Скрипач «над» крышей. Сергей Стадлер: «Сегодня в мировых музыкальных театрах царит полнейший бардак»

Всемирно известный скрипач Сергей Стадлер дал концерт в Киеве — в Национальной филармонии имени Н.Лысенко. В беседе с «ЗН», коснувшись некоторых вечных и текущих музыкальных тем, г-н Стадлер проявил предельную категоричность и даже консерватизм, заявив, что сегодня все мы живем в музыкальном музее, а многое лучшее, увы, осталось в нашем художественном «вчера».

— Вы часто говорите о кризисе музыкального искусства, о потере слушательского интереса к произведениям современных авторов. Но в то же время именно вы были первым исполнителем многих сочинений ныне здравствующих композиторов, а также стали редактором сборника современной скрипичной музыки.

— Мы живем в музыкальном музее. Если взять музыкальную жизнь в целом, то академически образованные музыканты играют прежде всего классику. И очень редко (в процентном соотношении) исполняют произведения современных авторов. Несмотря на то что музыкальная культура достаточно свежая, раньше ведь такого не было! Например, в эпоху барокко все играли только то, что было написано в их время. Но если тогда правитель мог дать композитору тему фуги, то сегодняшние правители не слышали даже об этом понятии! Я не знаю, чем это можно объяснить, но полагаю, сегодня существует некий барьер между тем, что пишут, и тем, что хотели бы слушать... Дело в том, что музыка, являющаяся «продукцией», не может захватывать.

Конечно, мне порой интересно сыграть какое-нибудь современное сочинение, но это не более чем любопытство. Там нет того градуса, эмоций, мощности творческого гения, а порой даже простого мастерства… Вот скажите, можно ли назвать кого-нибудь из современных композиторов, кто в своем творчестве по уровню воздействия приближается, скажем, к уровню Бетховена? Разве их можно хоть как-то сравнить?

— А зачем ставить вопрос таким образом? Все ли познается в сравнении?

— Так вот я и считаю, что это вещи вообще не сопоставимы! Современные «поиски» — это музыка иллюстративная, которая меня, например, совершенно не затрагивает. Это чистый конструктивизм! Она не связана даже с элементарной культурой. Нередко это откровенная профанация. Или талантливое жульничество в чистом виде. Но в целом — чистая манипуляция.

При этом я не хочу сказать, что необходимо опираться на запросы широких масс. Ведь искусство по своей сути элитарно и всегда было рассчитано на узкий круг слушателей и, что немаловажно, образованных людей. Так вот, если бы мы стали жить, как в эпоху барокко, играя только что написанные сочинения, то концертная жизнь на земле прекратилась бы через неделю. Потому что люди сейчас в основном стремятся к музыкальному «музею». Или, подвергаясь моде, выбирают для себя более приятный и интересный музыкальный шум. Ведь сегодня большинство повально слушает не конкретного исполнителя, а, к примеру, радиоволну. То есть постоянно живет в сфере музыкального мусора, где нет никакой избирательности.

— Творческие идеи, генерируемые вами, весьма привлекательны. В частности, ваше исполнение всех сонат Бетховена в одном концерте вызвало немалый резонанс и неоднозначные отзывы…

— Я всегда делаю то, что интересно лично мне. Сейчас нет устойчивого, определенного понятия о том, каким именно должен быть концерт. И надо сказать, о концертных традициях мало кто помнит и тем более следует им. В случае с данным проектом мне просто показалось, что это возможно. Этот концерт мы играли во многих городах, и стоит заметить, что никто не уходил из зала до последней ноты (а концерт, между прочим, длился более четырех часов). Несмотря на то что сонаты Бетховена не были написаны циклом, слушаются они как цикл, если играть их от первой до последней. И для меня этот концерт был, прежде всего, художественным событием и отнюдь не жестом.

— С чем, на ваш взгляд, связана тенденция совмещать деятельность исполнительскую с дирижерской?

— Когда-то в эпоху барокко профессии дирижера как таковой вообще не существовало. Так как он, в строгом понимании, был не нужен (кстати, сегодня также весьма часто произведения классики оркестранты играют без дирижера, и это возможно). Но в XIX веке с появлением тех сочинений, где симфонический оркестр достиг вершины своего развития, возникла потребность в дирижере. Именно эти сочинения и породили новое исполнительское искусство (то есть сначала таки были композиторы — основатели «моды» в музыке). Следовательно, следующий, XX век, прошел под знаком очень крупных дирижеров-диктаторов.

Мне кажется, для того чтобы стоять перед оркестром, человек должен иметь на это внутреннее право. Поскольку дирижирование — профессия не просто своеобразная, а принципиально иная, не имеющая ничего общего с игрой на инструменте. Дирижирование — профессия возрастная. Я считаю, что любой дирижер обязательно должен что-то уметь, знать больше и быть сильнее, чем те оркестранты, которые сидят перед ним. Он попросту обязан их захватить своими творческими идеями, возможностями.

Но вот сейчас жизнь складывается так, что таких, очень больших, чисто дирижерских личностей, стоящих за пультом, становится все труднее и труднее назвать. Среди молодых дирижеров, к сожалению, нет ни одного, которого можно было бы сравнить со знаковыми личностями ушедшего века.

— Думается, именно с этим и связано то, что мир сейчас обращается к дирижерствующим исполнителям. Даже если человек в этой конкретной профессии ничего не умеет (а бывает и такое), но! — это большой пианист или скрипач, то оркестр уже готов играть именно с этим музыкантом (а не, скажем, с каким-нибудь нахалом, который просто машет руками за пультом).

— Но есть и вторая сторона медали. Исполнители, стоящие за пультом, должны все-таки помнить, что это другая профессия. И, к сожалению, у многих с этой деятельностью не всегда складывается, поскольку в дирижировании очень сложная технология, не связанная с игрой на инструменте (конечно, стоять перед играющим оркестром легко). Потому этот вопрос проблемный. Но вакуум необходимо заполнять: кто-то же должен стоять перед оркестром!

— Вы участвуете в жюри многих международных исполнительских конкурсов. Что можете сказать о нынешнем поколении инструменталистов? И как оцениваете теперешнее состояние некогда лучшей в мире русской скрипичной школы?

— Довольно крепкий средний уровень молодых ребят при отсутствии поистине больших талантов. Увы, такая картина не только в музыке, а и во всех сферах искусства.

Многие потери связаны с невниманием к области образования. Как результат — отсутствие определенных кадров. Ведь образование, к сожалению, дает о себе знать потом. То, в каком виде сегодня по уровню образования Санкт-Петербургская консерватория, будет видно не сейчас.

Но традиции остались, молодые родители по-прежнему в своих детях видят юных Ойстрахов.

Во всем мире понятие «школы» сейчас сильно размывается. Мир стал маленьким. Сегодня ведь невероятная информативность! Можно обедать в Париже, а ужинать уже в Нью-Йорке.

Сейчас популярна практика мастер-классов. К слову, я считаю, что это очень полезно. Мастер-класс ни к чему не обязывает — вы позанимались полчаса и, вполне вероятно, больше уже не встретитесь. А впечатления и полученная информация остались.

— По опыту своей работы в нескольких театрах, в том числе и в московском «Геликон-опера», что думаете о современной оперной режиссуре?

— Это довольно щепетильный вопрос. Очень длительное время режиссера в опере вообще не существовало. Он просто был не нужен! В опере были композитор, дирижер, певцы. Но с появлением масштабных опер Верди, Вагнера, естественно, потребность в сценической постановке появилась. На этой прослойке и возникло понятие «оперный режиссер». Хотя для меня существует просто режиссер — хороший или плохой.

А сегодня в мировых музыкальных театрах царит полнейший бардак! Например, мюнхенская постановка «Риголетто»: действие происходит на планете обезьян. Или, скажем, «Аида» в другом театре — события уже на американском корабле! Такой шоковый эпатаж — сугубо штучная вещь. Но это тоже часть живой проблемы, которая остается актуальной, прежде всего для Германии.

Нередко возникает ощущение, что тот или иной оперный режиссер психически нездоров. С другой стороны, среди этих режиссеров находятся потрясающие личности. Здесь сложно говорить в целом, так как многое зависит от уровня таланта в каждом конкретном случае. Сейчас, когда люди наелись этого экстрима, простая красивая постановка, соответствующая сюжету, более актуальна.

— В таком случае, не возникает ли у вас желания, подобно некоторым дирижерам, проявить себя в оперной постановке и в качестве режиссера?

— Нет! Я делаю только то, что умею.

Из досье

Сергей Стадлер родился в 1962 г. в семье музыкантов. Окончил Санкт-Петербургскую консерваторию, аспирантуру при Московской консерватории. В разные годы учился у Б. Сергеева, М. Ваймана, Б. Гутникова, Л. Когана, В. Третьякова, занимался с Д. Ойстрахом.

Победитель международных конкурсов: «Концертино-Прага» (1976 г.), им. М. Лонг и Ж. Тибо в Париже (1979 г.), им. Я. Сибелиуса в Хельсинки (1980 г.), им. П.Чайковского в Москве (1982 г.). С 1984-го по 1989 год преподавал в Санкт-Петербургской консерватории. В течение пяти лет был художественным руководителем и главным дирижером Санкт-Петербургского театра оперы и балета им. Н.Римского-Корсакова. В качестве дирижера сотрудничает со многими прославленными оркестрами. Художественный руководитель и главный дирижер Екатеринбургского театра оперы и балета. Дважды был удостоен чести играть концерты на скрипке Паганини работы Гварнери дель Джезу. Гастролировал более чем в 50 странах, записал более 30 компакт-дисков.