ПРИТЧА ОБ ОДИНОЧЕСТВЕ В СТИЛЕ ВАХТАНГОВА

Прошедшая неделя для киевских заядлых и начинающих театралов прошла под знаком театра имени Евгения Вахтангова. Мощный десант с почти полновесными гастролями — три спектакля — «опустился» на Киев благодаря продюсерской компании «Этуаль» при содействии Посольства Российской Федерации и лично Чрезвычайного и Полномочного Посла РФ в Украине г-на Виктора Черномырдина.

Сейчас стало хорошей традицией говорить о тихом умирании театра, тем более репертуарного, государственного, коллектив которого состоит, в основном, сплошь из «академиков». Киевляне десять лет не видели масштабных гастролей вахтанговцев, но долгожданная встреча, которую все же ждали с опаской — ведь ТВ и газеты доносят потребителю, в основном, негатив, — подтвердила высочайший класс их мастерства и театральной культуры.

Театр этот изначально вырос из мощных режиссерских корней. Заложенное Евгением Багратионовичем буйно ветвилось вокруг симоновского ствола, хотя изначальная студийность закономерно ушла, оставив по себе приятные воспоминания и легенды. После ухода из жизни Рубена Симонова эта «театральная теплица» стала мерзнуть, давать сбои, отказывалась плодоносить, во всяком случае в том объеме, какого от нее ждали.

Когда театр выбрал своим художественным руководителем народного артиста СССР Михаила Ульянова, было решено, что тот ни в коем случае не будет заниматься режиссурой. И начались поиски режиссеров. С разной степенью успеха за режиссерский столик садились Роберт Стуруа, Петр Фоменко, Владимир Мирзоев и др. Сложившийся театральный организм со своей жесткой внутренней иерархией, состоящий сплошь из звезд разных поколений, с трудом подпускает к себе «человека со стороны». И на пресс-конференции, предваряющей начало гастролей, об этом с горечью говорил Михаил Ульянов. Он подчеркнул, что театр готов к работе, к эксперименту, но не к отступлениям от проверенной годами и зарекомендовавшей себя школы. И хотя режиссеров сегодня будто бы много, все же того, единственного, пока нет.

Владимир Мирзоев — режиссер умный, тонко чувствующий, интеллигентный, со своим индивидуальным, космогеническим мировосприятием. Его творческие поиски и находки хорошо известны и на родине, и за ее пределами. Постановки последних лет в создавшемся тандеме с неподражаемым Максимом Сухановым если не потрясли глобально, то уж точно раздразнили избалованную московскую публику и критиков. Непривычный даже в рамках эксперимента, но необыкновенно вкусный «Хлестаков», сокрытый в своих философских загадках Пинтер, «игра в бисер» в «Укрощении строптивой» и, наконец, казалось бы, такой знакомый до каждой реплики «Сирано де Бержерак». Непростая для режиссера вторая попытка работы с вахтанговцами, которой и открылись киевские гастроли.

Спектакль ошеломляет своим абсолютно новым прочтением известной пьесы Ростана. В то же время он насквозь пропитан той невероятно вахтанговской атмосферой, которая так знакома нам по «Принцессе Турандот». Строгая, удобная для артистов, легко трансформирующаяся, без излишних нагромождений сценография Аллы Коженковой, создает дополнительный эмоциональный накал за счет стилизованных барельефов в стиле Камасутры. Изысканный кутюр Павла Каплевича соединен невидимыми нитями с «подбором» нарядов в сказке Гоцци. Музыка Алексея Шелыгина и Максима Суханова хоть и не звучит в исполнении живого оркестра, но импровизации Суханова на пианино завораживают так же, как «расчесочный» парад-алле в знаменитом спектакле, который уже многие десятилетия служит визитной карточкой театра Вахтангова.

Мирзоев, ничуть не умаляя своего «я», пользуясь вахтанговскими методами, обогащенными сегодняшним знанием, поставил спектакль о Творчестве, которому подчинено все — жизнь, любовь, человеческие привязанности. И бесконечно одинокий Поэт ест, пьет, шутит, дерется на дуэлях, страдает, общается с людьми лишь для того, чтобы в неведомых уголках души рождались новые чувства и ощущения, которые перетекут в слова. И этот богатейший внутренний мир Сирано, так тонко переданный Максимом Сухановым, напрочь убирает пафосность среднего (с точки зрения высокой поэзии), Ростановского стиха, явственно высвечивая ауру личности поэта де Бержерака. Его нельзя не любить, нельзя не стать жертвой его творческой потенции и человеческого обаяния, как нельзя не восхищаться Гуинпленом.

Земное может разочаровать, превратив самый высокий накал страстей в бытовую повседневность, поэтому легче, интереснее и плодотворнее быть душой Кристиана де Невилета (интересно сработанного Александром Прудниковым), если нужно, его сурдопереводчиком, чем решиться открыть Роксане (Ирина Купченко) свою любовь. Да и любовь ли это, в земном понимании, к прекрасной юной деве? Ведь в мирзоевском спектакле Роксана не вступающая в первую любовь Джульетта, а знающая толк в любви дама, поющая с Невилетом свою лебединую песнь. Она знает цену внешней оболочке и ищет родственную душу. Но Сирано хранит молчание, оберегая свой внутренний мир, а слова не станут защитой и опорой.

Сцена смерти Сирано, решенная в этом спектакле, как «крещение носами», очень мощная по внутреннему содержанию и органичная, хоть и немного прямолинейная,— в каждом, кто общается с Поэтом, остается его частичка — будь то восторженный кондитер, опаленный любовью к поэзии, Ле Бре (Олег Макаров), расчетливо-холодный граф де Гиш (В.Шалевич), распутная Лиза, она же мать Маргарита (Е.Сотникова) и т.д.

А над всеми царит необыкновенный Максим Суханов, пригоршнями выплескивающий в зрительный зал всю гамму страстей Одинокого Поэта.