Распутник под парламентом. На Печерске дают «уроки» философии, обольщения и актерского мастерства

Под занавес сезона хоть на один театральный вопрос могу дать внятный ответ. В том случае, если спросят: «Куда пойти? Что посмотреть? Только чтоб не уснуть». Так вот, зритель капризный, далеко блуждать не надо. Отыщи на карте Киева улицу Грушевского, там где парламент. И сразу через дорогу — на улицу Шелковичную, 3. Там, в подвале, уже который год работает молодежный, резвый, особыми бюджетами не избалованный, Новый театр на Печерске. Место это обжито ограниченным контингентом ценителей. Правда, даже в этом зале на 60 мест попадаются случайные «пришлые», место которым — в буфете. А его-то как раз в фойе — и нет. Театральных программок, в виду безденежья, у этого театра тоже не имеется.

Иногда наблюдая за «околокультурными» землетрясениями бурной столичной жизни, честно говоря, уже хочется просто орать:

— Все! Надоели! Опостылели! Ухожу в монастырь! Прячусь в подвале! Открываю арт-келью на Троещине! Только чтобы не видеть эту штатную «тусу»… Этот светский колхоз имени Кати Осадчей… Тех, кто ежевечерне и ежеполосно компостирует мозги обывателю своими похождениями и «прелестями», продуцируя раздутую пустоту… Оля (Сумская), Остап (Ступка), Влада (Литовченко), Вова (Горянский), Лиля (Подкопаева), Олег (Пинчук), Ангел (Педан), люди, я вас уже иногда ненавижу! Вы чем-то иным, «творческим», еще занимаетесь, кроме «светских хроник»? Дайте уже, наконец, (на тех же экранах или страницах) место другим — молодым, способным и пока не пустым. У которых, в отличие от вас, хотя бы осмысленный взгляд...

Проорал. А толку?

Но ведь факт: осмысленные творческие взгляды в центре околокультурного Киева найти сегодня действительно трудно.

Оно естественно: «на свете счастья нет, а есть покой и воля». Кому тусить, а кому творить, получая копейки, но сохраняя творческий блеск.

Так было всегда.

Но не смотря ни на что, все же уверенно направляю зрителя по нужному адресу — за «блеском». Не мишуры, а избранных глаз. В подвальчик (на 60 мест). Где раз десять в месяц играют то Булгакова, то Пелевина…

Играют и чудесного (не преувеличиваю!) французского драматурга Эрика-Эмманюэля Шмитта, его забавную а-ля историческую пьесу «Распутник».

У «печерских» артистов — Кати Кистень, Игоря Рубашкина, Дениса Мартынова (некоторых других) — имена «тихие» и совершенно не «медийные». Хоть кто-то слышал о них? Работают ребята в «замкнутом» пространстве. А иного выхода и нет! Спасибо хоть Печерскому району, что этот угол предоставил для творческих потребностей. Кто-то из порядочных чиновников, видимо, все-таки ценит самобытность «Крыжовника»… А именно так «в народе» и называют группу этих товарищей. И Александр Крыжановский — режиссер их, их же руководитель и учитель — человек какого-то старомодного чеховского «формата». Он умно смотрит. Негромко говорит (кажется, никогда и не кричит на них). Никогда на расстоянии я не наблюдал за ним попыток каких-то азартных «самотехнологий»: эх, как развернусь сейчас, получив «цацку» из Управления культуры или лично от Виктора Степановича!

Этот человек – из любимейшей мною творческой «породы». Он из тех скромных людей, которые, может, и не всегда совершенно, но все-таки талантливо, спокойно, мудро и несуетно — созидают. На камнях растят деревья. Оставляют на этой местности не «звездные» следы (на аллее пиара), а долговечные «зарубки» сценического мастерства. Создавая вокруг себя экологические ареолы или ареольчики «живых театров».

Таких вот «ареольчиков», капризный зритель, и, правда, на пальцах… Отдельные композиции — у франковцев. Некоторые работы — у «левобережцев» Митницкого. И эти еще, печерские… Непафосные, за премиями не гоняющиеся. Поющие не «в терновнике», а на Печерске. В самом центре. Под носом у парламента — главного врага духовности и театрального искусства.

Очень не хотелось бы перехваливать.

Но ведь и похвалить порою стоит. Иначе для чего истекают семью потами в своих подвалах?

Обаятельного «Распутника» (без особых сценографических приспособлений) они играют… Вот подбираю-подбираю и, наконец-то, нашел нужное слово — «прелестно». Не гениально, не «эпохально», а просто — прелестно. По Далю «прелесть» — «…обман, соблазн, совращение от злого духа…» Как взрослые дети, они и отгоняют от себя злых духов бездарности, забравшись в «салон», изображая французов, примеряя их белье, кринолины, халаты. При этом и не паясничая, и не дурачась, а как бы — «все у нас всерьез».

«Серьезная несерьезность», конечно, заразительно передается залу. Особой-то дистанции нет. И ребята вместе с 60 поклонниками (и зеваками) создают милый, уютный, куртуазный, прелестный псевдофранцузский мирок, где живет—резвится философ Дени Дидро (о нем пьеса).

Шмитт, если кому известно, вырывает лишь один сюжетный клочок из его бурной личной жизни, почти анекдот. Когда этот философ, видный товарищ, позировал своей современнице Анне Доротее Тербуш (1728-1782). Та вошла во вкус, предложив моралисту обнажиться до… По ходу дела чувства у Дидро заметно «восстали». Но он не растерялся и якобы ответил: «Не волнуйтесь, мадам, сердце у меня не такое твердое!»

Между рисованием и соблазнением наш Дидро занимается и ответственной работой — сочиняет статью «О морали» для «Энциклопедии». Одной дамой его философско-сексуальный ритуал не обходится. Их будет четыре. Включая супругу. И лукавый Шмитт (о, это автор, в котором одинаково укоренены и озорство, и, кажется, вся скорбь человеческая — перечитайте «Оскара и Розовую даму») вынуждает беднягу-философа постоянно разрываться между недописанной «Моралью» и «недораспробованными» дамами.

Он так и мечется, меняет свои мнения, умозаключения, настроения.

Его свобода — как чувственная, так и философская — сродни ветру: куда хочу, туда и лечу.

В «печерском» спектакле, как вы убедитесь, до «распутства» не доходят ни руки режиссера, ни другие ответственные органы исполнителей. Сказано же — у них детство взыграло. И артисты утрированно подают, порою, «самые философские» реплики. Не трактаты читают, а словно бы школьные любовные записки, где все «всерьез», но ненадолго.

Главный же озорник в любовной шараде — артист Игорь Рубашкин (несколько лет он играл-играл и таки научился играть хорошо) — совершенно другой «сексотип», нежели тот, развязный блудливый кудрявый типчик, которого в одноименном фильме (но с измененным сюжетом) изображал француз Венсан Перес. На Печерске — свои представления о распутстве. Игорь, как мне показалось, будто бы предлагает едва уловимую пародию на популярный образ Басилашвили из «Осеннего марафона». Того (Бузыкина) одна за другой «домогаются» разные женщины. А он, угнетенный, ищет покоя в тиши кабинета. Чтобы наконец-то, освободившись от юбок, засесть за литературное удовольствие.

У Игоря в этом спектакле по отношению к сценическим дамам вовсе не томление плоти, а «томление лени». Его свобода (то есть свобода и самого Дидро) зависит лишь от предлагаемых обстоятельств. Заставят в клетку лезть и птичкой там чирикать — так и запоет.

Что хорошо в исполнительской манере артиста, так это то, что даже за утрированным (как бы умышленно легковесным) жонглированием текстами Шмитта, все же не теряются ни смысл драматурга, ни настроения философа, ни ирония режиссера.

Достойная партнерша этому герою в спектакле — артистка Екатерина Кистень. Вижу ее второй раз в жизни. Но сразу же хочу вас предупредить… Если в нашей стране когда-нибудь возобладает здравый художественный смысл и окончательно не победят псевдо-академики (на всех фронтах «прекрасного»), значит у девушек с таким потенциалом может и забрезжит когда-то большое творческое будущее… Может быть. Не сейчас.

Ее «сейчас» — в подвале. И еще на арендованной сцене Дома офицеров, где едва ли не по постулатам Станиславского и Немировича-Данченко она уж так изображает Мышь в детском мюзикле «Дюймовочка», что биографию этого грызуна я могу вам рассказать по дням. У Кати особая «архитектоника» лица, у нее опасная пластика актрисы-кошки. Брось такую с этажа — не растеряется, тут же и превратится в тигрицу.

В ее сценической образной «партитуре» есть какой-то отблеск самой Изабель Юппер. Ну уж и не сравниваю и не выдумываю. Юппер тоже когда-то начинала в «подвалах». Покуда не попала в руки культовых режиссеров европейского кино.

В «Распутнике» у молодой киевской актрисы несколько «личин» одновременно. Художница Тербуш, окажется аферисткой, а также лесбиянкой, а также «натуралкой». Ее изменчивость — от внутреннего непостоянства: сама не знает чего хочет, но чего-то же хочет? А то, чего хочешь, не бывает «никогда…». У артистки есть эта поволока в глазах – «не будет никогда», скольких бы не соблазнила и скольких бы не разорила.

Правда, в финале Шмитт найдет для обоих героев обоюдополезное занятие. Секса у них пока нет, значит, «Мы будем беседовать!»

Представьте, в хорошем театре — беседа с одаренными артистами — это такое же сладостное занятие.

Наша же беседа, капризный зритель, подходит к концу. Ты все понял? За 40—60 гривен надо покупать билет в подвал – возле парламента. И поддержать исполнителей, которые творят не в «терновнике», а в «Крыжовнике». Повторюсь, творят как могут. Повторюсь, не «гениально», зато искренне и увлеченно.

Вот позакрывали по городу казино, так и открыли бы в каждом районе по одному «крыжовнику». Все пользы больше. Но есть одна проблема. К таким вот «крыжовникам», увы, «садовников» в городе не найти.

«Сад»-то у нас — запущен.