РОЖДЕСТВЕНСКОЕ ЧУДО

Белорусский поэт Уладзимер Некляев, импровизируя на заданную тему и создавая свой «Верш на Свабоду» («Стих на Свободу»), вывел такую поэтическую формулу: по-настоящему человек бывает свободным дважды, путешествуя туда и обратно, из того мира — в этот и из этого — в тот.

Усім на волю Бог дае іспыт,

і не займець збаўлення ад іспыту,

адзін раз воля,

калі мы — зь нябыту,

другі раз воля,

калі мы ў нябыт..

Тем не менее между этими архисакральными событиями в жизни человека случаются и другие, «более обычные» чудеса, удивительность которых якобы намекает на нечто большее, нежели они сами.

Так, в прошлом году один журналист проводил опрос, допытываясь у респондентов, происходили ли с ними на Рождество чудеса. Отвечать посчастливилось и мне. И я вспомнил одно событие, которое, если захочется, можно отнести к чудесам.

Я тогда был еще ребенком дошкольного возраста и, как подавляющее большинство моих ровесников, не знал, что такое Рождество, поэтому праздновал лишь Новый год. Однажды отец привел меня на празднование Нового года в Дом литератора. Дети писателей встречались с добрым Дедушкой Морозом, рассказывали ему стишки и пели песенки, за что и получали из щедрых рук новогодние подарки. Накануне праздничного события отец предложил мне выучить наизусть новогодний стишок. Если не ошибаюсь, это был первый текст на белорусском языке, попавший в поле моего зрения. Я тщательно выучил произведение, хотя язык меня немножко удивил. У меня были серьезные подозрения, что живые люди так не разговаривают. И в самом деле, оказалось, что я был единственным ребенком на празднике, читавшим стих на этом странном языке. Но все-таки нашлось существо, поддержавшее мой благородный порыв. Седобородый Дед Мороз говорил на белорусском языке.

Моя теория подтверждалась. Обычные люди так не разговаривают, но ведь Дед Мороз был творением сказочным, неземным. Я был растроган и убежден: белорусский язык — язык Дедов Морозов.

Прошли годы. Беларусь обрела независимость. Получила, как рождественский подарок: удивительно неожиданно и, как бывает с подарками, не совсем заслуженно. Белорусский язык — по крайней мере формально — на несколько лет стал единственным государственным языком. А белорусские дети узнали, что, кроме Нового года, есть еще и Рождество, а, кроме Деда Мороза, есть еще и Святой Николай.

И вдруг оказалось, что в Минске, как и вообще в Беларуси, не так уже и мало молодежи моего поколения, владеющей белорусским ничуть не хуже, а может, и лучше того «литературного» Деда Мороза. Молодежи, самой создающей стихи и песни, переводящей зарубежную литературу и издающей толстые элитарные журналы.

Время от времени кто-то из них собирается на каком-нибудь школьном стадионе поиграть в футбол. И тогда пацаны из окружающих домов, присоединяющиеся к ним, слышат странные слова, которые не услышишь от футбольных комментаторов на белорусском телевидении: «брамнік», «нападнік», «кутні» (или даже «рагавы»). Кто знает, может, и у этих пареньков создается впечатление, что белорусский язык — это язык, на котором говорят футболисты, когда вырастают. (Не потому ли, заметим в скобках, президент предпочитает не футбол, а хоккей, строя везде ледяные дворцы?)

Приходя болеть на стадион «Динамо», эта молодежь приносит с собой запрещенные бело-красно-белые флаги, за что ее здесь же арестовывают футбольные болельщики в гражданском. Эти болельщики хорошо знают в лицо многих из арестованных, ибо видели их не только на стадионах.

Официальная пропаганда иногда называет этих парней с флагами «отморозками». Не потому ли, что в детстве у каждого из них состоялась встреча со своим белорусским Дедом Морозом, произошло свое рождественское чудо? Может, именно поэтому, будучи арестованными и попадая позднее на суд, они не хотят отвечать на вопрос на русском языке и упрямо требуют белорусского переводчика?

Чем они руководствуются? Наверное, не той патриотической риторикой, к которой склонны их пожилые коллеги. Может, они так же пришли к выводу, что по-настоящему свободным человек бывает дважды: появляясь в этом мире и идя из него? Может, в белорусском Деде Морозе они увидели самого настоящего Святого Николая?

А значит, кроме детской комнаты милиции, есть еще и она, небесная канцелярия, где помнят о малолетних сорванцах, путающих Рождество с Новым годом, но так же стремящихся получить подарки. А значит есть надежда, что когда-нибудь — в последний раз привлекаясь к ответу за свое плохое поведение, — они могут отвечать, как думают — не требуя белорусского переводчика.