РОМАНСИАДА

Александр РОЖЕН

Пожалуй, нет более безнадежного дела, чем заниматься печатанием книг в Украине: высокие налоги, конкуренция соседей, находящихся в более благополучной обстановке, обнищание населения. С рукописями ходовых триллеров украинские авторы, как правило, едут в Санкт-Петербург, Москву, где работает хорошо налаженная, поддержанная дальновидной налоговой политикой издательская индустрия.

И все же наше книгоиздательство демонстрирует поразительную волю к жизни. Как это ни странно, но невероятные трудности при родах обеспечивают книгам, изданным в Украине, несколько характерных благородных черт. Ведь дома чаще всего можно рассчитывать на издание малотиражных книг, требующих больших интеллектуальных усилий и сравнительно малых типографских затрат. Неудивительно, что сейчас Украина стала местом, где переводится и издается уникальная философская литература, редкие книги по психологии, трудоемкие энциклопедические словари, осуществляются другие книжные проекты, которые можно назвать пилотными. Одним из них явилось издание книги под названием «Русский романс на рубеже веков» исследователя и писателя Мирона Петровского.

Хорошему автору нужно еще и немного везения

Не знаю, как сложилась бы судьба рукописи Мирона Петровского, если бы в Киеве с легкой руки Галины Лактионовой не появился клуб «Співуча родина».

Неудивительно, что именно в этом певческом клубе первыми обратили внимание на то, что появилась яркая и глубокая работа Мирона Петровского, посвященная романсу. Председатель «Співучої родини» Галина Лактионова проявила недюжинные продюсерские способности, чтобы превратить рукопись в книгу. Это она убедила председателя АСК «Север» Геннадия Якунина из Москвы и президента АО «Банкомсвязь» Анатолия Юркевича из Киева выделить средства на издание. А когда книга появилась, сделала ее презентацию непременным элементом романсовых вечеров. Такие концерты с остроумным комментарием Мирона Петровского в последнее время проходили в Киеве достаточно широко: в Доме учителя, Музее медицины, Украинском доме, библиотеках, школах. Затем это увлечение перекинулось в Одессу.

Небольшие залы, теплая, почти родственная обстановка содействовали успеху романсовых вечеров. Немало москвичей перебывало на этих концертах в качестве исполнителей, слушателей, гостей. Неудивительно, что в конце концов вызрела мысль - организовать продолжение украинской романсиады в Москве. В конце марта в Центральном концертном зале «Россия» состоялся вечер романса, на который были приглашены едва ли не все знаменитейшие певцы СНГ: Артур Эйзен, Анатолий Соловьяненко, Мария Биешу, Нани Брегвадзе, Бибигуль Тулегенова и множество других звучных имен.

Вечер был задуман с размахом. По-видимому, к этому обязывал лозунг, под которым проводилось мероприятие, - «200 лет русскому романсу». По замыслу режиссера, на светском рауте на столичной сцене соревновались представители старинного романса и любители современной песни о любви. К услугам исполнителей - симфонический оркестр, квартет русских народных инструментов, рояль, гитарное сопровождение… Правда, несмотря на столь беспредельную щедрость устроителей, некоторые исполнители предпочли спеть «под фанеру», озадачив слушателей созерцанием оркестрантов, которым явно некуда было себя деть.

Впрочем, у грандиозного вечера романса, несмотря ни на что, были и свои безусловные достоинства. Прежде всего он позволил встретиться знаменитым артистам, которые, по их собственному признанию, уже не встречались много лет. Кроме того, уже сам факт презентации книги, созданной в Украине, для российского читателя достаточно показателен.

Вопль о любви

В беседе со мной Мирон Петровский так объяснил причины, которые подтолкнули его сначала к исследованию русского романса, а затем и к созданию книги, обобщившей многолетний труд: «Во время войны, когда нас переволокло через огромную территорию: Украина, Средняя Азия, Сибирь, я еще ребенком обратил внимание, что люди на этих просторах живут очень разные и нации весьма непохожие. Но везде поют русские романсы. В стране, разделенной войной на женщин без мужчин и мужчин без женщин, романс оказался очень удобным способом выразить свои чувства, состояние. Не случайно в ту пору получила такое распространение «Землянка» на слова Алексея Суркова. Любопытно, что он, абсолютно официальный поэт, выполнявший функцию жандарма в литературе, автор патриотических советских песен, довольно кровожадных иногда, это стихотворение даже не предназначал для печати - просто написал письмо с фронта жене. Но оказалось, что из всего, что он сотворил, выжило только это. Все остальное оказалось официальной мертвечиной».

Никто не сообразил в ту пору, что «Землянка» - вовсе не советская песня, а типичный романс. Более того, даже каминная тема романса («ты сидишь у камина») преобразилась во «вьется в тесной печурке огонь». Тогда, в военную пору, это как-то очень запало в душу. Как говорится в стихах Самойлова, «это все в меня запало и лишь потом во мне очнулось». Много позже это поможет Мирону Петровскому сделать тонкое наблюдение - романс представляет из себя общенациональный вопль о любви.

«Ах-», «Эх-», «Ох-»…

История романса была написана ранее, но никто из его почитателей не объяснил, историю чего же он пишет. В поисках системы исследователь представил романс в виде некой вертикали, верхушку которой занимает камерный романс. Момент истины исследователь описывает так: «Все сразу стало на свои места! Романсы поют об одном и том же, но они очень различаются своей социальной окрашенностью, социально-стилистической принадлежностью. Учитывая, что из всех рубрикаций романсов наиболее основательная - по характеру и национальности, я попытался их узнать именно с этой стороны. Поскольку в русском языке есть междометие - часть речи, которая ничего, кроме эмоций, не выражает, я использовал именно ее для своей рубрикации. Итак, романс для среднегородских слоев я назвал «Ах-романс», нижних - «Эх-романс» и, наконец, совсем низовых - «Ох- романс». Эта рубрикация покрыла, или включила в себя, все остальные, что и требовалось сделать. Цыганский с «Эх!», а так называемый жестокий плебейский романс совпадает с «Ох!».

Достаточно русскому человеку услышать: «Ах-романс», «Эх» или «Ох», и он понимает все сразу, проделывая мгновенно ту работу, которую так долго выполнял исследователь.

В библиотеках Киева, Москвы, Петербурга Петровскому удалось просмотреть 15 тысяч нотных листов, бесчисленное множество песенников, либретто для граммофона. И это была лишь незначительная часть того, что существовало, так как в литературе есть сведения о том, что за 50 дореволюционных лет в России вышло только нотных листов не менее 60 тысяч. Причем названий, а не изданий! (Изданий было гораздо больше, так как многие листы издавались по 20 - 30 раз.) Между прочим, на них никогда не ставили год, что давало возможность книготорговцу всегда подавать издание как новое. Такая маленькая коммерческая хитрость. Иногда на нотных листах появлялись допечатки, штампы. Поэтому датировать листы можно по цензурным печатям, если они присутствуют.

Конспирация романса

Исследуя печатные издания, Петровский обратил внимание на характерную деталь: в текстах всех романсовых композиторов 20-х годов - Прозоровского, Блантера, Покрасса и других - совершенно четко с 29-го года исчезает Я и ТЫ и появляется МЫ. Таким образом, 29-й год можно считать началом периода, когда романс попадает в немилость.

Как бы документов об ограничении его не существует. Это делалось полуофициально, однако работало безотказно. Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьба романса. Но в это время появляется звуковое кино. В нем начинает звучать так называемая советская песня, которая в большинстве своем оказывается тем же романсом, только «притворившимся» советской песней. Достаточно посмотреть, что представляет собой «Песня о сердце» в одном из первых музыкальных фильмов «Веселые ребята». Это же типичнейший романс! Романсом является и знаменитая песня из «Первой перчатки»: «милый друг, хорошо, что мы вместе. Ты плыви, наша лодка, плыви»…

Однако, если бы кто-то в то время сказал, что это романсы, их тут же запретили бы. Советское официальное отношение к фольклору было почтительным, но только к фольклору старому, традиционному, крестьянскому. До городского фольклора добирались с трудом только некоторые смельчаки.

«Гони, ямщик...» - «Ямщик, не гони»

Никто, никогда и нигде не обращал внимания на то, что существует такое явление, как романс-ответ. Скажем, романс «Гони, ямщик, быстрее вдаль» - «Ямщик, не гони лошадей». Часто романс-ответ становится популярнее, чем основной романс.

На ряд романсов существовали целые цепочки, вернее, пучки, романсов-ответов. К примеру, на романс «Пожалей» целая череда ответов, которые предусматривали всевозможные случаи на эту просьбу: «пожалеть-то тебя я могу», «нет, жалеть я тебя не стану»…

По изданиям видно, что один и тот же романс может исполняться женским и мужским голосом. Если глаголы в настоящем времени, то все равно, кто поет, - окончания одни и те же. Как только появляется прошедшее время глагола, появляются глагольные окончания. Тогда текст печатается как бы в двух вариантах - для мужского и женского голоса. Скажем, «я тебя жалела», «я тебя жалел». Все это позволяет не увидеть романс как раритет в музейной витрине, а отразить живое функционирование жанра.

Исследователю удалось понять еще одну сторону природы этого жанра - тяготение к традиционности, как и у фольклора. Эта черта не предполагает большого развития жанра. Как фольклорное произведение создается из фольклора, так же, в сущности, и романс беспрерывно производит себя, свой вопль о любви, свою ностальгию.

Умрет ли романс?

И все же такое ощущение, что время романса все-таки прошло. Теснит его бардовская песня. Из среды тинейджеров вытеснил его рок. Не так сегодня поют о любви, как когда-то. Позволяет ли исследование ученого заглянуть в будущее романса?

«Я предложил формулу для эпохи, - ответил на этот вопрос Мирон Семенович, - практически точно совпадающей с серебряным веком русской культуры. То есть я пишу о романсе как о медной изнанке серебряного века. Это было время, когда чрезвычайно активно функционировал этот жанр. Русский романс уникален. У него не только российская, а и всемирная известность. «Очи черные», «Эх, раз еще раз» - я видел десятки американских фильмов, где вокально или музыкально исполняются эти и другие романсы. Видно, что они пользуются любовью и героев, и зрителей. О закате этого мощного жанра говорить, пожалуй, преждевременно. В истории жанров всякое случается. Кто бы из его создателей за сто лет до того мог предсказать фантастическое развитие романса в конце XIX - начале XX веков?»