С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ РОДИНА

Марк Бернес никогда не пел о лифтах. Наверное, потому что в те годы чувство теплой уверенности от ощущения Родины и Дома возникали от других вещей.

Сейчас о лифтах тоже не поют, потому что они заплеванные и ободранные - противно. О Родине тоже перестали петь, по крайней мере искренне. Без пафоса петь о ней больно. Но от этого она не исчезает: и Дом, и Страна продолжают свою жизнь. Десятки миллионов, седьмой год живущих отдельным государством, расквартировались в блочно-кирпичных ульях, где заняты в основном тем, что разрозненно экспроприируют (реже добывают честным трудом) «мед». Там, за порогом дома, - спасительная ячейка, где ждет семья. До нее - секунды пути на лифте. Как много от них зависит. В первую очередь - пыльцу какого настроения ты притащишь с собой с холода в теплый дом? Что останется на последней «фотокарточке» внешнего мира - исписанный пластик стены, обожженные кнопки или сентиментальный цветочек, вырезанный из открытки, на обратной стороне которой были кем-то когда-то написаны слова поздравлений?

...Она живет в этом доме с первого дня. В течение почти тридцати лет в один и тот же подъезд заходили живущие здесь ее дети, внуки и правнуки. Сколько лет Ксении Калениковне Волынец, никто не знает. Она просто была всегда. Она есть и никто себе не представляет этот дом без нее - всезнающей, до всего имеющей дело, а главное - всегда переживающей за «Ее лифт». А в том, что он Ее, не сомневается никто. И ее имя знают все мои друзья, ни один из которых не остался равнодушным к лифту в доме, где нет кодового замка и охраны у дверей. В доме, где между этажами в зависимости от времени года все та же Ксения Калениковна выставляет цветы в горшках или яркие пустые коробки из-под конфет, которые, судя по количеству, равно как и открытки, ей приносят члены «группы поддержки».

Так не было всегда. Бумажные цветочки в лифте появились тогда, когда почему-то перестали сажать живые на улицах. Чем дальше нас заводило переходное время, тем больше украшений помещалось в маленьком пассажирском лифте. Китайские фонарики, банты от букетов, букетики живых цветов, елочный дождик под Новый год и первые медуницы весной.

«Мещанство, убожество», - брезгливо воротят физиономии снобы. Да Бог с ними, наверное, им слишком хорошо живется, раз они утратили способность отдавать должное любой искренности. Впрочем, у каждого душа поет от своей ноты. Главное - проверить, не онемела ли, не оглохла ли вообще, родимая, да просто, - жива ли?

А калениковский почин живет и побеждает. Он прописывается в соседних парадных и домах. Правда, в каждом по-своему - где-то зверьками из журналов, где-то - импортными диковинными пейзажами из календарей, а где-то превращает обыкновенный лифт в филиал харизматической церкви, напоминающей логово Белого братства в домике на Совских прудах. Каждый по-своему видит «укрытие», «гражданский окоп», в котором можно спрятаться на время несколькосекундного переезда или длящегося годами переходного периода.

Переходный период. Длинный, как ожидание праздника, мрачный, как подземный переход. От него можно спастись в лифте, переждать мгновения, подсчитанные за много лет. Выйти и начать новую жизнь - красивее, чем прежняя.

...А про жизнь Марк Бернес пел. Наверное, потому что любил и умел добиваться от нее взаимности...