Пациенты господина де Мольера

«Мнимый больной» Жана-Батиста Мольера разнообразил репертуарную афишу Национального театра русской драмы имени Леси Украинки. Режиссер Аркадий Кац (Россия) перечитал старинный фарс с чувством, с расстановкой. И с учетом того, что великий автор (и, разумеется, его популярнейшая комедия) впервые (!) представлен на сцене этого киевского театра.

Невероятно, но факт. Действительно - впервые.

Кого только ни ставили в этом театре за девять десятилетий. М.Соболя ставили, А.Софронова ставили, В.Гусева ставили, А.Штейна ставили. М.Гараеву вкупе с В.Врублевской ставили тоже.

(Стоит ли напоминать про Рея Куни?)

А Мольера - ни разу.

Комедь да и только. (Какая-то «комедия репертуарных положений».) При том, что в разные периоды жизнедеятельности труппы было кому всласть сыграть красавцев и мерзавцев Жана-Батиста (В.Бессараб, Е.Паперный, Г.Кишко, Г.Дрозд, многие другие замечательные артисты)…

«Мнимый больной» нынче декларируется театром как поклон Мольеру в честь его непатетического юбилея: 390 лет со дня рождения.

Это так. И не так.

На мой взгляд, данный спектакль - в первую очередь - желание найти хорошую выигрышную роль (каковой является мольеровский мнимый больной Арган) такому же хорошему и выигрышному актеру… Каким является Давид Бабаев.

Могу поспорить: уже в следующем году, когда актер будет отмечать свою патетическую круглую дату, руководство театра именно эту постановку и преподнесет как его бенефис. И обоснованно. Эта премьера - еще одна заметная роль в персональном творческом реестре артиста (особенно после Наполеона в пьесе Иржи Губача).

И пусть с последующей сентенцией категорически не согласятся отдельные работники литчасти театра, однако… Однако именно Д.Бабаев - редкий тип «мольеровского актера». Легко-увлеченно мог бы играть в труппе самого Автора («при дворе») еще в XVII веке (если бы жил в те времена). А так как играет главные роли на рубеже ХХ-XXI вв., может лишь посетовать на «судьбу-индейку», что до сих пор не было у него на сцене радостной встречи с мольеровскими экземплярами. А мог бы… И Мизантропа, и Тартюфа, и Журдена, и Скапена, и Гарпагона. При соответствующей режиссерской интерпретации (разумеется).

Разные герои Мольера вроде непроизвольно «выточены» под него. Будто бы роковая шинель для Акакия Акакиевича. Да и сам Бабаев, повторюсь, как тип «мольеровского актера», ощущает комедию не банально. Понимает ее как метаморфозы человеческого характера, а не идиотское жеманство (к чему назойливо и «успешно» стремятся некоторые его коллеги).

В Мольере (на примере премьеры) артисту присуще умеренное резонерство. В роли Аргана (смешного чудака, поглощенного манией исцеления) его отличает внутренняя «сложность» сценического существования. Даже личный (явно непростой) характер этого исполнителя становится эдакой «приправой» для дополнительного прояснения тайных свойств классического персонажа.

То есть в Мольере Бабаев играет не комедийный «контур», а психологическую сердцевину.

Вообще, есть порочная «традиция» смотреть на Аргана (в провинции особенно) сквозь призму некоей придурковатости: мол, свихнулся человек на лекарствах, так и будем над ним три часа потешаться. Но Бабаев представляет не растерянного ипохондрика, а злого и хитрого аналитика. Играет не «комедию характера», а скорее «драму характера», может быть, даже обреченного человека.

Когда его Арган орет «…вовсе я не добрый, вовсе даже злой! И если захочу, то…», то произносит это не самодур, а субъект, который «знает, что говорит». И тогда - берегитесь.

Очевидно, что у этого Аргана - «все под контролем». И все затеянное им (в связи с врачами и болячками) - лишь часть его коварного плана… Суть которого - присмотреться еще пристальней к дому, его обитателям - возможным соискателям места на «троне».

Между тем режиссер А.Кац и водружает «больного», как короля, на «трон» посреди небольшого подиума. Как бы сцена на сцене. И как бы концепт: весь мир - театр, а все люди в нем - «больные», но веселые пациенты. И место главного героя в столь сложной авантюре - определено. Он центр, он пуп земли, вокруг которого все должно крутиться-вертеться. И окружающие непременно должны поверить в его игру в поддавки.

Вот ведь как бывает в драматическом театре… Непростая личность артиста (в унисон программным реляциям режиссера-постановщика в буклете за 10 грн.) действительно «усложняет» структуру сценического повествования. Ее внешне беззаботное праздное настроение. Герой Бабаева - на сцене (в данном спектакле) - не «мнимый», а подлинно больной человек из истории господина де Мольера. Заметно помятый. Подрастерявший прежнюю прыть. А все же желчный и жаждущий интриговать, манипулировать, властвовать, играть - до последнего вздоха и выдоха.

В связи с конкретным артистом внешняя мольеровская фабула и выворачивается во внутреннюю «многоходовку». Когда мнимое - подлинно, а подлинное - мнимо… Режиссер и актер предумышенно намекают: Арган - это и есть Мольер, который в роли Аргана… Цитата из М.Булгакова, которой нет в буклете за 10 гривен: «Мольер все время хворал, хворал безнадежно, затяжным образом, постепенно все более впадая в ипохондрию, изнурявшую его. Он искал помощи и бросался к врачам, но помощи от них он не получил. И, пожалуй, он был прав в своих нападках на врачей, потому что время Мольера было одним из печальнейших времен в истории этого великого искусства, то есть медицины. Мольеровские врачи в большинстве случаев лечили неудачно, и всех их подвигов даже нельзя перечислить. Гассенди, как мы уже упоминали, они уморили кровопусканиями. Совершенно недавно, в прошлом году, один из врачей отправил на тот свет одного хорошего друга Мольера, Ле Вайера, трижды напоив его рвотной настойкой, абсолютно противопоказанной при болезни Ле Вайера. Ранее, когда умирал кардинал Мазарини, четверо врачей, вызванных на консилиум к нему, стали предметом посмешища у парижан, потому что вынесли четыре разных диагноза! Словом, мольеровское время было темное время в медицине». Конец цитаты.

Возможно, это не сразу и не всеми «считывается», но, видимо, так и стоит сегодня играть Мольера… Вглубь, вразрез. Вне пустяшной фарсовой экстатичности, зато с припрятанным «секретом» во внутреннем кармане нарядных одежд драматурга…

При том, что спектакль г-на Каца предоставляет зрителю немало других забавных «секретов». Действо он начинает еще до третьего звонка. Гаснет в зале свет. На сцену выходит актер. Садится за столик спиной к залу. К нему подходят гримеры. Затем - обращение к зрителю: выключите телефоны, потому что в театре Мольера артистам ничто не мешало.
И после третьего звонка - главный «секрет»…

…«Большая» сцена воспроизводит ту самую сцену «малую». Где и разыграется комедия характеров. Над тем-таки крохотным подиумом (где водружен «трон») нависает огромная (увеличенная) рама от зеркала. И чем-то она похожа на палубу затонувшего корабля, который только подняли из глубин океана. (Как и Мольера - с пыльных полок.) Эдакими «парусами» в этой раме (на этом же «корабле») смотрятся старинные гравюры с изображениями мольеровских вечных героев. То есть «театр» не заканчивается. Нигде и никогда. Ни на дне океана. Ни в доме Аргана. Ни в труппе на улице Хмельницкого.

Образная и стильная конструкция (сценограф Татьяна Швец) уместно подыгрывает сюжету. Уводит его из координат локального места и конкретного времени, а будто бы приподнимает «над»… То есть Мольер - «над» всеми. Поскольку с течением столетий ничто не меняется в характере человека. Глупость и подлость, простодушие и властолюбие, достоинство и низость, любовь и предательство - все, что доктор прописал, все, что «диагностировал» Мольер на века, навсегда.

Общее настроение (и восприятие) спектакля г-на Каца можно обозначить как «комфортность». Режиссер прямо выворачивается, чтобы всем было приятно. И худруку - касса обеспечена. И артистам - у многих выходы «концертные», а главный герой, как замечено выше, весьма удобно обустроен на троне (во избежание лишних телодвижений).

Да и зрителям хорошо - с ними шутят, разрушая «четвертую стену», обращаясь напрямую, выискивая дипломированных врачей прямо в партере.

Как точно заметила когда-то замечательный критик Наталья Казьмина (по другому поводу), подобные постановки - как «вид альтернативного отдыха». Всем комфортно и всем хорошо.

За два с лишним месяца репетиций Аркадию Фридриховичу все же удалось поймать «ощущение комической поэзии Мольера» (цитируя Г.Бояджиева). Его спектакль - не банален, не глуп. Скорее, элегантен. В добром звучании «традиционен».

Есть определенный оптимизм и в отношении отдельных артистов, которых г-н Кац частенько задействует в своих представлениях. Для таковых комедия Мольера оказалась более податливой и упругой, нежели, скажем, классическая русская драматургия. Как-то вольготнее им во французском-то фарсе! Хотя и «есть над чем работать» (как сказали бы руководители советских предприятий). Разные герои (в спектакле Каца) - лишь «один план». Без оттенков. И без проявлений скрытых свойств человеческих характеров (что, к счастью, осуществилось в отношении главного персонажа). Беральд, брат Аргана (Александр Гетманский), - только отрешенная «публицистичность» в желании образумить родственника. Клеант, молодой человек, влюбленный в Анжелику (Вячеслав Николенко), - комедийное озорство. Белина, вторая жена Аргана (Ирина Новак), - красивость и убедительная коварность в своем желании сдыхаться «мучителя» (правда, убедительна она до того момента, покуда не вспомнишь телефильм 80-го, когда Гундарева в той же роли у «одра» Аргана за одну минуту проживала едва ли не чеховскую сцену...). Уверенно и явно с удовольствием выходят на сцену в этом спектакле Виктор Кошель (Пургон), Олег Комаров (Флеран), Елена Тополь (Анжелика), Игорь Завгородний (Жан), Андрей Коваленко (Андре), Артем Емцов (Жорж). Правда, изумляет привкусом телевизионной пошлятины сцена врача Диафуаруса и его сына Тома (Михаил Аугуст и Владимир Осадчий), когда исполнители излишне педалируют «еврейский шарм» одесского Привоза. (Хореографические явления «иду я к вам, друзья цыгане!» - тоже безвкусица, контрастирующая с общим стилем постановки.)

…Театр - как врач: то калечит, то лечит. И вот Мольер - в живой и обаятельной режиссерской интерпретации (судя по переполненному киевскому залу) - явно «то», что многим и нужно сегодня. В том числе и театру, который вспомнил давнишний сценический принцип: «Развлекая, поучать!» (Это все же лучше регулярного цирка на ТВ: «Кривляясь, отуплять!»)