не только вокруг Киевского музея, но и других научных институтов, действующих в этой сфере в условиях системного кризиса, о чем свидетельствует и описанный в статье конфликт с изданием произведений Тараса Шевченко. Собственно, это и было одной из причин, побудивших меня взять на себя ответственность за оздоровление деятельности Национального музея Тараса Шевченко — основной сокровищницы Шевченковского наследия и, без преувеличения, действительно сакрального места для украинцев, своеобразного храма национального духа. Именно поэтому, очевидно, на него и направлен основный удар критики, как и предыдущий, который был направлен в 2004 году на Мемориал Тараса Шевченко в Каневе, но так и не достиг своей цели.
Что касается утверждения автора статьи, что музей «фактически» не действует как научное учреждение, то стоит всего лишь полистать, а то и прочесть публикации в прессе, просмотреть телевизионные материалы или по крайней мере подержать в руках многочисленные и довольно объемные вновь изданные научные работы сотрудников музея, в частности, и упоминавшегося здесь Владимира Яцюка, заслуженного деятеля искусств Украины, члена редакционной коллегии полного собрания сочинений Т.Шевченко в 12-ти томах и номинанта на Шевченковскую премию 2006 года.
Или хотя бы посетить один-два из тех многочисленных литературно-художественных праздников, научных конференций и презентаций, посвященных знаковым событиям современного литературоведения и художественного творчества, которыми наполнена жизнь дома №12, что на бульваре Т.Шевченко. И это все несмотря на то, что коллектив летом 2004 года был неожиданно поставлен перед фактом срочного проведения ремонта — без надлежащей проектно-сметной документации, необходимых разрешений и даже концепции так называемой обновленной экспозиции, заказать средства на создание которой тогдашний руководитель музея даже не сподобился при подготовке проекта государственного бюджета на 2005 г.
Да и стоило ли называть это ремонтом? На самом деле здание музея, более того — вся усадьба, давно требуют квалифицированных реставрационно-восстановительных мероприятий в полном комплексе, а не только тех косметических работ, на которые в контексте президентских выборов было выделено свыше 4 млн. грн., а музей лишь сейчас готов к разворачиванию экспозиции.
Вообще, ключевыми тезисами статьи являются: «Музей не действует, о нем давно ничего не слышно» и т.д. Автор безапелляционно и бездоказательно повторяет, что «фактически сегодня музей не выполняет свою основную функцию», что в нем не ведется научная, поисковая работа, и даже более того — отказывает в какой-либо положительной перспективе и музею, и коллективу, а значит, и многочисленным почитателям творчества Тараса Шевченко. А отсюда вывод-желание: «реализовать давно назревшую потребность объединить Институт литературы имени Т.Шевченко и Национальный музей Т.Шевченко». К тому же, на какой-то абстрактной, никому неизвестной нейтральной территории, — не в культурном центре Киева на бульваре Шевченко, 12 и даже не по ул. Грушевского, где расположен институт, а где-то там — подальше... Благо (а на мой взгляд — к величайшему сожалению) такой вариант уже сработал с Музеем истории Киева, который лишили не только экспозиции, но и даже собственной крыши над головой. Чудеса, да и только. И ради этого, очевидно, и весь огород городится.
Трактовка фактов — это дело субъективного видения, а их достоверность зависит от совести автора и профессиональной этики. Я не по слухам знаком с жизнью коллектива Национального музея Тараса Шевченко, но не знаю ни одного из описанных автором статьи случаев увольнения научных кадров или административного своеволия. Единственная, кто в последние годы был действительно уволен с нарушением законодательства и со временем вновь восстановлен по решению суда, это упоминавшаяся в статье Ирина Громовенко. Кстати, и уволена, и восстановлена в должности все тем же Сергеем Гальченко — тогда генеральным директором...
Несмотря ни на что музей живет и продолжает функционировать, пока что в ограниченном формате, но активно пополняет фонды, обрабатывает новые поступления. Недавно научные сотрудники музея принимали участие в международных научных конференциях в Македонии и России. Неоднократно упоминавшийся Владимир Яцюк творчески работает над обнаруженными во время поездки в Польшу материалами, касающимися Шевченко-художника, а генеральный директор Наталья Клименко терпеливо устраняет недостатки ремонта — долгостроя. Недалек уже и тот час, когда посетители музея, в которых нет недостатка и ныне, получат возможность осматривать не только интересные художественные выставки в семи (а не в одном, как в статье!) нижних залах, но и поднимутся на второй этаж — в залы главной экспозиции.
Так что, если бы музей мог говорить, то сказал бы следуя классику: «Слухи о моей смерти значительно преувеличены!»