Про Ивана

15 июня исполняется 75 лет со дня рождения Ивана Миколайчука. Актеры, которые снимались в его фильмах (а также снимались вместе с ним в картинах других режиссеров), часто возвращаются мысленно в то время, когда Иван еще был бодр, молод, жив...

Гримерка киевского Молодого театра. Небольшой перерыв между репетициями нового спектакля "Уступи место!" по пьесе Вины Дельмар. В премьерной постановке главную роль - Бартлея Купера - играет народный артист Украины Ярослав Гаврилюк.

Для сценической истории о драматических семейных испытаниях пожилого человека украинскому актеру Гаврилюку сегодня не нужен седой парик. Снег и так припорошил его голову. А то, что было "когда-то", в 70–80-е ХХ в., ему самому словно кажется тающим снегом. В том "когда-то" - его знаменитые кинообразы в фильмах "Дударики", "Грачи" (потрясающе сильная работа, которую часто вспоминают). А еще - его же бесшабашные сценические герои-романтики на сцене молодого периода его становления в 1980-е. В том же "когда-то" также необыкновенно популярный герой, сыгранный Гаврилюком на родной сцене в спектакле "За двумя зайцами" - его немного печальный и авантюрный Голохвастов.

Ярослав Гаврилюк

Так вот, в этом кружеве образов, в снежной вьюге, немного их припорошившей, Ярослав Дмитриевич, так или иначе, снова и снова возвращается воспоминаниями в конец 1970-х. Это было время важной встречи, во многом определившей его жизненную и творческую судьбу. Встречи с Миколайчуком.

Среди многих актеров, которых судьба сводила с Иваном Васильевичем, мне кажется, именно Ярослав Гаврилюк с течением времени держится не то чтобы в стороне, но очень уж деликатно и тактично относительно имени и памяти мастера. Лишний раз не спешит в эфиры со своими воспоминаниями и комментариями... А впрочем, как отмечает сам Гаврилюк, Иван Миколайчук оставил в его судьбе удивительный след, будто след кометы осветил жизнь каким-то божественным сиянием.

- Наша первая встреча состоялась во Львове, когда я еще некоторое время работал в местном ТЮЗе, - вспоминает Гаврилюк. - Миколайчук уже тогда был легендой, мифом. Он дружил с моим братом Иваном Гаврилюком. И, собственно, мое пребывание в общежитии, мое первое общение с Иваном Васильевичем уже тогда дало ощущение моей же причастности к какой-то большой семье, отцом и солнцем в которой был Миколайчук. Как-то сразу он нашел для меня деликатное и нежное слово - "Малый". Потом только так и называл. И, возможно, уже та наша первая встреча во Львове и определила его желание со временем пригласить меня на съемки в две ленты - "Вавилон ХХ" и "Такая поздняя, такая теплая осень". Пусть мои роли в его фильмах были не такие уж и большие, не главные, но сотрудничество с таким мастером и таким необыкновенным человеком - дар Бога.

Конечно, мы тут же и возвращаемся в 1978–79 гг., когда начиналась работа над "Вавилоном ХХ" - экранизацией знаменитого романа Василия Земляка "Лебедина зграя". Ярослав Гаврилюк вспоминает, что буквально несколько лет дебатировалась и продвигалась идея этой картины в постановке Миколайчука. А, собственно, съемки длились не более года. Если уж совсем точно, то с августа 1978-го "Вавилону" был дан зеленый свет. А спустя некоторое время и съемки - в селе Витачове Обуховского района Киевской области. Эта местность в районе Новоукраинки, по воспоминаниям Гаврилюка, на съемочной карте появилась не сразу. Якобы была идея объединить в фильме и вершины, и низменности Украины. Искали натуру в Черновцах, в других живописных местах. Но все-таки Вавилон (село из романа Земляка) раскинулось именно на Киевщине. И Миколайчук заселил его колоритными украинскими чудаками: Бурбела (Константин Степанков), Явтушок (Борислав Брондуков), Прися (Таисия Литвиненко), Володя (Анатолий Хостикоев), Клим Синица (Иван Гаврилюк). Сельского философа Фабиана, как известно, сыграл сам Миколайчук (хотя сначала на эту роль предполагался Ю.Багинян). А двух братьев - Данька и Лукьяна - сыграли Лесь Сердюк и Ярослав Гаврилюк... Два брата, как два сокола, а уже такие разные по характеру, жизненным взглядам. Данько Соколюк, сыгранный Сердюком, своенравный, немного коварный. А вот Лукьяну Соколюку (Гаврилюк) режиссер Миколайчук подарил более теплые краски, лирико-драматические.

Спрашиваю у Ярослава Дмитриевича, каким ему запомнился Миколайчук на съемках в те времена - именно как режиссер, как Демиург мира, который он создавал на основе романа-притчи Василия Земляка.

Актер отвечает, что сложно было и представить какое-либо давление, а тем более - волюнтаризм, когда речь идет о таком деликатном человеке как Миколайчук. Все было на съемках очень учтиво, честно, творчески. Вообще атмосфера на площадке напоминала атмосферу большой родни. Сам прекрасный актер, Миколайчук, по воспоминаниям Гаврилюка, никогда не давил на коллег, никогда не навязывал им определенный рисунок образа. Иногда все решали его точные подсказки, намеки, интуитивно просчитанные его же режиссерские и актерские ощущения, которые рождали будущий удивительный фильм о немного странных людях.

Еще во время кинопроб в Переяславе некоторым режиссерская работа Миколайчука казалась тоже странной. Ну вот, например, Иван Васильевич просил посадить Ярослава Гаврилюка на плечи Леся Сердюка, а затем приказал им бежать... И они бежали! Сами не знали, куда. Потом - другие режиссерские неожиданности. Когда, например, снимали сцену похорон матери (а ее, кстати, играла легендарная Варвара Маслюченко, жена Остапа Вишни, знаменитая "Вишниха", женщина-страдалица, добравшаяся вплоть до лагерей, куда нелюди заслали ее мужа-юмориста). Так вот во время съемок этой трагической сцены якобы следовало пустить слезу и изобразить трагическую мину. Но Иван Миколайчук специально расширил жанровые горизонты этого эпизода, наполнив его не только бытийной скорбью, но и вневременной фантасмагоричностью... Одних в могилы кладут, а для других могилы уже копают. Дескать, конец жизни - это и темная грусть, и горькое просветление (для разных людей).

На съемках

В целом на съемочной площадке "Вавилона", по воспоминаниям Ярослава Гаврилюка, царила атмосфера нежности, братства. Несмотря на присутствие довольно разных людей. Скажем, не сразу нашли для этой ленты главную героиню - красавицу Мальву. Кого из актрис только не пробовали на эту роль... Но что-то не складывалось. Иван же грезил, что его Мальва - это воплощение порыва, стремления пробиться в будущее сквозь стену настоящего. Образ Мальвы в его воображении должен был быть неуловимым, непостоянным, открытым для вечного движения в неизвестное. Уже потом кто-то из ленинградских ассистентов намекнул: дескать, есть в России одна "мюзикхольная" актриса, очень красивая и темпераментная, на "Мосфильме" недавно она ярко сыграла негритянку. Это была Любовь Полищук. Едва появившись на площадке "Вавилона", она стала женским лицом фильма. Собственно, Мальва - пожалуй, лучшая киноработа в творческом заделе Любови Полищук.

Ярослав Гаврилюк также вспоминает, что в "Вавилоне" Иван Миколайчук выступал не только как режиссер и один из главных актеров, он еще и компоновал музыку к своей ленте. Осознавая, что специфика его фильма - это погружение в фольклорные источники, народные верования, украинские традиции, Иван Васильевич придумал удивительную музыкальную аранжировку своего же кино. И сам признавался: "Мне кажется, что музыка воплощает идеальную драматургию, существующую в природе, в человеческой жизни. О, если бы можно было выстроить кино только по законам музыки. О, если бы я когда-нибудь смог снять произведение для экрана, чтобы оно было понятно, как мелодия без слов...".

На мой вопрос о возможных притеснениях и препятствиях относительно "Вавилона" исполнитель роли Лукьяна Соколика тем временем разводит руками: "Все же этот фильм пролетел как птичка над головами советских цензоров и, к счастью, не попал в петлю". Хотя, разумеется, в период подготовки были определенные сигналы и из Госкино СССР, и на киевском уровне очень пристально следили за ходом событий вокруг "Вавилона".

Впрочем, так угодно было судьбе, чтобы дебют Ивана Миколайчука как кинорежиссера оказался не просто удачным, а определяющим для украинского кино.

Со временем, как известно, была его попытка рассказать о судьбе буковинцев, заброшенных на чужбину жизненными обстоятельствами. То есть рассказ о вырванных из родной земли корнях: фильм "Такая поздняя, такая теплая осень" (сценарий Виталия Коротича). И для Ярослава Гаврилюка там снова нашлась небольшая роль.

Вокруг "Осени" (кинематографисты постоянно об этом вспоминают) витает, словно какая-то тайна, недораскрытый секрет. Дескать, все ждали шедевра от Миколайчука, а получился просто фильм... Ярослав Дмитриевич говорит, что сам процесс съемок "Осени" был сложным, чрезвычайно напряженным для Миколайчука. Иногда очень долго, слишком уж долго он искал нужные кинообразы и выстраивал в своем воображении какие-то мизансцены. Словно что-то сдерживало тогда его фантазию. Словно кто-то мешал расправить крылья...

Впрочем, все это - творческий процесс, который полностью зависит от обстоятельств, складывающихся вокруг именно такого процесса.

К тому же, по воспоминаниям Гаврилюка, душу Ивана Миколайчука уже согревали другие творческие замыслы. В частности, он мечтал снять фильм, раскрывающий личность и творческий гений композитора Николая Лысенко (сценарий писали совместно с Иваном Драчом). Среди неосуществленных замыслов Миколайчука - киноистория "Тысяча снопов ветра", как авторская фантазия наподобие "Амаркорда" Феллини. То есть должен был получиться фильм-воспоминание Ивана Миколайчука - о родном селе, о маме, учительнице...

Иван Миколайчук с мамой

В то же мгновение, когда возникает тема нереализованного украинского "Амаркорда", на глазах Ярослава Гаврилюка блестят слезы. И он вспоминает еще один, связанный с Миколайчуком, эпизод. Это было накануне какого-то съемочного периода... Когда они сели в авто - и очень-очень-очень долго ехали. Наконец приехали. На кладбище... На могилу его отца. Никто ничего не говорил. Да и лишними были слова. Они только стояли, молчали, все обо всем понимали.

Как говорит Гаврилюк, в молчании Миколайчука было не меньше глубины, чем в его рассказах, в его актерской экспрессии. Миколайчук умел молчать глазами, всем своим состоянием и естеством. И временами именно немые сцены Ивана Васильевича излучали удивительную глубинную сущность - и его характера, и бытия в целом.

Что касается поездок в автомобиле, Миколайчук, снова же по воспоминаниям Гаврилюка, словно избегал руля. Почему? Это, очевидно, тоже одна из тайн выдающегося актера и режиссера.

Их встречи ранние и поздние - это целый ряд разных историй, которые сложно объединить в рамках одного юбилейного очерка. Ну вот, например, как говорит Гаврилюк, Иван Васильевич частенько приглашал Малого к себе домой, уже в Киев, на Левый берег. И уже Гаврилюк разными ухищрениями как-то заставлял Миколайчука сесть за стол - чтобы просто поесть... Иван постоянно жил своими образами, идеями. Казалось, и быт, и даже хлеб насущный его мало интересовали. Поэтому Маричка Миколайчук иногда украдкой и просила Гаврилюка: "Притворись, что сегодня ты на кухне хозяин, пусть он хотя бы поест, пусть переключится...". И тогда Миколайчук удивлялся: "О, Малый, неужели все это ты приготовил?".

Иван Миколайчук и Маричка Миколайчук

Уже в 1980-е, когда болезнь Миколайчука все чаще напоминала о себе, и он находился в больнице, Ярослав Гаврилюк ездил проведывать его, тайком передавал любимое "Мальборо", кое-что другое... Они сидели в больничной палате и вспоминали, например, историю о джинсах, которые в те времена были дефицитом, но не подошли Миколайчуку. Тогда он со щедрого плеча подарил их молодому актеру, как родному брату. Дескать, бери, долго носи, а потом еще лучше оденься!

И снова в его глазах стоят слезы, когда вспоминает фатальный день: 3 августа 1987 г. Это день ухода Миколайчука в далекие миры. Ярослав Гаврилюк вместе с коллегами как раз в тот день находились в Одессе на съемках у режиссера Наталки Мотузко (фильм "Золотая свадьба"). Тогда на съемочной площадке встретились замечательные украинские актеры: Федор Стригун, Богдан Ступка, Ярослав Гаврилюк, Константин Степанков. Для каждого из них Иван Миколайчук был кем-то большим, чем просто коллега. Гаврилюк говорит, что уже после съемок ему сообщили страшную новость из Киева. Он был шокирован. И не знал, как об этом сказать коллегам-актерам. Особенно Костю Петровичу Степанкову, который давно прикипел душой к Ивану, знал его еще со студенческой скамьи, они вместе снимались в разных картинах. Когда же, наконец, самим своим взглядом Гаврилюк выдал трагическую новость про Ивана, Константин Петрович трагически закинул руки за голову: "Боже...".

Потом, уже когда они срочно вернулись в Киев, оба не могли найти себе места. Ноги не вели домой, потому что хотели идти к Ивану.

Все понимали, что с уходом Ивана обрывается какая-то важная нить, связывавшая их всех. Связывавшая времена. Переплетавшая историю, легенду с днем настоящим и днем грядущим... Все это в разной степени и воплощал в украинской культуре образ Ивана Миколайчука. Потеря его - не только преждевременная, но глобальная и фатальная. Место его (в жизни и в искусстве) - всегда вакантное. Ада Роговцева написала о нем стихотворение:

Іван вмирає.
Що ж бо нам робити?

"Похукайте на серце, розпаліть

В мені життя,
а смерть забороніте", -

Так він сказав би,
але він - мовчить...

Молчит и мой собеседник, актер Ярослав Гаврилюк. Через несколько часов у него премьерный спектакль, который когда-то (еще в конце 60-х прошлого века) в версии Анатолия Эфроса получил символическое и для нашей темы название: "Дальше - тишина".