СЕЗОН БАРТА

Маска, указывающая на себя пальцем.

Ролан Барт. «Миф сегодня»

Не так давно мне привелось в статье одного из украинских профессоров прочитать пренебрежительное «структуралисты, то бишь марксисты» (или наоборот) в отношении целого ряда интереснейших французских философов, в том числе Ролана Барта. Да, этому имени, с некоторых пор «широко известному в узких кругах» и в Украине, не очень повезло на наших научных просторах: для «прежних» времен он был слишком буржуазен, а для «теперешних» — «слишком левый». А вот Францию это не смущает: там случился сезон Ролана Барта — философа, лингвиста, литературоведа, критика и т.д.

Вполне возможно, что дело тут не столько во Франции, сколько в Барте. Самые большие скептики скажут, что даже не во всем Барте, а в его публицистическом таланте, выделявшем его статьи и книги на общем фоне заумных или очень уж специализированных сочинений современников. Кто-то скажет, что гораздо больше влияния на современную гуманитаристику и умы вообще оказал его «подельщик» Мишель Фуко, а в своих более узких областях — Леви-Стросс и Лакан. А Барт... Просто он сумел первым задать некоторые вопросы — заметьте, именно задать, а не ответить. А еще обладал удивительным искусством — превращать науку в критику.

Да, как для «глубины» Барт кажется слишком уж «широким» — и тематически, и стилистически. Наверное, это правда: есть несколько философов, сказавших в некоторых вопросах, которым посвящал свои статьи Барт, больше Барта. Но почему-то они, сознательно или нет, ищут ответы на его вопросы или пытаются ответить на его вызовы: кто говорит? кто пишет? кто автор? что такое миф в наше время? история или литература? идеология или поэзия? произведение или текст? Кто из современных ученых-гуманитариев, чем бы он ни занимался, не ищет ответ именно на эти вопросы, затмившие глобальные «что есть истина?» или «в чем смысл жизни?» Может статься, что это все те же «вечные» вопросы, только «другими словами». Но в «жизни после Барта» подмена одного слова другим очень много значит.

Выход в «демократическом» формате произведений Ролана Барта в пяти томах и посвященная философу выставка в парижском центре современного искусства Помпиду может означать продолжение «моды на Барта». Продолжение — ведь при жизни сам Барт отмечал наличие «моды на структурализм». Когда прошла эта мода, пришла другая — мода на протест против структурализма, воплотившийся в строчке на стене мятежной Сорбонны 1968 г.: «Структуры не выходят на улицу». Новое поколение жаждало возрождения человека, потерянного за наслоениями «структур». По отношению к Барту, вступавшему в тот период на стезю постструктурализма, приведшей к книге «S/Z», это было не совсем справедливо. Впрочем, это было бы несправедливо и по отношению к Барту периода «Мифологий» или «Системы моды»: в своих походах в дебри мифологии и статьях о том, что он там встретил, он как никто другой знакомил современного человека с самим собой. Мелкие идеологические механизмы, которые теперь, кажется, любой из нас видит невооруженным глазом (что не мешает им по-прежнему действовать), описывались им в середине ХХ века с такой легкостью и остроумием, что его статьи читались и перечитывались людьми, далекими от науки. Наверное, сегодня, узнав о собственном сезоне, он мог бы повторить: «мода добирается до самого моего тела».

Немалая доля успеха не только самого Барта, но и гуманитаристики вообще состояла в том, что Барт, как и еще несколько его старших и младших современников, сумели быть широкими (не только в темах, но и в аудитории) «демократами от науки». Вероятно, поэтому теперь во Франции возможен «сезон философа», а в Украине, например, такому еще долго не бывать. Этот путь открыл «демократ от психотерапии» (или в обыденном представлении чаще — «от сексуальности») Зигмунд Фройд, который читал популярные «лекции для домохозяек» о своих исследованиях. Не знаю, считал ли сам основатель психоанализа свои труды «правдой о человеке», но массовый читатель готов в это верить. Возможно, этим массовым поиском «правды о человеке», способной объяснить обыденные проблемы, вопросы, поступки, питается популярность демократизированной «науки о человеке». На этой стезе у читателей Барта светлое будущее: их не обманет плосковатая упрощенность последователей Фройда, им не грозит уныние от прогнозов «грядущего небытия» Фуко. И они не отчаются, когда прочитают у Барта, что правды о себе и жизни им не добиться — ведь им обещано куда больше. Им обещано примирение. А поэтому «всплакнем над поэзией — вот мы и избавились от Литературы».