Солдат ребенка не обидит. В столичной Русской драме вышел хороший спектакль

Национальный академический театр русской драмы имени Леси Украинки, помнится, обещал к осени «Сирано де Бержерака» Ростана (говорят, затратный спектакль намечался). Да вот в новом сезоне появилась вещь малобюджетная — на новой (малой) сцене: «СолдАтики» («Чморик, или Подсобное хозяйство») по пьесе Владимира Жеребцова, журналиста и драматурга из Башкортостана. Режиссер — Кирилл Кашликов. Работа, как на мой вкус, получилась душевная. Кто не смотрел — рекомендую.

Прежде чем позвать за собою читателя (который пока не зритель) в темную-темную комнату (мест на двести), в черные-черные декорации (иных в этой пьесе не нужно), на грустную-грустную историю про неуставные отношения в Советской армии, задержусь-ка на секунду в фойе. И проведу здесь бесплатную «экскурсию»…

Нет-нет, не лукавлю и даже не собираюсь язвить. А только настоятельно рекомендую: директорам всех столичных и областных драмтеатров просто необходимо побывать в этом фойе — накануне очередного съезда НСТД... Чтоб передовым опытом подпитаться. Пусть любуются, как люди к народному имуществу относятся! Пусть насладятся, как у других все блестит-сверкает. Даже пылинка и та утомится садиться на стерильную вешалку. А уж путешествуя в малый зал (новострой Русской драмы) дословно хочется цитировать героиню Галины Польских из фильма «Суета-сует»: «Сойдите с ковра!..» Таких ухоженных половых покрытий не топтал ни в одном гостеатре. Даже ступать по нему тревожно. И, возможно, уже это сопутствующее обстоятельство невольно располагает проникнуться доверием и к последующему зрелищу: ведь как и о людях заботятся…

«СолдАтики» — оговорюсь сразу — не какая-то оглушительная или этапная победа для Русской драмы в унисон с ее очередным торжеством. Ничего подобного и ничего масштабного. Скорее, это просто «маленькая радость». В первую очередь для малоизвестных артистов, которые «от всей души» играют свои роли и рольки. Во вторую очередь для аудитории — некоторые зрители вроде даже по второму заходу смотрят этот спектакль. И в-третьих, пожалуй, для критика, который на двадцатой минуте обязан удивиться: поди ж ты, и эти могут открыться непредсказуемым образом: взволновать, подать образ объемно и строго. И режиссура не «избыточная», не агрессивная, а какая-то гуманная, в хорошем смысле — ученическая.

Что ж, бывает.

Пьеса Жеребцова — материал советской публицистики начала конца Союза. Когда без устали трезвонили о непогоде-разрухе в вооруженных силах. Вроде страна рушилась, а вместе с нею и армия разлагалась. А неуставные взаимоотношения при этом становились во всем уставными.

Для относительно молодого автора эта проблема, должно быть, личностная. Кто ж знает, в какие бездонные пропасти опускала г-на Жеребцова армейская судьбина… Сугубо по тексту заметно, что тема для него — неизжитый комплекс (еще со времен службы на Байконуре).

Такие пьесы не пишутся, а выдыхаются.

Драматург и пытается соединить как высокие порывы, так и низкие истины (куда ж без них в «новой»-то драматургии?). При этом автор демонстрирует исключительное знание люмпенской психологии, армейского быта. Героев своих — солдатушек-бравых ребятушек — драматург забрасывает в глухомань-тьмутаракань. Там вроде и сверхсекретные пушки дислоцируются, и начеку надо быть каждый миг. Да только: одни — у пушек, а другие — у свиного корыта, в хозчасти. Некто Хрустяшин (актер Виталий Иванченко), сержант Советской армии, свинарем тут служит-не тужит. Жирок нагулял, «дедовского» опыта набрался. Знает, как подсластить пилюлю старшему лейтенанту (актер Михаил Аугуст), и не сомневается, чем задобрить лысого беспредельщика, заведующего армейским складом (актер — Владимир Осадчий). Этот Хрустяшин — наш человек, добряк, хитрюга, деревенщина: душа широкая, интеллект узкий, а полет регулируемый.

И вот сводит же нелегкая незадолго до дембеля этого обаягу на треклятом свинарнике с одним хлюпиком… С рядовым Новиковым (Андрей Пономаренко), пай-мальчиком из Ле­нин­града. Этот из «прослойки», значит. И, конечно, не миновать после такой встречи в армейских низах «культурного», и мировоззренческого конфликтов. Костер амбиций не замедлит разгореться.

Все это довольно прозрачно: деревенщина «перепашет» пай-мальчика, а последний, в свою очередь, поиграет (воображаемой скрипкой) на душевных струнах увальня, которому в родном селе медведь не один раз на ухо наступал. А уж когда в программке посреди списочного состава значится: «Аня, местная шалава» или «Катя, сестра Новикова» — предчувствия снова не обманут: и об «этом» тоже…

Что в спектакле Кашликова хорошо? То, что из отдельных картинок армейского житья-бытья складывается, представьте, картина цельная. Причем с эмоциональной рамкой. Да еще с историческим саундтреком — хиты 80-х. Хотя в этом вопросе постановщику нестрогий выговор. Как обреченный потребитель поп-шлаков со всей ответственностью заявляю: песенка «Крошка моя, я по тебе скучаю!» (группа «Руки вверх!») — это лихие 90-е, а значит, другая армия и иные ритмы эстрады. Про рокот космодрома и траву у дома больше бы подошло.

В остальном же призывник-режиссер прилично сдал боевую и «политическую» (что особенно важно в Русской драме) подготовку. В Кашликове неожиданно (как для меня) прорезалось ценностное тактическое качество — по-режиссерски никому не мешать… Ни артистам, ни драматургу. А сняв все зажимы, дать возможность уже самой сценистории дышать полной грудью.

В репертуаре театра именно этот «малоформатный» спектакль — с легким дыханием.

...Вот уж воистину не знаешь, где споткнешься, а где полетишь на местном «аэродроме». Это если о последних театральных впечатлениях. Например, опытный мастеровитый А.Лисовец намедни с треском заваливает легковесную поп-пьесу Кауарда Star Quality (для бенефиса А.Роговцевой). А артист К.Кашликов, звезд с неба раньше не хватавший, выпускает приличную выверенную режиссерскую работу. Так, глядишь, и останется скоро для нас единственный профессиональный критерий — в театре «прав тот, кто искренен». Не бесспорно, зато по-чеховски. Ведь ниша-то «искреннего театра» — без сломанных драматургических ребер и бессмысленных режиссерских гонок по вертикали (пьес) — не только здесь заметно пустует.

Надо заметить, что и драматургическая основа, и режиссерские правила игры принимаются молодыми артистами действительно искренне. Без недоверия. Все всерьез, на «крупных планах». А на малой сцене ни за что не спрячешься, не соврешь. Лицемерие из второго ряда замечу сразу.

Играя в солдатиков, они говорят вроде не только про «тех» — про «советских» — но и про «этих», про наших… Ровесники же, братья навек. Армия-то — она (в исконном смысле) — почти всегда (везде) одинакова. Даже с учетом разности зарплат и исторических уставов. Это всегда модель мира, государства, пространства (вроде наивно, но напоминаю), где есть сугубо свои законы, свои победители и жертвы, правые и левые. И любой ребенок, вброшенный в эту среду, в эту систему, либо деформируется, либо растворяется. Либо приживается. Ну а как же! Все это, в общем, прочитывается в постановке.

Замечательно чувствует такой внутренний взаимообратный процесс — деформации и самовозвышения — молодой артист Виталий Иванченко в роли сержанта Хрустяшина (он же Хруст, он же Свинарь). И никакой тебе экстатичной натужности или театрального резонерства. Очевидно, что его артистическая природа непосредственная, подвижная. И его лицедейское чутье не позволяет перелиться лишним эмоциям из флакона заданной формы: всего хватает в меру. Важно, что ему хватает уже дыхания — почти на два часа сцендейства. Думаю, и на более продолжительной дистанции он бы не скис, поскольку есть чувство перспективы, а «за пазухой» словно припрятан дополнительный энергоресурс. Если уж очень проникнуться, то можно предположить, что есть в «физике» этого артиста даже нечто «фоменковское» (Петра Наумовича, а не ди-джея «Русского радио» — это для несведущих)... Это органическая способность строгими средствами сценвыразительности открывать простое в сложном, а в сложном — заведомо ясное. Не то, чтоб «на бис» кого-то воспеваю… Ведь при их литчасти в пиарщиках не служу и в приемных чаи не гоняю... Да и зачем мне это? Но вот хочется, чтобы и кто-то другой то же почувствовал: то, как важен нам столь резкий типаж для репертуарной палитры.

Только б не проморгали, а то шустрые сериальщики быстро уведут.

Поддержки заслуживает и артист Андрей Пономаренко — в спектакле это Новиков, хлюпик, «скрипач»-исполнитель тонких рефлексий и внутренней боли. Рядом с сильным партнером он не тускнеет, а даже дополнительно высвечивает в коллеге и в себе самом то, что без фонарика-то сразу и не рассмотришь…

Это — мерцающий второй план (который, по сути, — первый).

Ведь все они — «солдатики» эти (рядовые, сержанты, лейтенанты, майоры, шалавы и т.д. и т.п.) — не столько вояки возле боевых орудий (или разгильдяи на строительстве генеральских дач), а… дети наши, братья, друзья, мы сами, в общем. Не всегда стойкие, не очень оловянные. А порой лишь игрушки в руках судьбы. А судьба-то, когда она зла, в уставы не смотрит. И вот уже в финале на черном квадрате маленькой сцены вместо армейских табуреток — могилки. И кто ж виноват, что задалась такая вот роковая игра в «солдатики» — и оба… Бедные дурачки, ну как же так получилось?