СМЕРТЬ «ПОНАРОШКУ» И «ВЗАПРАВДУ»

Скандально известный российский художник Олег Кулик сказал в одном из своих интервью о том, что современный человек в глубине души всегда агрессивен, направлен на уничтожение себе подобных ради удовлетворения собственных амбиций и потребностей, не являющихся в общем-то жизненными. Поэтому, по его мнению, мораль искусства сейчас состоит в том, чтобы показывать, не скрывая всю эту изнанку жизни и тем самым заставить человека задуматься о том, что «так жить нельзя», что надо в корне менять себя, свое мышление, свою природу. В свете таких «последних решений» искусство становится все более документальным, беспощадно документальным. Наш зритель из розовой идиллии соцреализма попал прямо в кошмарный сон «акций» и «проектов» современного искусства. На стенах галереи могут быть развешаны фотографии, будто выкраденные из архивов криминалистов, с мертвыми, растерзанными телами, и сама акция может заключаться в публичном резании поросенка. Деловитый мясник, знающий свое дело, потоки крови, слабонервные падают в обморок, более крепкие просто кричат «какая гадость!», а автор акции (в данном случае все тот же Кулик) невозмутимо замечает: «эта гадость» происходит каждый день на всех рынках, а люди жрут это мясо и делают вид, что оно получается так же, как хлеб, - без криков и крови.

Авторы подобных акций обычно утверждают, что делают это все совсем не ради эпатажа. На самом деле они чуть ли не последние в этом аморальном и циничном мире, кто «думает о морали». Правда, подходят к ней нетрадиционно - они считают, что ее надо менять, т.к. то, что обычно называют моралью, себя изжило. В свете последних заявлений философов, что мы находимся в очередной «переходной стадии» смены мировосприятия, изменения себя, все это представляется нелишенным смысла. Хотя до предложений проектов «новой морали» никто из мастеров визуального искусства еще не дотянул, все пока находятся на стадии наглядной демонстрации настоящего положения вещей, с разъяснениями для непонятливых, из которых нередко следует, что вот все это и есть в общем-то новая мораль, поскольку больше предложить ничего не могут.

Изначально заявленные как элитарные, новые идеи художников перешли и в масскульт. Идея о вызывании сильных чувств у зрителя посредством эпатажного показа «запрещенного», пугающего, того, о чем предпочитают люди не думать, не знать, показалась очень перспективной для киноиндустрии. Чувства эти вызываются путем воздействия на бессознательную сферу, на «основные инстинкты» - сексуальность и страх. Но, как и положено массовой, тиражной продукции, все эти художественные изыски по дороге на конвейер растеряли свою философскую подоплеку и превратились в эффективное «средство выразительности». Кинопромышленность с готовностью подхватила эту богатую идею и воплотила в несметном количестве триллеров и боевиков. В результате в фильмах и импортных, и отечественных последних лет издания нет недостатка в красочных сценах насилия, и от фильма к фильму эти сцены становятся все более продолжительными и изощренными. Сначала принято было тупо грозить главному герою - воплощению справедливости - пистолетом, потом переключились на родных и близких (предпочтительно жену, подругу или дочь, поскольку насилие над женщиной можно расписать более красочно и возбуждающе), потом производители перешли от слова к делу, которое производилось сначала за кадром, потом все это наконец вырвалось на экран. Само собой, что такие «сильные» сцены стали центральными в подобных фильмах, они обогащались потрясающими подробностями и в конце концов достигли такой виртуозности в истязании невинных жертв, какой позавидовали бы палачи первохристиан и великая инквизиция.

Возражать против засилия подобной «клюквы» на телеэкранах бессмысленно по нескольким причинам. Во-первых, такие фильмы, благодаря беспроигрышности воздействия на «основные инстинкты», пользуются популярностью, т.е. приносят некоторый доход, с другой стороны, они дешевы, т.к. это все-таки не считается произведением «высокого искусства», но эта дешевизна приводит к тому, что именно такая продукция, то ли из-за бедности, то ли из-за экономности нашего телевидения попадает на наши экраны. Во-вторых, это настолько беспроигрышное средство выразительности, что ни один штамповщик второсортной продукции от него так просто не откажется. И наконец, это же просто воспроизведение «того, что есть на самом деле», как можно возражать «против действительности». На фоне всего этого полемика о том, можно ли показывать в информационных репортажах сцены смерти, трупы и т.п., представляется просто лицемерием. Сторонники запрета на демонстрацию подобных документов нередко готовы мириться с показательным насилием в фильмах художественных, потому что «это же не по-настоящему». Понарошку, то есть.

Что же тут понарошку? Реальность и экранное «понарошку» настолько сплелись, что трудно сейчас сказать, что первично - засилие агрессии на экране или в нашей жизни. Иногда, когда читаешь сводки патрульной службы МВД, кажется, что смотришь плохой фильм, да и откуда еще мог человек, признанный психически здоровым и не особо интеллектуальным, извлечь такой арсенал средств для издевательств над чужой плотью, как не из названных же плохих фильмов. Это, конечно, вопрос спорный. Бесспорно же то, что человеческая психика очень восприимчива к тому, что изливается на нее «из телевизора». Если даже исключить поверхностный уровень, выраженный фразой «чему детей учат» - наши люди все-таки привыкли относиться к экранной продукции как к какому-то образцу для подражания, это их отличает от более толстокожих американцев, которые на эти свои фильмы реагируют гораздо спокойнее, остается более глубокий - подсознательный - уровень. Зритель под конец такой сцены зачарован обилием подробностей, накалом страстей, страхом и возбуждением - он уже не равнодушный наблюдатель, его эмоциональность делает его участником события, выворачивает его собственное бессознательное, и когда наконец появляется главный герой и с ним хеппи энд, вырывается вздох облегчения и страхи как бы забыты (так бывает в американских фильмах), когда же хеппи энд не случается (как это происходит нередко в наших фильмах), страхи не забываются долго. Собственно страхи никуда не деваются, и при счастливых исходах - они забиваются в подсознание и в экстремальных ситуациях нередко определяют поведение человека. Таким образом, идея, рожденная художниками-экспериментаторами, про нового человека, который преодолевает страх как атавизм, добралась до полной своей противоположности - страх актуализируется, оживляется, неустанно напоминает о себе, забивает веру в возможность «иного мира - светлого и справедливого» (этот-то миф не оживляется так старательно, как страхи), и все это вместе взятое в конце концов приводит к общему угнетению психики восприимчивого человека. Что уж говорить о детях, которые смотрят подобные фильмы самозабвенно и в больших количествах.

На заре перестройки по некоторым детским садам прошла волна «чистки сказок». У некоторых педагогов возникла мысль, что насилие в сказках следует упразднить, а те сказки, где насилие неизбежно, не следует давать до определенного возраста (сказка, например, в которой дракона убить просто необходимо). Эта идея имела сторонников, желающих воспитать детей на идеях добра и милосердия, и противников, считавших, что нечего прятать от детей жестокую «правду жизни», тем более, что добро все равно побеждает зло, пусть мстительно, пусть жестоко, но побеждает. Эта волна началась и закончилась с перестройкой. То ли энтузиазм пропал, то ли потеряло все это смысл, т.к. в конце перестройки на экран вылилось столько чернухи, в принципе по структуре соответствующей сказкам о невинных жертвах, воплощениях зла и рыцарях без страха и разве что с некоторым упреком, что никакими «старыми, добрыми сказками» спасти положение уже было невозможно. Да и книжки с этими сказками тогда с прилавков исчезли…

Я разделяю позицию современных художников и философов в том, что в меняющемся мире должна как-то обновляться мораль, что она не может быть догмой, что она должна отвечать мировосприятию современного человека. И существование многих проектов современных художников, даже самых маргинальных, я оправдываю. Но телевизионная «клюква» не относится к подобным проектам. К сожалению, повышенное внимание к информационному пространству ограничивается лишь вопросом его раздела, хотя прежде чем делить, следовало бы его основательно почистить и привести в порядок. Придумать, наконец, какое-нибудь общество защиты потребителя теле- и кинопродукции, которое будет защищать наше психическое здоровье. Это ведь не менее важно, чем здоровье телесное.