ПЕРВАЯ ЛЕДИ УКРАИНСКОГО КИНО

В минувшее воскресенье в Кинопалаце начал демонстрироваться фильм Киры Муратовой «Второстепенные люди». Картина эта с интересом, как и все, что делает Муратова, была принята на многих серьезнейших кинофорумах, а на «Кинотавре-2001» получила одну из престижных премий — приз ФИПРЕССИ. На мой взгляд, эта работа — новый этап в творчестве режиссера. Она пересмотрела свою нелюбовь к человечеству, которое, может, и не заслуживает любви, и мудро-иронично, почти фарсово рассматривает его с горькой иронией.

Кира Георгиевна человек мало общительный, не занимающийся саморекламой, не любящий давать интервью, поэтому я особенно ценю ее согласие на беседу, которая начиналась достаточно трудно. Первый же вопрос о ступенях, по которым вела ее жизнь, был воспринят как вторжение в пределы закрытой для всех личной истории. А потом мы поняли друг друга.

— Этапы моего творчества — фильмы, вот и все, никаких других этапов я не наблюдаю. Это единственно, о чем я хочу говорить, я человек закрытый.

— Кира Георгиевна, что дает первоначальный посыл для творчества — жизнь, литература, философия?

— Все вместе взятое, и все это есть в картинах. Не нужно требовать от автора ни пояснений, ни разъяснений — все выложено «на бочку». Понял зритель что-то — прекрасно, не понял, отверг — ужасно, но факт.

— У вас так много Одессы в фильмах, вы воссоздаете неповторимую местную ауру, а ведь вы не одесситка…

— Нет. Я вообще существо мигрирующее. Родилась в Молдавии, когда она была еще Румынией. Жила в Румынии, Молдавии, Ташкенте, Москве. После ВГИКа переехала в Одессу. Идеология в нашей семье была коммунистической, и воспитание было сугубо советским и русским. Поехала в Москву, думая, что там останусь, но мой первый муж был харьковчанином и хотел жить в Украине. Приглашение было на Одесскую студию, даже предложили сценарий Ивана Гольдина. Вот с тех пор я там как лежачий камень и лежу. Очень люблю всякий местный колорит, увлекаюсь им, какой бы он ни был. Должна сказать, мне совсем не понравилась Одесса как место личного проживания. Для меня из жизненного антуража там нет ничего, кроме моря. Но я стала смотреть вокруг, и местный колорит, который везде и всюду существует, а в Одессе он с таким сильным духом — и пахнет, и воняет, — не мог не поразить. А так как снимала там, брала все самое яркое. Единственный фильм, который не там снимала, — «Познавая белый свет». Он снимался в Ленинграде, остальные все — в Одессе. И очень много у меня одесситов не актеров, которые вольно или невольно окрашивали своим говором, манерами кино. Создавалось ощущение, что это все я. Но это одежда, а одежда, в свою очередь, надета на чем-то, еще и то же самое могло происходить в каком-то другом месте. В чем-то было бы схоже, а в чем-то — нет.

— Кто из непрофессиональных актеров, которые пришли в кино благодаря вам, остались там?

— Рената Литвинова, например. Она была сценаристкой, а я ее сделала актрисой. Сегодня она уже меньше сценаристка, больше актриса. Замечательно талантливый человек Сережа Попов. Я не верю, что кто-то кого-то может сделать, — делаешь того, кто делается. Нина Русланова снималась у меня будучи студенткой первого курса. Не будь этой работы, ее нашел бы кто-то через год. Талантливый человек все равно придет туда, куда его тянет нюх. Многих из моих неактеров я продолжаю снимать из фильма в фильм.

— Режиссер Муратова когда-то очень доверяла артистке Муратовой. Куда же та пропала?

— Это вообще случайно получилось. Я стала актрисой, уже начав снимать. Была профессиональная актриса, которая работала в этой роли. Репетируем — все в порядке, а на экране что-то не получалось, не нравилось. Пришлось замечательную артистку снять с роли. Создалась патовая ситуация — либо останавливать кино до неопределенных времен, либо… попробовать самой. Попробовали, пошло, вот и все.

— А тяжело у себя сниматься?

— Очень. Если ты не богач какой-нибудь феноменальный. Потому что усталость совсем другая — актерская и режиссерская. Не двойная, а разная, даже чисто физически. Вот ты — усталый режиссер, очень усталый: валишься с ног, мешки под глазами, голова грязная, голос пропал. Ну и что? А как актриса ты должна быть в форме каждый день. Актеров часто обвиняют в «примадонстве»: цепляются к гримеру, ассистенту, костюмеру. Они так обнажают свои нервы, приходят в ранимое состояние, чтобы появиться в форме на площадке. Душевный стриптиз необходим, чтобы начать играть. А ведь у остальных людей эти нервы закрыты. Актер по природе своей обидчивый, эгоцентричный ребенок. Играет, например, осветитель в карты. Как режиссеру мне на это наплевать, он свое дело сделал, но как актриса я возмущена тем, что он не смотрит на мою работу, это недопустимо. Совмещение реально, когда можешь себе позволить вальяжно снимать. Захотел — пришел, захотел — ушел. А при существующем жестком графике совмещение нереально.

— У вас есть имя, на которое должны «слетаться». Как часто к вам обращаются с какими-то историями, сценариями?

— Часто, но обычно это нехорошие сценарии. Никогда ко мне случайно ничего хорошего не попало.

— А что для вас бывает тем самым манком?

— Знаете, бывает даже плохой сценарий, но что-то в нем должно непонятным образом, как в любви, зацепить. Например, я снимала по мотивам Сомерсета Моэма фильм «Записка». Это один из самых слабых его рассказов, но что-то там меня так цепляло, волновало. На первый взгляд, совершенно второстепенно — бульварные моменты. Это можно переделывать, переиначивать, скраивать совсем по-другому, но основа должна тебя зацепить.

— Кира Георгиевна, ваша творческая жизнь никогда не была абсолютно безоблачной, а если предположить, что есть деньги, вы свободны в своем выборе, что стали бы делать?

— Сложно говорить умозрительно. Одно дело, когда снимаешь фильм за фильмом, другое — когда вынужден делать огромную паузу даже в процессе съемок. Перегорает масса вещей. У меня есть много сценариев, которые лежат, когда-то хотелось их делать, теперь не хочу. Не потому, что они устарели — для меня они перегорели. Должно совпадать наружное и внутреннее. Наверное, могла бы снимать подряд, но никогда не пыталась… Сейчас ничего конкретного снимать не хочу. Работать хочу, съемки и монтаж — два моих любимых занятия, но конкретики нет. Заставлять себя не умею, бессмысленно.

Состояние неопределенное.

— Кто помог сделать «Второстепенных людей»?

— Губернатор Одесской области Гриневецкий, который сам предложил нас профинансировать. До него никто никогда в кино мне этого не говорил, а тут человек со стороны. Я это очень ценю. Потом присоединилось Министерство культуры в лице Анна Павловны Чмиль. Спасибо им.

— Вы всегда подчеркиваете, что нельзя делать кино для всех, а для кого его делать?

— Кино можно делать только для себя. Ты слышишь свой голос внутри, желание, страсть, идешь за этим и надеешься, что это будет нужно всему человечеству.

— Но для вас важно быть понятой?

— Не знаю, это так абстрактно. Мне кажется, что я хочу нравиться всем и многим. Особенно тем, кто может дать мне деньги, чтобы дальше снимать. Прямое тщеславие у меня отсутствует, я отшельница по натуре. Например, на фестивале люблю фильмы смотреть, больше ни-че-го. Ведь это такое удовольствие — смотреть фильм на большом экране.

— Какие, на ваш взгляд, сегодня перспективы у кино?

— Когда-то мой муж сказал, что все, сделанное художником, — украшение стен. (Смеется.) Так вот, все, что проецируется на экран, — уже кино. Плохое, хорошее, интеллектуальное, говорящие головы — это кино. Когда оно удачно в этой своей форме, его хвалят. За это же могут и поругать. Все разговоры о том, что какой-то вид искусства вот-вот умрет, непродуктивны. Просто каждое время выдвигает «свой» вид искусства на первый план. Остальные находят свою нишу и продолжают в ней жить.