ПОМНЮ КАК СЕЙЧАС...

Несколько слов от автора

Не тешу себя надеждой этими записями передать образы выдающихся людей, встречи и общение с которыми подарила мне судьба. Моя задача много скромнее: сохранить их афоризмы, рассказанные ими смешные истории, их любимые словечки... Эти заметки — просто объяснение в любви мастерам искусств, которые всегда, даже в самой трудной ситуации, находят место шутке. И еще. Разумеется, не хочу потрясать читателей хлестаковским «с Пушкиным на дружеской ноге». Привилегия встреч с великими мира сего для человека пишущего предполагаема изначально, она исходит из самой профессии. Никогда не ставил себя на один уровень с народным артистом, режиссером или лауреатом только оттого, что оказался с ними на одном приеме, встрече или брал у них интервью.

Норковое манто

65-й год. Одесса, театральная уборная, уставленная цветами и подарками, улыбающийся Михаил Водяной: «Помню, как у нас в Одессе героиня, игравшая Сильву, выходила на сцену в настоящем норковом манто. До пят! Представляете? Это был потрясающий спектакль! В финале она сбрасывала манто с себя и бежала навстречу возлюбленному. Прямо по манто! В зале были обмороки... Нет, я не к тому, что сегодня уже вся труппа должна быть в норковых манто. Но, может быть, есть другие способы? Например, очень смешные ситуации в сочетании с очень хорошими песнями. А? Почему бы не попробовать, в конце концов, чем мы рискуем?»

Все начинается со встречи

Один из первых международных кинофестивалей в Москве. Стэнли Крамер, получивший главный приз, встречается с журналистами. Через день-другой в газетах появляются его размышления о трудовой жизни художника в Голливуде, об американской системе звезд, о засилье рекламы... Но ни одна газета не напечатала его ответ на вопрос: «Чем же отличается американское кино от советского?» А он был лаконичен: «И в американском фильме, и в советском все начинается со встречи. Но... У нас — парень встречает девушку, а у вас — парень встречает трактор».

По роману Горького

Дмитрий Шостакович в серьезном разговоре о текстах оперных арий: «Если по роману Горького «Мать» будет написана опера, то там друзья Павла Власова будут петь: «Павел, твою мать, твою мать арестовали!»

Фильм века

«Евгений Леонов в номере?» — спросил я. «В номере», — не очень приветливо ответила администратор гостиницы. Я подошел к двери, вынул блокнот и, повторив заготовленные для интервью вопросы, постучал. Дверь открылась. «Вы вообще, знаете, какой фильм мы снимаем?» — спросил Евгений Павлович. Потом еще раз повторил вопрос с упором на слове «какой». Я сказал: «Нет, не знаю», — а сам весьма обрадовался такому многообещающему началу беседы. Леонов между тем продолжал: «Мы снимаем фильм века! Вот здесь (жест в сторону распахнутого окна) построим восточный город. Лошади, всадники с головами и без, глашатаи, верблюды и муэдзины. На площади группа разбойников будет встречать Али-Бабу. Мы не приглашаем профессиональных артистов, а ищем исполнителей на стороне, в гуще народа. Вас можем тоже взять на роль. Плавать умеете? Ну и прекрасно! Принимаю вас на роль Синдбада-Морехода...» Я отложил блокнот и с удивлением посмотрел на Леонова. Но глаза его были невинны и застенчивы, простодушное лицо улыбалось, а хрипловатый с бормотцой голос продолжал: «Фильм будет называться «Тысяча и одна ночь». Многосерийный, телевизионный, по серии на ночь. Совместное наше-ихнее производство!. — «А мне сказали, что картина называется «Белорусский вокзал». — «Кто сказал?» — «Директор студии.» — «А он не сказал, что меня из номера выселять нельзя?!» — «Выселять? Я пришел брать интервью, а не выселять». — «А я подумал, что вы работник гостиницы. Администратор говорила, что у нее туго с хорошими номерами, и меня подселят в двухместную комнату. А мне здесь так нравится...»

Письмо домой

Съемочная группа — коллектив, живущий своими радостями и огорчениями, коллектив, не похожий ни на какой другой. Осенью 72-го года Шукшин снимал «Печки-лавочки». Погода стояла плохая, и, приходя на студию, участники съемочной группы целый день с тоской поглядывали на небо, а вечером, уставшие от бесплодного ожидания, брели в гостиницу. Назавтра все повторялось. Понятно, почему Василий Макарович не склонен был давать интервью о работе над картиной. «Какая работа? Одни слезы пополам с дождем», — говорил он, и наша беседа переносилась сама по себе. В один из таких дней на скамейке под навесом я увидел Шукшина, который что-то писал. Чтобы не мешать, я решил уйти, тем более, что хмурый день не предвещал ничего хорошего. «Давай подруливай сюда! — крикнул он мне. — Я тут письмо одно сочиняю. Универсальное такое письмецо. Понимаешь, мужики наши из-за безделья совсем скисли, даже домой писать перестали, скукотища, не о чем писать. Вот я и хочу им помочь. Отпечатаю и выдам каждому с конвертом впридачу». Вот это письмо: «Ненужное зачеркнуть. Дорогая (Маша, Зина, Глаша или просто жена — без имени)! Погода стоит (ясная, лунная, несъемочная). Съемки фильма идут (быстро, медленно, к концу, еще не начинались), потому что режиссер работает (с душой, под Антониони, только по утрам). Женщины в Ялте (вымерли, постарели, вышли замуж), и я дружу только с (Гришей, Васей, Петей, директором картины). Каждый день мы ходим (на базар, на пляж, на голове, вокруг да около). Питаюсь я (прилично, плохо, три раза в день), потому что кормят в столовой киностудии (отлично, сносно, как дома). Я за тобой очень скучаю и хочу (домой, осетрины, не знаю чего). Целую. Твой вечный муж. Подпись заверить у директора картины».

Природный недостаток

Леонид Куравлев: «Во время съемок картины «Живет такой парень» Шукшин попросил, чтобы мой герой Пашка Колокольников немного заикался. Так я и сыграл. Как-то через полгода встречаю Шукшина на студии. «Как дела, Вась?! — «Да сегодня сдавал картину в Госкино, — отвечает. — Одни ругали, другие, наоборот, хвалили, а один чиновник, чтобы поддержать картину, так сказал: «Обратите внимание, товарищи, как мастерски режиссер использовал природный недостаток артиста Куравлева — его заикание!» Смеялись мы долго».

Бандероль от О.Бендера

«У вас есть шарф?» — спросил Андрей Миронов, открыв мне дверь. «Шарф? Которым обматывают шею? Есть, но только дома». — «Прекрасно! вы приносите шарф, а я даю интервью». Привыкший к некоторым странностям людей искусства, я не удивился и уже через полчаса с шарфом в руке снова стучался в гостиничный номер Миронова. «Понимаете, — усаживая меня в кресло, сказал Андрей Александрович, — я приготовился к репетиции, а главной детали костюма нет». На нем был люстриновый пиджак в яблоках, кепи и апельсиновые штиблеты на босу ногу. К такому наряду, естественно, не хватало только шарфа. Моего шарфа! Получив ответы на порцию вопросов, я напросился посмотреть репетицию. И услышал, как Остап Бендер произносит пылкие речи, вводя в трепет мелких нэпманов и трусов, и увидел, как он, пряча отвращение, припадает к руке перезрелой дамы. Он был красив в моем шарфе, этот Остап, он не знал, что там, впереди, ему уготована другая судьба — «переквалифицироваться в управдомы». Он пока командовал парадом... Я на время уезжал из города и не успел забрать шарф. А скорее всего просто не хотел забирать его. Пусть мой шарф и дальше участвует в создании телевизионной бендерианы! Домашним не сказал, что отдал шарф Миронову — все равно не поверили бы. Я часто что-нибудь теряю, придумывая разные оправдания, поэтому случай с Мироновым показался бы и вовсе фантастическим. Пришлось сказать, что шарф у меня украли. Ждал телепремьеру «Двенадцать стульев» с нетерпением. И вот на экране появился Миронов — Бендер с шарфом на шее. Шарф был (сердце мое стучало тревожно!) не совсем мой. Но, зная возможности ТВ, я уговаривал себя, что шарф могли подгримировать, подкрасить, наконец, удлинить... Через день из Москвы пришла бандероль, а в ней два шарфа. Один я узнал по небольшому чернильному пятну, а другой — прекрасной вязки, длинный в желтую полоску — оказался шарфом, которым на экране обматывал свою драгоценную, еще не тронутую бритвой бывшего предводителя дворянства шею Остап Бендер. Сверху лежала записка: «При наличии отсутствия возможности отдать своевременно один шарф примите два. Любимый сын турецко-подданного О.Бендер».

Прямой ответ

Владимир Высоцкий: «Все время жду ошибочного звонка: «Алло, это обсерватория?» чтобы, ухмыльнувшись, врезать: «Наоборот, обжиральня!»

«У нас удивительна публика — любопытная и назойливая до жути. Свались я в метро замертво, человек десять побегут звонить в «скорую помощь», остальные сто останутся глазеть на мертвого Высоцкого».

Хохма

Эдит Леонидовна, дочь Утесова, рассказала, что по случаю очередной годовщины образования ВЧК Леонид Утесов, как обычно, был приглашен участвовать в праздничном концерте для работников КГБ. Он, которому претила всякая официальщина, вышел на сцену со своей «хохмой»: «Я рад, что здесь стою, а вы все, без исключения, сидите!» Последовала длительная напряженная пауза и прозвучали жиденькие аплодисменты. Его не пригласили, как обычно, на ужин, сухо проводили домой, по почте прислали гонорар и в следующий праздничный концерт уже не включили.

Очередь

Вспоминает Аркадий Райкин: «Николай Павлович Смирнов-Сокольский был человеком крутого нрава и соленой шутки. Однажды к нему обратился один деятель эстрады: «Товарищ Смирнов-Сокольский! Это возмутительно — мне передали, что вы меня послали подальше. Я — народный артист, дважды лауреат, орденоносец... А вы меня послали...» — «Я? Вас? — удивился Николай Павлович, полез в карман, вытащил записную книжку, открыл на нужной странице, внимательно прочел ее и удивленно пожал плечами: — Вот здесь очередь из ста двадцати пяти человек. Все дожидаются, чтобы я их послал. А вас даже в очереди нет!»

Тушь для ресниц

Наталья Ужвий просит группу молодых артистов, которые отправляются в Москву, купить ей в магазине ВТО тушь для ресниц. «Какую-нибудь французскую?» — «Нет, — отвечает Наталья Михайловна, — именно нашу. Мне в одном эпизоде предстоит плакать, а только от нашей туши я плачу натурально».

Премьера

Эльдар Рязанов снял «Зигзаг удачи» по сценарию Эмиля Брагинского. Оба воспринимают картину как свое детище. Премьера состоялась одновременно в Москве и Ленинграде. Рязанов, вернувшись из Ленинграда и встретив Брагинского, торжественно восклицает: «Ваш фильм имел потрясающий успех!» — «Спасибо. А ваша картина в московском Доме кино провалилась».

Книга с автографом

Марина Ладынина, жена Ивана Пырьева, вспоминает: «В конце 38-го года Сталин принял у себя самых известных тогда кинорежиссеров — Пырьева, поставившего «Богатую невесту», Пудовкина, только что закончившего работу над картиной «Минин и Пожарский», Ромма, снявшего фильм «Ленин в Октябре», и Александрова, поставившего «Волгу-Волгу». Сталин долго беседовал с гостями о кино, о его задачах в деле воспитания масс, а в конце встречи спросил, не нуждаются ли кинорежиссеры в чем-нибудь. Иван Александрович пожаловался, что его дача далеко от Москвы, трудно добираться. «Дадим вам машину», — сказал Сталин. Пудовкин сообщил, что у него вообще нет дачи. «Дадим вам дачу», — сказал Сталин. Ромм вздохнул, что живет с семьей в одной комнате. «Дадим вам квартиру», — сказал Сталин. «А мне, товарищ Сталин, никаких материальных благ не нужно, — улыбнулся Александров. — Я хотел бы только попросить вашу книгу «Вопросы ленинизма» с автографом! Сталин подарил Александрову свою книгу, а в придачу — новую квартиру, машину и дачу».

Популярность

Я был свидетелем, когда на ступеньках одной ленинградской гостиницы (проходил Всесоюзный кинофестиваль) к Михаилу Глузскому подбежали две запыхавшиеся девушки. «Скажите, вы киноартист?» Михаил Андреевич чистосердечно признался. «А как ваша фамилия?» Он отвечает: «Янковский». И тут одна другой: «Ну, что я тебе говорила!» Я не выдержал: «Девушки, — говорю, — как же так? Ну уж Янковского-то могли бы знать!» «А их, — отвечают, — двое». Но есть, к счастью, и другие зрители. Николай Гринько любит вспоминать: «Роль папы Карло в телевизионных «Приключениях Буратино» принесла мне тысячу писем от ребят, адресованных моему персонажу. А запорожские мальчишки, увидев на улице мою маму Лилю Казимировну, уважительно говорили: «Это идет мама папы Карло!»

Опустился занавес

Лев Дуров рассказывает: «В театре имени Ленинского комсомола шел премьерный спектакль о семье Ульяновых. Володю играл Гена Сейфулин, Александра — Саша Покровский, а мать — Софья Владимировна Гиацинтова. Сцена отъезда Александра — он отправляется убивать царя. Входит Володя, видит чемоданы и спрашивает: «Саша, ты куда?» Тот отвечает: «В Ленинград». Гиацинтова закричала, что не выйдет на сцену. И не вышла. Занавес опустился, спектакль был сорван. И только один Покровский не мог понять, что же он такого сказал».

Понял...

Рассказывает Ролан Быков: «На съемках картины «Звонят, откройте дверь» режиссер Александр Митта попросил меня поработать с Леночкой Прокловой, которая играла главную роль. А было ей 12 лет, и у нее никак не получалось с волнением произнести «Сбор сорвался». Я испытал все свои нехитрые, но выработанные годами способы влияния на ребенка. В конце концов есть такой прием — накричать. «Как же ты не понимаешь, — заорал я на Леночку, — сбор сорвался!» А она в ответ спокойно: «Ну и черт с ним!»

«После фильма «Автомобиль, скрипка и собака Клякса» я купил себе новую машину. «Где она будет стоять?» — спросила жена Лена. «Во дворе. У нас чудесный двор». — «У нас полный двор шпаны»? — уточнила Лена. «У нас полный двор подростков, — поправил я ее. — А кто лучше меня знает подростка? Не волнуйся, все будет тип-топ». Назавтра я подозвал к себе самого крутого подростка: «Как тебя зовут?» — «Леха, а что?» — «Вот что, Алексей, каждый день будешь иметь от меня на мороженое, но чтобы никто мою машину пальцем не тронул. Понял?» — «Понял», — кивнул Леха. Утром я вышел к своей машине и остолбенел. Крупно, гвоздем, на капоте было нацарапано: «Попробуй тронь! Леха».

Многостаночник

Николай Гринько, выходя из просмотрового зала: «Так и представляю себе, как режиссер этой картины два года тому назад пришел на студию с заявлением: «В связи с тяжелым материальным положением прошу разрешить мне написать сценарий и музыку, сыграть главную роль, а жене — роль героини, а также поставить этот фильм, как режиссер и снять, как оператор».

Дочь режиссера

Никита Михалков рассказывает о своей трехлетней дочери: «Как-то Надюша взяла подмышки мой портфель и сказала: «Я пошла на «Мосфильм», буду работать режиссером». — «Что же ты там будешь ставить?» — спрашивает ее дед. На секунду задумавшись, отвечает: «Горчичники».

Склероз

Мария Миронова с иронией говорит о своем возрасте и о сопутствующем ему склерозе: «Звонят в дверь. Открываю: «Вам кого?» Стоит девушка, видимо, наш новый почтальон: «Мне — Марию Владимировну Миронову». — «Я у телефона».