В начале этого года имя пианиста Павла Гинтова чаще стало появляться в украинских СМИ и в соцсетях в связи с его участием в протестных акциях против агрессивной политики РФ по отношению к нашей стране. Павел живет в США, концертирует по всему миру, гордится украинскими корнями (родился в Киеве, обучался в школе им. Н.Лысенко у И.Бариновой). В интервью ZN.UA талантливый пианист рассказал о реакции оркестрантов Валерия Гергиева на "украинский вопрос", а также поделился впечатлениями об особенностях творческой работы на Западе и в США в частности.
- Павел, как получилось, что вы, поддерживая Украину, довольно активно проявили себя в общественно-политической жизни американской музыкальной среды?
- Вы, вероятно, имеете в виду протесты против так называемых "подписантов", в которых я принимаю участие?
Меня поразило, что известные российские деятели культуры подписали позорное письмо, одобряющее оккупацию Крыма и путинскую агрессию против Украины. Вскоре после появления этого письма дирижер Валерий Гергиев давал в Карнеги-холле концерт с Мюнхенским оркестром. И я рассказал об этом моим друзьям, с которыми мы проводили митинги и другие различные акции в поддержку Украины в Нью-Йорке.
Для меня проблема "подписантов" принципиальная. Но, честно говоря, я был удивлен тем, насколько серьезно мои друзья-немузыканты отнеслись к этому вопросу. У нас сформировалась целая протестная группа с постоянными участниками. Со временем к нам стали присоединяться другие творческие люди - музыканты, художники, театральные артисты, считающие неприемлемым использование людьми искусства своей репутации для пропаганды насилия и войны.
- Знаю, что в связи с этим в США были инциденты, связанные с оркестром знаменитого Валерия Гергиева…
- Да, это было во время одного из наших протестов. В тот день Гергиев дирижировал оркестром Мариинского театр в Карнеги-холле. После концерта оркестранты проходили мимо нашей группы активистов - и говорили некоторые, мягко говоря, неприятные вещи. Для них украинский флаг был поводом для насмешек и грубых замечаний. Некоторые их высказывания я описал на своей странице Facebook… Это вызвало большой резонанс, информация попала на страницы газет. Многие московские коллеги после этого ополчились против меня, обвинили во лжи.
К сожалению, я ничего не придумал. Просто описал случай. Потому что был шокирован агрессией музыкантов… А для других участников протеста в этом не было ничего необычного. За год они почти привыкли к подобному цинизму, к такой жестокости, бессердечности, какой раньше даже представить не могли. А я не мог поверить, что российские музыканты на такое способны...
- Ну да, вы же обучались в московской консерватории, у профессора Льва Наумова… Кого-то вспоминаете из того периода?
- Лев Николаевич однажды сказал такую, на первый взгляд, странную вещь: музыкант на сцене должен чувствовать некую неловкость, даже стыд. Ведь он с залом, полным незнакомых людей, делится самым сокровенным, таким, о чем бывает очень непросто говорить даже самым родным людям. Поэтому настоящий музыкант может быть очень благородным, светлым человеком, иначе кого будет трогать это его "самое сокровенное"? Для меня Лев Николаевич стал подтверждением этой мысли. Иногда он играл во время уроков, показывал буквально одну фразу, а у меня сердце сжималось и появлялся ком в горле от невероятной искренности и бесконечного добра, наполнявших его игру. Льва Николаевича не стало в августе 2005 года. Это было ужасное горе для всех, кто его знал. Я тогда перешел на пятый курс и последний год занимался с его ассистентом, Даниилом Эдуардовичем Копыловым. У меня вообще были потрясающие педагоги в Москве… Все они не только педагоги, не только профессионалы высочайшего класса, но и удивительнейшие люди. Мне повезло, что я у них учился.
- Какой музыкальный конкурс для вас оказался наиболее значимым в карьере?
- Наверное, для каждого самый важный конкурс - тот, который принес наибольший успех. Для меня это конкурс в японском городе Такамацу, победа в котором дала мне много хороших концертов: в Берлинской филармонии, в зале Верди в Милане, во множестве городов Японии. Но вообще мое отношение к конкурсам сложное. Я считаю, что идея сравнивать музыкантов, артистов - абсурдная и вредная. Ведь искусство очень субъективно, оценка его - дело вкуса. Это не спорт, где есть объективные показатели: можно пробежать стометровку быстрее других или забить больше голов. А каждый настоящий артист интересен по-своему. Представьте, если бы можно было устроить конкурс, в котором участвовали бы все Великие: Рахманинов, Горовиц, Рубинштейн, Гульд, Гилельс, Рихтер... Любой результат был бы смехотворным! Засилие музыкальных конкурсов сегодня приводит к усредненной игре, к тому, что искусство превращается в спорт, в бизнес, в политику. И это очень печально.
- Вы уже несколько лет живете и учитесь в Нью-Йорке. Как оказались именно в этом городе? Есть планы вернуться в Украину или будете продолжать карьеру в США?
- Еще, будучи студентом пятого курса консерватории, я получил стипендию в Манхэттенской Школе Музыки, оплачивавшую мое обучение и проживание в Нью-Йорке. Я окончил тут магистратуру, в этом году оканчиваю уже докторантуру. Степень доктора нужна здесь чтобы преподавать в вузе, и я поступал с прицелом на это. Но события последнего года сильно повлияли на меня, и мне бы очень хотелось быть полезным Украине…
- Что думаете о положении дел на музыкальном рынке Запада и США в частности?
- Система образования в США очень отличается от нашей. В каждой есть плюсы и минусы. Американское образование невероятно дорогое и напоминает бизнес: студент платит определенную сумму за определенное количество часов, педагоги получают очень неплохие зарплаты. Некоторые педагоги так и занимаются "по часам", без оглядки на результат. Практически невозможно представить себе, чтобы педагог в Америке назначал дополнительные бесплатные уроки для помощи в подготовке к важному концерту или конкурсу. В Нью-Йорке я учился у Нины Яковлевны Светлановой, ученицы Генриха Нейгауза. К счастью вышло так, что и в рамках американской системы образования я остался с родной нейгаузовской школой. Родной, потому что и мой московский учитель Лев Николаевич Наумов, и моя бабушка Берта Львовна Кременштейн, у которой я жил в Москве и которая была одним из самых близких людей, были учениками Нейгауза.
- Как исполнитель, что вы предпочитаете: классику или романтику, есть ли современная зарубежная и украинская музыка в вашем репертуаре?
- Как говорил Нейгауз, "музыкант должен быть всеядным". Я всегда ищу что-то необычное: интересные, редко исполняемые произведения, новую музыку. Пытаюсь составлять программы, где все произведения объединены одной идеей. Сейчас под влиянием происходящих политических событий готовлю две новые программы: украинской музыки и музыки, связанной с Украиной. Это произведения Левка Ревуцкого, Виктора Косенко, Бориса Лятошинского, Игоря Шамо, Мирослава Скорика.
- В какой ипостаси вам сегодня комфортнее - как солисту, концертмейстеру, камерному ансамблисту?
- Чаще всего приходится находиться на сцене одному, это, конечно, самое привычное. Очень люблю играть с оркестром, в этом году сыграю четыре концерта, которые раньше никогда не играл: Первый и Второй Д. Шостаковича, Четвертый Л. Бетховена и концерт Эдварда Грига. Очень жду этих выступлений. Играть камерную музыку - особенное удовольствие, совместное творчество. Моя сестра Ирина Гинтова - прекрасная скрипачка, мой любимый партнер, настоящий единомышленник. К сожалению, мы находимся далеко друг от друга (она живет и работает в Швейцарии) и не можем играть так часто, как этого хотелось бы.
- Ваш круг общения в США? Есть ли в нем украинцы, русские? Есть ли вообще друзья - за океаном?
- У меня много друзей на разных континентах. Правда, отношения с русскими для меня больная тема в последнее время. После Майдана, а тем более после ситуации в Крыму. Здесь были ужасные разочарования, даже среди близкого круга друзей. Было тяжело. Эти страшные события стали лакмусовой бумажкой, стало очевидно, кто есть кто. Тем не менее, у меня много замечательных друзей среди россиян. Мой самый близкий друг здесь в Нью-Йорке - москвич.
Если уместно искать в отрицательных моментах некий позитив, то эти моменты принесли и множество новых друзей, единомышленников…
В январе прошлого года я практически не отрывался от компьютера, смотрел трансляции из Киева. Сходил с ума от страха, отчаяния, бессилия. И не с кем было даже поговорить! Здесь, в США, все жили своей жизнью, занимались обычными делами, обсуждали погоду и спорт.
Тем, кто пережил все это в Киеве, мои слова, возможно, покажутся смешными. А когда я здесь, в Нью-Йорке пошел на первый митинг, достаточно было посмотреть на выражения лиц тех, кого я там увидел, увидеть их глаза, чтобы понять, что они чувствуют то же, что и я. Незнакомые люди подходили, молча обнимали друг друга, плакали…