Тихий ужас

«Штольня» и «Жесть»: две сезонные кинострашилки, совпавшие во времени выхода на наши экраны в период весеннего авитаминоза — как жанрового, так и художественного. Что касается жанра, то «важнейшим из искусств» в обоих случаях является триллер. Видимо, с точки зрения производителей это и «дешево, и сердито» — в плане затрат на производство и продюсерских надежд на прибыль. Две разные картины предполагают своеобразную мутацию любимого жанра Хичкока. В нашем случае («Штольня») — это киноаматорство «с претензией», но не без пользы для общего дела. В российском случае («Жесть») — это «развитие» тусовочной линии росскино с участием маньяка и Ренаты Литвиновой. Апрель в принципе отмечен небывалым всплеском «триллеризма» в прокате от «Огненной стены» с участием заметно постаревшего Харрисона Форда до…

«ШТОЛЬНЯ» (режиссер Любомир Кобыльчук, продюсеры Алексей Хорошко и Денис Иванов)

Предвкушая ожидаемую критику первого отечественного триллера (разумеется, не Хичкок), все же замечу, что судить кино, исходя из некой единой системы кинокоординат, не всегда уместно. Контексты, контексты, контексты… Производственные, эстетические, временные и культурологические правят сознанием критика. Именно они позволяют резюмировать: освоение голливудских жанров постсоветской кинематографией в основном пришло к единому знаменателю — к триллеру. Правда, русские для своего продукта изобрели специальный термин «психовик» (сленг наркоманского галлюциноза, удачно отыгранный в визуальной стороне фильма), которым и обозвали недавнюю «Жесть». «Жесть» и «Штольня» — названия женского рода и подразумевают неразгаданность атмосферно-настроенческую или географическую. Размах и амбиции славянских братьев лежали в области «психологического триллера». А более прагматичные украинцы, видимо, решили взять на вооружение классику молодежно-приключенческого триллера. Так и появился довольно вторичный и активно цитатный (жанровыми и сюжетными ходами) «продукт».

Сразу хочу оговориться, что «вторичный» особо негативного оттенка не несет. Ведь «Штольня» состоялась как вполне полноценный прокатный проект новейшей истории кино. Этот факт так же неоспорим, как и очевидное отсутствие оригинальности фильма.

История гласит, что некие дебютанты «без роду-племени» Любомир Кобыльчук и Алексей Хорошко однажды написали совместный сценарий. Потом поделили и художественную ответственность: Любомир стал режиссером, Алексей — оператором и продюсером. Они набрали группу актеров-дебютантов и стали творить. Здесь стоит отдать должное изначально точному позиционированию фильма. Во-первых, для ко-продюсерства начинающие киношники привлекли дистрибьюторскую компанию «Артхаус Трафик», известную прокатом «фильмов не для всех». В провинциальной по своей сути зрительской среде Украины понятие артхауза еще не окончательно себя изжило и дискредитировало. Но беда в том, что невысокого качества альтернатива всегда воспринимается намного хуже, чем классический голливудский фильм категории С. Впрочем, это уже проблема творцов, а не дистрибьюторов, которых в первую очередь и должно, мягко говоря, удивить «видиво» в стиле «я знаю, что вы сделали прошлым летом».

Отдельный манок для отечественного потребителя, завлечь которого на украинское кино в последние годы — подвиг похлеще Гераклова, — знамя первопроходца. Пока в Украине негусто с фильмами. Первым может стать каждый второй. «Первый» украинский и украиноязычный триллер — сей слоган просто декларирует неповторимость исторического момента и автоматически вписывает авторов фильма в герои даже независимо от худрезультатов. Самоидентификация — не самый провальный ход. И на мой взгляд, вполне реализовавшийся в фильм. Подростки-актеры, говорящие на тинейджерском жаргоне чисто по-украински, слух не режут. Хотя считают так далеко не все профессионалы. Здесь могут играть роль два фактора — либо они никогда не слышали, как говорит сегодня молодежь в Западной Украине (поверьте, при отсутствии матерной лексики у нее очень живой говор, органично адаптирующий русский сленг), либо условность кинематографического искусства им не близка.

«Штольня» — продукт крайней степени условности (другим триллер и не может быть), потому и язык в нем, подобно «Энеиде» Котляревского, «свой, да о чужом». То же касается и сюжета, в котором о «своем» да на чужой лад рассказана история поиска архитекторами-практикантами языческого идола. Так что в качестве адаптаторов и первопроходцев создатели «Штольни» оказались на высоте. Вопрос: реализовал ли фильм оригинальное авторское начало, за которым так охотятся поклонники артхауса? Вам не понятен ответ?..

«ЖЕСТЬ» (режиссер Денис Нейманд, продюсер — Юсуп Бахшиев)

«А со мной вчера чуть не случился БОРЩ, а со мной вчера чуть не случилась жесть, жесть!» — истошным голосом поют в московских дворах салаги-аматоры. Термин «жесть» шагает по Москве куда уверенней, чем шпаликовские герои. Россия культивирует родной сленг, и всякие cool или shit уходят в забвение вместе с мятежным периодом 90-х. Сегодня поколение тех лет пытается делать моду, кассу и… кино. Такое вот уваренное разными спецовощами произведение под названием «Жесть».

Российскому кино, в отличие от отечественного, на сегодняшний день сложно предъявлять претензии по части технического несовершенства. И все-таки решусь. Тем более что, как говорил один из обитателей коммуналки у Покровских ворот, «наболело!»

Пережить полтора часа изысканной «Жести» на экране непросто. Дело не в кровавом сюжете, о журналистке-криминалистке из «комсомолки», которая отправилась сделать репортаж о маньяке, а потом явно сошла с ума от своей же собственной трудовой деятельности... Хотя и здесь не полная правда: не секрет, что «КП» в последнее время все реже интересуют экстремальные репортажи, а все чаще — лишь «желтуха» из жизни Пугачевой, Волочковой или «Прекрасной няни». Но уж совсем не стыкуются и не пересекаются здесь круги общения зрителя и создателей. Сперва тебя заманивают приятными именами, каждое из которых представляет симпатичного персонажа современной российской кинотусовки. Среди них любимцы Ренаты Литвиновой — сценарист Константин Мурзенко и композитор Игорь Вдовин (работавшие в «Богине»). Сама Литвинова появляется в прологе фильма скудным секундным камео. У нее ссадина на щеке, традиционный голос и экранный муж — Гоша Куценко, полностью обнаженный, в роли изувера-психопата. Рифма Мурзенко—Куценко сразу высвечивает в памяти обе серии «Мамы, не горюй!» Крючки и петли кинематографических ассоциаций ткут кружево в «Жести». На нем прорисованы лица исполнителей главных ролей Алены Бабенко и Михаила Ефремова. Если первая только недавно подарила глянцу и Интернету себя в качестве объекта информповодов, подержавшись на одном из фестивалей за руку с Евгением Мироновым, то наследник актерской династии Ефремов, цитируя московскую «Афишу», просто-таки символ столичной разгульной жизни. Спорить с популярностью тех или иных героев в определенных «своих» кругах очень сложно. Человек (читай актер, режиссер, продюсер или просто знакомый) преуспевает в искусстве быть персонажем. Это определяет его статус и вес в тусовке, дальше эксплуатируется пресловутая узнаваемость, скандальность, одним словом, все то внимание, подаренное персонажу медийной системой тиражирования образа. Ну вот отчего, диссонируя с актерской задачей Алены Бабенко, приглашать на роль ее возможного босса шоумена Ивана Урганта? Возможно, это и является базовой стоимостью киноидепендеда, о котором так ратует тот же Мурзенко, вобщем-то уже отвоевавший себе в нем место под солнцем. Если не бизнес и масскульт, тогда культ только для лиц понимающих. Как наглядно в этот контекст вписывается засвеченная в «Жести» в качестве героев-бандитов группа «Кровосток» — явление того же аутсайдерского порядка, остающееся абсолютно за гранью понимания, например, украинского зрителя. Здесь-то их никто не слышал, и полюбить и ввести в свою систему элитных координат пока не успел.

Есть особая прелесть разбираться в подобных головоломках. И если подкован, нет труда определить, что из чего вытекает и куда впадает. Так, для автора этих строк отправной точкой стал эпизод братания главной героини и влюбленной пьянчуги, случайно встреченной в бродилках по садовым участкам, ставших в «Жести» образным местом «потерянных душ» и образом «немытой России». Не забывая ни на минуту, что фильм для людей, употребляющих слово «эстетизм» не меньше раза на день, автора-зрителя постигло откровение, когда Алена Бабенко и Елена Руфанова затянули так по-народному по-бабски песню из репертуара апологета русского рока Василия Шумова — «время есть, а денег нет на транквилизатор». Эта ключевая в песне фраза не успела прозвучать и была перебита очередным мочиловом, исполнял которое актер и по совместительству продюсер «Жести» — Юсуп Бахшиев. Профессионал, отстаивавший шедевральность обоих «Антикиллеров» своего друга Егора Кончаловского, слывет большим меломаном. И музыка, а уж тем более музыкальные ассоциации в фильме действительно прекрасны, так же, как и стильная физиономия Бахшиева. Но только, набирая обороты, эти ассоциации свелись в точке моего самого любимого высказывания от Василия Шумова — «наш круг общенья — все, что от нас от всех осталось»…

Когда-то на экраны вышел фильм- подарок всем тусовщикам СНГ — «8 с половиной долларов». Играли и снимали все те же «свои» — друзья и тусовщики: Бондарчук, Охлобыстин, Константинопольский… Но эффект был абсолютно другим. Не было в нем пресыщенности знаковостью персоналий и попыток оправдать желание снять продвинутое кино за счет «жести» собственной персонажности. На этом и погорели участники «Жести» за исключением, пожалуй, отличного актера Серебрякова, от стыда спрятавшего свою харизму за маской всадника Без Лица.