Сердце Берлиоза. Александр Адабашьян: «Фраза «Овсянка, сэр!» приклеилась ко мне намертво»

На киностудии имени Александра Довженко — в унисон к ее 80-летнему юбилею — подходит к завершению работа над новым фильмом «Однажды я проснусь». Режиссер Марина Кондратьева пригласила в свой первый фильм на все руки мастера — Александра Адабашьяна. Он и художник, и режиссер, и актер… Един во многих лицах: незабвенный Бэримор из «Собаки Баскервилей», Берлиоз из «Мастера и Маргариты» (режиссера Владимира Бортко), художник-постановщик лучших фильмов Никиты Михалкова, а также режиссер нашумевшего телефильма «Азазель» по Борису Акунину. Несмотря на все свои важные статусы, мэтр благосклонно принял приглашение молодого киевского режиссера. И в интервью для «ЗН» поведал и о новой работе, и о своих прошлых заслугах.

«Михалков, конечно, изменился»

— У вас четыре профессии. И, наверное, нет отбоя от предложений сниматься. Почему вдруг согласились поработать с пока никому не известным киевским режиссером? Что заинтересовало? Сценарий? Или сам режиссер-дебютант?

— Общаясь по телефону, я понял, что Марина везде ходила, просила, умоляла и унижалась не ради денег, а ради своей мечты. В конце концов нашла людей, которые поверили и помогли. Я был рад познакомиться с человеком, который одержим идеей. Грех тут отказать, не поддержать по мере возможностей. Такая одержимость — большая редкость на сегодняшний день, думаю, не только в России, но и в Украине. Сейчас время делателей. Я так называю людей, которые не особо вчитываясь в сценарий ищут заработок.

— Бывает ведь и такое: режиссер-дебютант снимет относительно удачный фильм, а звезда этой картины вдруг невольно перетягивает все заслуги на свою сторону… Бывает же? Разве не случилось подобное с тем же Михалковым, когда он дебютировал в режиссуре?

— Кино — всегда коллективное творчество. Это происходит независимо от имени и опытности режиссера. Так было и с Михалковым, и с Балаяном, со всеми режиссерами, с которыми я работал. Каждый вносит в картину свой вклад в меру своих профессиональных и духовных возможностей, потому что сценарий пишется сценаристом, видится — оператором, слышится — звукооператором. Мизансцена зависит от работы художника-постановщика. Потом появляется композитор. Каждый по-своему причастен, поскольку вкладывает душу в свое дело.

— И все-таки вы не ответили относительно Михалкова. Ведь не секрет, что некоторые критики приписывали успех его первого громкого фильма «Свой среди чужих» именно художнику, то есть вам?

— Ну как можно простить известному успешному актеру, к тому же сыну знаменитого поэта, что он еще и в этом самодостаточен? Это трудно. Поэтому старались найти повод объяснить, что его режиссерский успех — плод не его способностей и усилий, а кого-то еще. Это всего-навсего зависть, очень распространенная в такой крайне эгоистической профессии, как кинорежиссура, да и вообще в любом творчестве. Замечательно сказал Георгий Данелия: «Если бы имперсекретарем Союза художников Италии был Микеланджело, он бы первым делом выгнал оттуда Леонардо и Рафаэля. Они бы ненавидели друг друга, все трое. Признанной творческой личности трудно терпеть рядом с собой кого-то равновеликого, тем более того, кого ставят выше тебя.

— И еще раз о Никите Сергеевиче… Это правда, что вы с ним рассорились ввиду того, что Михалков сильно изменился — как человек и как творец. Вы ведь не работали с ним как художник над его последним фильмом «12»?

— Конечно, изменился Никита. Мы все меняемся. Но это не значит, что мы рассорились и не общаемся! Да, он не предложил мне роль художника в своей картине, но я и сам по-другому стал относиться к этой профессии. Она требует длительного напряжения. В данном случае, работа длилась, наверное, года полтора. Честно говоря, мне уже не очень хотелось в это погружаться. Да и потом, у Михалкова своя команда. Но, если вы заметили, я снялся у него в небольшой роли в этом фильме. А недавно он мне предложил небольшой эпизод в «Утомленных солнцем-2».

— А как вы оцениваете динамику последних режиссерских поисков Михалкова?

— Мне нравится его картина «12».

— Вот так, безусловно?

— Безусловно мне ничего и никогда не нравится. Даже своя работа не нравится безусловно, но как человек команды, я не считаю возможным ее обсуждать, поскольку так или иначе к ней причастен и в той или иной степени ответственен за результат. Возможно, я бы сделал что-то по-другому, но картину делал не я.

«Мастера» я бы экранизировал иначе…»

— Как вам работалось с Владимиром Владимировичем Бортко над «Мастером…»? Мне кажется, что это человек, который не терпит на съемках никаких возражений.

— Не знаю, я на себе никакого деспотизма не ощутил. Мы, как в старые добрые времена, встречались и репетировали. Помню, что до начала съемок он приехал в Москву, поселился в гостинице «Украина». Мы втроем: Олег Басилашвили, Влад Галкин и я пришли к нему в номер. Репетировали всю сцену, сначала за столом. Учили текст, все как полагается. Потом, уже на съемочной площадке, был человек, который следил, чтобы текст произносили буквально слово в слово. Не то что сейчас на сериалах: сценарий артисту суют только перед началом съемок, поэтому актеры болтают от себя, кто что понял из содержания. Работать с Бортко было интересно, хотя и к этой картине у меня отношение неоднозначное. Я бы ее сделал иначе, но это картина Бортко, и все ошибки, которые там есть, — его, и все достоинства — тоже его. Мы, исполнители, если были не согласны, то спорили. Бортко, если предложения были разумными, говорил «спасибо». Он не из тех людей, которым нужно доказывать, что только так, а не иначе. Он не боится, что будут обсуждать: дескать, режиссер на площадке получил от кого-то совет и его выполнил. Это не унизит его достоинства. У начинающих есть такая болезнь — комплекс неполноценности: мол, подумают еще, что это не я снимаю, а осветители мне подсказали. Кстати, и Михалков с самого начала совершенно спокойно принимал советы, не боялся, что потом будут шушукаться.

— А ведь именно в дотошности подачи текста зачастую и упрекали новых экранизаторов «Мастера». Говорили, что материал не... пропущен через сердце…

— По-моему, при этом говорили и о его смелости, о том, что он все-таки решился взяться за это культовое произведение, поскольку у каждого уже сложилось свое представление о его сути и героях. Когда на него обрушились критики по поводу «Мастера и Маргариты», я ему позвонил и сказал, что подобное уже было с «Идиотом». Я прекрасно помню, что когда вышел пырьевский «Идиот», тоже все закатывали глаза и говорили: Яковлев в роли Мышкина — это же катастрофа! Прошли годы, снял своего «Идиота» Бортко, и понеслось: «После великого Яковлева… После блистательной…» Подождите, пройдет еще десять лет, родится поколение, которое посмотрит фильм, а потом прочтет книгу и скажет: «После великой Вележевой, ...после блистательного Галибина какие-то Иванов и Петров — немыслимо! У каждого перед глазами свой образ, и это, конечно же, не соответствует телеверсии. Это никогда не может совпасть, если ты сначала прочитал, а потом увидел. У тех, кто сначала увидел картину, а потом прочел, образ уже сформировался от экранизации.

«Процесс дебилизации продолжается»

— Вы сами экранизировали Акунина. И сами знаете, что такое «зрительские потребности». Сегодня ведь все измеряется только рейтингами, не правда ли?

— Второй канал рискнул и снял «Идиота», хотя все говорили, что его смотреть не будут, поскольку в нем нет ни одного убийства, ни одной проститутки, ни одного наркомана, словом смотреть будет не на что, а рейтинг от его показа просто зашкаливал. После этого продюсеры вспомнили, что есть еще Булгаков, Толстой, Тургенев. Последняя моя серьезная работа прошлым летом, как раз и была связана с Тургеневым. Второй канал предложил Дуне Смирновой написать сценарий по роману «Отцы и дети». Она предложила мне быть соавтором. В этой же картине я работал художником-постановщиком.

Классика в России востребована, но не могу сказать, что темы глобально изменились. «Мыло» как снимали, так и продолжают снимать. Если смотреть телевизор, переключая каналы, то можно решить, что это один и тот же фильм, населенный моральными уродами. Нас этим кормят, вроде это и есть наша жизнь. Но после «Идиота» вдруг выяснилось, что процесс дебилизации населения еще не дошел до крайней точки. Есть еще огромное количество людей, которые хотят думать, что-то читают. Оказывается, им интересно смотреть на персонажей, с которыми они могут себя идентифицировать, а не на некую чудовищную вымышленную жизнь.

— Александр, теперь зрители чаще всего узнают в вас Берлиоза из «Мастера» или все-таки по-прежнему слышите: «Смотри, Бэримор!»?

— Я бы сказал, видят еще и Берлиоза, но, наверно, фраза «овсянка, сэр!» останется до конца моих дней. Это еще и потому, что по телевизору неустанно крутят эту «Собаку Баскервилей». Не хочу сравнивать себя с великой Фаиной Раневской, с ее нетленнымж «Муля, не нервируй меня», но тем не менее... У нее после этого была масса гениальных работ в театре, кино и на телевидении, но для зрителя она навсегда осталась «со своим Мулей». Я никоим образом не пытаюсь себя к ней пододвинуть, но и у меня после «овсянки» было много написано, сыграно, построено, но, похоже, эта каша намертво прилипла ко мне.

— Пусть вас не удивляет последующий вопрос… Вы ведь знаете, как сегодня популярен сайт «Одноклассники.ру». Так вот, не возникало у вас желания или потребности вернуться в свое взрослое детство и найти тех, кто потерялся в потоке бурных дней?

— Я сам написал на сайт: «Вторая спецшкола с французским языком, год выпуска». Таким образом нашел четверых. Есть еще два человека, с которыми мы не прекращали общаться помимо всякого сайта. Время от времени виделись, поэтому внешний вид не вызывал друг у друга шока. Но этих четверых я бы в жизни на улице не узнал, и они меня не узнали бы. Поскольку я каждый день брею свою рожу в зеркале, то кажется, что изменения на ней произошли минимальные. А когда ты через сорок шесть лет встречаешь человека и только из контекста понимаешь, что это таки он… Задаешь вопросы и понимаешь, он не врет. Но, честно говоря, я мало с кем успеваю встречаться. Все больше в профессии. Она очень много занимает времени. Свободного как такого нет. Дай Бог, чтобы на семью хватило. Все-таки двое детей, трое внуков. На них бы время нашлось. Преступно мало с ними общаюсь. Внуки растут, обидно, что не находишься рядом.

«Мне везло на яркие встречи»

— Вам посчастливилось встречаться в работе с крупнейшими актерами и режиссерами ХХ века. Кто из них оставил наиболее памятную «зарубку» в душе, на сердце?

— Мне везло на яркие встречи. Практически все актеры, с которыми я работал в «Идиоте», яркие личности. Взять, к примеру, одну «Собаку Баскервилей» и просто перечислить тех, с кем вместе работал: Ливанов, Виталий Соломин, Никита Михалков, Олег Янковский, Боря Брондуков, Света Крючкова, Михаил Стеблов. По-моему, если только этих перечислить, получится сборная СССР. Но, наверное, самым поразительным актером для меня так и остался Юра Богатырев — царство ему небесное.

В силу обстоятельств он у меня жил полтора года. Он учился в Щукинском театральном, а я жил тогда рядом с училищем. Дело в том, что Юра родом из Красногорска. Это под Москвой, а жителям области общежитие не полагалось. Теоретически он мог мотаться из одного города в другой на муниципальном транспорте, но это отнимало бы у него часа полтора как минимум. Реально, учитывая необычное расписание этого училища, когда репетиции могли заканчиваться в час-два ночи, переночевать в каком-то другом городе было немыслимо. Денег на то, чтобы снимать в Москве какое-то жилье, у студента, естественно, не было. Сначала Юра жил у своего сокурсника Кости Райкина, потом у меня. Виделись мы каждый день, вместе завтракали. Он уходил в свой институт, я в свой. Вечером успевали обменяться новостями. Он был такой рыхлый, сплошь состоящий из округлых форм, а когда Никита Михалков пригласил его в фильм «Свой среди чужих», он вдруг преобразился: превратился в жилистого, мускулистого, спортивного мужика. Причем я же знаю, что он не ходил ни в какие спортзалы. Вот откуда это берется? Как происходит внутреннее перевоплощение — я понимаю. Это как раз то, что должно происходить с актером от роли к роли. Поразительно то, как можно неожиданно преобразиться внешне. Помню, Богатырев все время сокрушался, что его не узнают на улице. На самом деле, я считаю, это замечательное актерское качество, когда у тебя нет твоего собственного узнаваемого яркого лица. Когда актера на экране узнают, а в жизни не верят, что это он. Это очень дорогого стоит. Юра на сто процентов был рожден для этой профессии. Хотя, конечно, есть масса других замечательных актеров.

— Когда приезжаете в Киев, какие импульсивные желания возникают?.. Крещатик? Андреевский? Может, Лавра?

— Вы знаете, каждый приезд в Киев у меня связан с желанием пообщаться с коллегами — с Вячеславом Криштофовичем и Романом Балаяном. Увы, из-за напряженного графика редко видимся. А Киев изменился здорово. Я отдаю себе отчет, что во мне говорит тоска не по тем маленьким домикам, а по времени, когда нам было хорошо без особых удобств. По юности. Я помню, смотрел такую передачу в Москве. Люди рассказывали, как дружно и весело они жили в коммуналках. Потом взяли интервью у одной дамы, которая до сих пор живет в коммуналке. Она предложила им поменяться. Все правильно: они ведь не об этом тоскуют, а о том времени, когда им было по восемнадцать. Тогда и дни были светлее, и зимы — теплее. Но в любую погоду нас невозможно было согнать со двора. Все было в радость. А сейчас: «С новым годом!», «С Новым годом!». Годы проносятся, и не можешь вспомнить, в каком году это было. Так что эта операция с другим мировоззрением ложится и на видение Киева. Со мной произошло то же, что происходит и в Москве, когда я хожу по знакомым переулкам и не узнаю их.